Рингил Эскиат стоял, прислонившись боком к перилам, одна нога в сапоге все еще покоилась на последней ступеньке трапа. На его лице застыла жесткая кривая усмешка, но при этом он как-то странно сутулился, словно прятал под плащом тяжелую рану; словно, несмотря на теплую и приятную ночь, единственным из всех чувствовал ледяной ветер, дующий непонятно откуда. Левая рука сжимала поручень до побелевших костяшек – и, судя по ним, а также по сгорбленным плечам, он удерживался в вертикальном положении в основном благодаря этой хватке. Друг Воронов в ножнах выглядывал из-за правого бедра и над левым плечом, как будто Рингила проткнули наискось гигантской портновской булавкой, чтобы удержать на месте. Даже в мягком свете Ленты он выглядел бледным и больным.
– Мой господин? – неуверенно произнес кто-то.
Уродливо ухмыляющийся рот искривился.
– Вы говорили о моей матери?
И Рингил рухнул лицом вперед на палубу.
Он смутно осознавал, что его подхватили и понесли обратно к двери каюты, выходящей на главную палубу. Услышал сдавленные возгласы, когда они заглянули внутрь и решили все-таки не заносить его туда. Слабая ухмылка промелькнула на его лице.
«Мог бы и предупредить».
Но правда заключалась в том, что он не сумел бы этого сделать ни сразу, ни сейчас. Он слишком обессилел и мог лишь болтаться в руках людей, которые его держали. Даже ухмылка оказалась мимолетной: мышцы лица слишком ослабели, чтобы долго ее удерживать.
– Несите его на другой конец палубы, – решил кто-то. – Меч уберите, он волочится. Кто-то из нас об него споткнется и полетит кувырком. Кто-нибудь, разбудите капитана.
Он почувствовал, как его снова подняли выше, понесли под раздувающимися огромными парусами, под аркой Ленты и звездами…
Уложили на что-то более мягкое, чем палуба, – позже он обнаружил, что это был один из плетеных ковриков, предназначенных для сна на палубе в теплую погоду. Они отступили, и он позволил голове безвольно упасть набок. Вдоль палубы, на другом конце шкафута, виднелась дверь его каюты, все еще приоткрытая и болтающаяся на петлях. Внутри медленно плавали зловещие огни, наружу выползали щупальца влажного тумана, раздавались слабые стоны. То и дело слышались звуки, похожие на падение чего-то мокрого и тяжелого или на суетливую беготню крабов по камням.
Он безучастно наблюдал за происходящим, в то время как обрывки воспоминаний дождем сыпались в его мозг, словно камни, брошенные со стены осажденного города. Самые последние из них было легче всего подобрать: то, как он соскребал глифы с петель, замковой пластины и косяка своим шилом, упираясь в дверь, чтобы не упасть, – как вывалился в ночную прохладу и упал – как на задней палубе над ним раздавались голоса, человеческие голоса! – как он цеплялся за перила трапа, поднимаясь, и при каждом шаге сапоги казались немыслимо тяжелыми, но он все шел на звук, к людям…
– Господин Рингил? Дыхание Пророка! Господин!
«Ах». Долбаный Ньянар.
Капитан «Гибели дракона» стоял над ним, неловко придерживая на груди халат. Судя по всему, он был так загипнотизирован происходящим у двери Рингиловой каюты, что чуть не споткнулся о самого Рингила.
– Мой господин Эскиат.
– Как… – Плохо дело: он даже не сумел приподнять голову. Голос звучал еле слышным шипением. – Как далеко до дома?
– Дома? – Ньянар чопорно поджал губы. – Мы плывем в Трелейн, мой господин. По вашему прямому приказанию.
– Да, я это и… сказал. Как… далеко?
– Если мои расчеты верны, послезавтра окажемся у берегов Джерджиса.
«Да уж, если…»
Мысли от усилий казались усеченными и расплывчатыми.
– А… другие суда?
– С нами, оба. Следуют в пределах видимости. Но, мой госпо…
– Хорошо. Отлично. – Гил сумел слабо кивнуть, указывая вверх. Он чувствовал, как угасает, словно догорающая свеча. – Берите рифы. Надо поднапрячься. Подайте сигнал остальным… сделать то же самое. Я перейду… на «Дочь орлана»… как только… передохну.
– Но, мой господин…
– Чего еще?
Ньянар в ужасе ткнул пальцем.
– А с вашей каютой что делать?
Рингил снова повернул голову, вглядываясь в огни и ползущий стонущий туман.
– О, – еле слышно произнес он. – Это. Просто… просто закройте дверь. Заприте… снаружи. Все… все исчезнет к утру.
Так и случилось – более или менее.
Он проснулся через четыре часа с первыми серыми проблесками рассвета, под голоса сменяющихся с вахты на корме. Палуба под ним медленно покачивалась, а когда он открыл глаза, то увидел резко выделяющиеся на фоне бледнеющего неба высокие мачты с полностью убранными парусами, похожие на платформы для распятия. Он с трудом пошевелился, сел. Обнаружил, что его укрыли целой кучей одеял, спихнул их в сторону, после чего поднялся на ноги, пошатываясь, и взглянул на воду. «Дочь орлана» и «Обагренная пустошь Мэйн» стояли в паре сотен ярдов по правому борту, покачиваясь на волнах в том же мягком ритме, который он ощущал под ногами. Кажется, несколько фигур на палубе таращились на него в ответ.
Из-под одеял выглядывал Друг Воронов – похоже, Рингил спал с мечом. Он поднял клинок в ножнах и отправился к своей каюте, переставляя ноги будто свинцовые. Попытался открыть дверь и обнаружил, что она заперта. Ну да, точно. И ключ забрали. Он уже начал оглядываться по сторонам в поисках кого-нибудь, чтобы спросить об этом, когда воспоминания вдруг сдвинулись в голове, словно плохо уложенные ящики в трюме.
Слабая улыбка тронула его губы.
Он посмотрел на замок – и тот поддался. Услышал щелчок, когда механизм повернулся и засов отодвинулся. Щелкнул языком – и дверь услужливо распахнулась.
Внутри была каюта – и больше ничего.
Прищурившись и скосив глаза, он заметил короткие вспышки синего света по углам, словно дырявые занавески или полотнища паутины, потревоженные легким ветерком; разинутую пасть горгульи, на которую предпочел не смотреть. Но в основном призраки, которых он приволок с собой, исчезли. Был один трудный момент, когда деревянная обшивка дальней стены превратилась во влажный известняк, наклоненную вовнутрь каменную стену, с которой в лужи у подножия с мелодичным плеском капала вода, и вся эта стена была изрезана глифами, от которых по спине пробежал холодок, а где-то наверху слышался удаляющийся перестук суетливых костлявых конечностей…
Рингил моргнул – и все исчезло.
Он вошел и поставил Друга Воронов в угол. Его так и подмывало лечь на койку и снова заснуть на несколько часов, но нужно было заняться делами, и к тому же, если он перестанет следить за потолком, оттуда снова начнет капать вода. «Теперь она будет тебя искать, – говорит ему Хьил на вторую ночь в лагере возле утесов. – Когда ты покинешь Задворки и вернешься в собственный мир, частицы вероятностей икинри’ска, которых ты коснулся, протиснутся следом за тобой. Они не причинят вреда тебе или, вероятно, кому-то другому, но будут следовать за тобой несколько дней, как дурной запах, если переход окажется поспешным. Постарайся все спланировать и проскользнуть плавно, если сумеешь. Так ты сведешь эту хрень к минимуму».
М-да, на этот раз у него не вышло «проскользнуть плавно», он…
«А давай мы пока оставим это в покое, хорошо, Гил?»
Вскоре на воду спустили шлюпку и его доставили на борт «Дочери орлана». Два гребца были морпехами, их лица он помнил по нападению на Орнли, но имена где-то затерялись. Они с уважением его поприветствовали, когда он спустился в шлюпку, и всю дорогу не издавали ни звука, если не считать ритмичное пыхтение от работы веслами.
На другом корабле, поднявшись по лестнице, Рингил увидел ожидающего Ракана.
– Мой господин. – Тоска во взгляде юноши была почти осязаема. Рингил испытал проблеск воспоминаний – Хьил согнулся над его коленями в палатке, работает ртом, – и на миг его одолели угрызения совести. Но потом все прошло. Слишком о многом следовало поволноваться прямо сейчас.
– Ракан. – Он слегка коснулся руки другого мужчины. – Рад снова видеть вас, капитан. Мне нужен от вас хороший подробный отчет, когда у нас обоих выпадет минутка.
Он подмигнул. Капитан Трона Вековечного это увидел и в свете раннего утра заметно покраснел. Сглотнул.
– Да, мой господин.
«Соберись, Гил».
– Но сейчас я хочу, чтобы вы установили лебедку и подняли Кормчего на верхнюю палубу.
Ракан моргнул.
– Анашарала, мой господин?
– Да, этого металлического ублюдка. Наверное, понадобится с полдесятка человек, но мы никуда не спешим, так что вы их найдете. – Он окинул взглядом шкафут. – Мы его положим вон там, у левого фальшборта. Вверх ногами.
– Да, мой господин. – Ракан отсалютовал и пошел собирать своих людей.
– Могу я спросить, что ты задумал? – раздался из пустоты над ухом голос Кормчего, звучащий мягко, но готовый сорваться на крик.
Улыбка Рингила растеклась как кровь.
– Ага, спросить можешь.
А потом он подошел к фальшборту и распахнул часть, к которой цепляли трап, открыв зияющую дыру, по ту сторону которой простирался океан.
Глава тридцать первая
Внизу, на уровне улицы, ветер ощущался слабее, однако он все так же стонал в искореженных руинах у них над головами, как будто продолжал оплакивать город, над которым дул. Они с благоговейным трепетом брели по широким бульварам, мимо груд щебня размером с дворец, и ветер был их постоянным, тихо плачущим спутником. Он пробирался по некоторым улицам, устраивал засады на поворотах в сгущающихся сумерках, бросал в глаза пригоршни песка в самый неожиданный момент. Он единственный нарушал вечернюю мрачную тишину, если не считать хруста их собственных сапог по заваленным обломками улицам и приглушенное бормотание среди мужчин.
– А ну заткнулись, держите ухо востро! – в конце концов был вынужден рявкнуть Эгар. – То, что мы сыты и вооружены, не делает нас неуязвимыми против клинков.
Кто-то сказал что-то дерзкое на тему призраков. Драконья Погибель развернулся.