– А-а. Наконец-то прозрел. Думал, командовать хладными легионами, коих многие тысячи, – то же самое, что и тащить за собой то куцее трио? Думал, ты победил Рисгиллен Иллракскую в одиночку?
Дрожь пробегает по телу – память похожа на вереницу луж, которые искажаются и разбиваются с каждой новой каплей воспоминаний, которая что-то добавляет. Он до сих пор толком не знает, что произошло в Афа’мараге, – только то, что он победил, оставив после себя кровь и руины.
– Ты послала Хьила, чтобы он нашел меня и вывел оттуда, подальше от Ситлоу… – Он сглатывает. – Чтобы он меня спас.
– Я послала обездоленного князя с поручением. Он не знал, что ищет именно тебя. Думаю, к тому времени он уже начал тебя забывать. По крайней мере, воспоминания о тебе тускнели.
Рингил морщится. Игнорирует холодок, который пробегает по спине вместе с этими словами и всем, что они подразумевают. Он цепляется за более важные, насущные вещи.
– В тот первый раз ты послала меня к Хьилу. Ты нас свела. – Внезапно его осеняет. – Может быть, это твое присутствие в Серых Краях так сильно выворачивает время? Ты здесь тоже незваный гость?
Снова тишина, тихое журчание воды, щелчки и скрежет, когда конечности перемещаются на стенах узкого ущелья позади него. Звук, похожий на вздох великана, где-то очень далеко. Прохладный воздух проникает в проход у него за спиной, леденит шею своим прикосновением.
– Ты. Не умеешь. Слушать, – говорит Существо-с-Перекрестка. – Я здесь строитель, и к вящей пользе всего твоего вида. Возможно, стоило бы в связи с этим проявить ко мне некоторое уважение.
– Темная Королева назвала тебя Стерегущей Книгу.
– Прежде чем книгу удастся сохранить, ее надо написать. Оглянись вокруг, маленький герой, и узри, что мои соплеменницы написали в этом месте.
Глифы снова вспыхивают ярко-синим, затем ослепительно-белым, слишком ярким, чтобы смотреть на них прямо. Все темное ущелье озаряется их огнем, и Рингил тонет в неистовом свете. Он поднимает руку, чтобы защитить глаза.
– Тогда почему… – начинает он.
– Почему? Что «почему»? – Кажется, что голос вспыхнул вместе с глифами. Он все еще хриплый и скрипучий, но в нем слышится сила, подобная мощному ледяному ветру. – Почему мы починили этот мир? Почему возились, восстанавливая нанесенный ущерб? Почему зашивали его раны с помощью икинри’ска? Спроси еще, почему мать вырастила тебя, почему отец зачал. Почему дуб расправляет ветви в лучах солнца, а корни свои устремляет в…
– Нет! – Он издает сдавленный вопль: свет глифов делается чересчур ярким. От их сияния приходится крепко зажмурить глаза. – Не это. Почему ты свела меня с Хьилом?
– Скажем так, я почувствовала симметрию. – Внезапно в голосе Существа звучит холодное веселье. – Ты находишь общение с обездоленным князем… неприятным?
– Сама знаешь, что нет. – Он призывает самообладание, силу. Вливает в голос железное спокойствие. – Но мне надоело быть марионеткой для каждой сверхъестественной силы, какая вваливается в кабак. Темный Двор, Кормчие, теперь ты. Достало. Если уж меня втянули в эту дурацкую игру, от которой вы все без ума, я хочу знать, во что играем, и хочу…
От внезапного скрежета когтистых конечностей в узком пространстве за спиной голос Рингила затихает, и слова застревают в горле, когда он чувствует, как когти грубо хватают его сначала под одну руку, потом под другую, потом между ног. Внезапно его приподнимают на ярд от пола, омываемого ослепительным сиянием, и он повисает среди полыхающих глифов.
– Не хочешь быть марионеткой, значит? – Голос опять звучит у самого уха, очень близко. Какая-то подвижная липкая часть ротового аппарата высовывается сбоку, касается шеи, и он слышит тревожные гортанные щелчки: раз, два, три. – Бывают судьбы и похуже, уверяю тебя.
Ракан принес мазь, бинты и низкий деревянный табурет. Он заставил Гила сесть, а затем опустился перед ним на колени, чтобы самому обработать ожоги, что могло бы вызвать удивление, если бы им не приходилось разрываться на части, чтобы контролировать все три корабля. Как бы то ни было, собравшиеся мужчины не проявляли особого интереса к происходящему. Они достаточно часто видели, как перевязывают раны, и не похоже, чтобы плоть черного мага сильно отличалась от чьей-либо еще. Теперь, когда представление с Кормчим как будто бы закончилось, они начали волноваться, и Ракан отпустил их, преодолев пропасть власти между Троном Вековечным и имперскими морпехами с тем, что Рингил счел достойным восхищения апломбом. Молодой капитан теперь явно лучше справлялся со своими обязанностями, когда того требовали обстоятельства. Когда-нибудь из него выйдет отличный командир.
«Да, если ты сможешь доставить его домой целым и невредимым, Гил. Если ты сможешь сделать так, чтобы его не убили в каком-нибудь переулке Трелейна через пару недель».
«О, заткнись. Как будто у кого-то из нас прямо сейчас есть выбор».
«Ну конечно, есть. Поднять паруса и умчаться прочь. Обогнуть мыс по широкой дуге, увернуться от сторожевых кораблей Лиги или как-то их обдурить, если придется, и бежать на юг, пока не окажемся в безопасных водах. Пусть Джирал ведет переговоры, чтобы выкупить остальных невредимыми».
Но он знал, что ничего такого делать не станет, поэтому просто сидел, покорно протянув руку, и смотрел, как его юный любовник-имперец обильно смазывает мазью ожоги на пальцах и на ладони. Наслаждался мягкими скользящими прикосновениями, пока мог. Когда Ракан поднял глаза, Рингил украдкой ему подмигнул. Юноша покраснел и отвел взгляд.
«На хрен обязанности командира. Я бы хотел поглядеть, как он заметно вырастет в другом смысле… Мы же можем уединиться где-нибудь на шесть минут».
«Соберись, Гил. Нет, ну в самом деле. Баланс сил и так достаточно щекотливый, не хватало еще, чтобы вас двоих застукали за милыми ласками».
Ракан закончил с мазью, перевязал руку Гила от кончиков пальцев до запястья и пробормотал над ней короткую молитву. Гил не знал, было ли это проявлением истинной веры, въевшимся обычаем или показухой. Про Откровение они почти не разговаривали. Редкие свидания и украденные часы в суете подготовки к экспедиции были слишком драгоценны, чтобы тратить их на изобретенные другими людьми абстракции, а когда они действительно отправились к Хиронским островам, возможность для чего-то более существенного, чем поспешная близость, выпадала редко. Все это добавляло их отношениям остроты, делало свежими и новыми, но еще оно означало – и Гил, возможно, осознал это впервые, – что он почти не знал этого юношу.
«Умеет наложить хорошую повязку в полевых условиях. – Он подвигал кистью туда-сюда, проверяя, как лежит бинт. – Торс божественный, зад как персик, ноги как у гонца, который разносит приказы маршала в бою. Отсасывает, как будто завтра не наступит. Чего тебе еще надо знать, Гил?»
Он встал и кивнул в знак благодарности. Коротко и мужественно, на случай если кто-то наблюдает. Снова повернулся к Анашаралу. Пару раз прошелся вокруг перевернутого железного корпуса.
– Итак, Кормчий, – беззаботно произнес он. – Ты хочешь мне сказать, зачем на самом деле притащил нас сюда, в эту задницу изведанного мира?
Долгое молчание. Пара конечностей Кормчего раздраженно дернулась, словно хватая воздух.
– Ну ладно, – проворчал он.
Глава тридцать третья
Затишье на поле битвы.
Дневной свет почти погас – Арчет стояла в сгущающемся мраке, среди тишины, пронизанной стонами и сдавленными проклятиями раненых. Она стряхнула с себя оцепенение, в которое погрузилась после столкновения с ящерами, и отправилась собирать ножи. Склонившись над мертвым Чешуйчатым из касты воинов, с трудом вытащила из его глазниц сперва Падающего Ангела, потом – Безжалостного. Это было нелегко: клинки вонзились по рукоять, от натуги жгло рану в боку, и она не один раз порезала костяшки пальцев о защитные шипы, прежде чем закончила. Осознавая, что Драконья Погибель наблюдает, полукровка сдерживала каждый вскрик, что рвался из уст.
– Может, тебе помочь?
– Нет, я сама.
По какой-то непонятной причине Арчет не хотела, чтобы кто-то прикасался к ножам прямо сейчас. Обрывки воспоминаний о битве приходили и уходили, но она не знала, можно ли им верить. Падающий Ангел выпрыгивает из ее сапога в протянутую руку. Безжалостный потерян, растрачен впустую из-за неудачного броска, лежит на мостовой… а потом она его схватила, ведь так? Протянула назад пустую левую руку, каким-то образом его отыскала, каким-то образом узнала, что он там, и…
Она знала, где находится каждый из них.
Ее осенило, когда она сидела на корточках, двигая Безжалостного туда-сюда, потихоньку высвобождая его из костяных гребней вокруг глазницы ящера. С той же уверенностью, с какой она ощущала в руке навершие Безжалостного, она чувствовала и Падающего Ангела, который был рядом, аккуратно лежал рядом с мыском ее сапога, еще не очищенный от запекшейся крови; Убийцу Призраков, который был вон там, торчал из мягкой подмышки рептилии в ярде от башки, возле которой она присела; Хохотушку и Проблеск Ленты, похороненных в глазницах рептилий-пеонов там и еще вон там. Она ощущала их расположение с точностью до дюйма, точно так же, как знала, куда протянуть руку за бокалом во время завтрака, не поднимая глаз от книги на коленях.
«Это медитативное состояние единения…»
Безжалостный вышел со скрежетом, весь липкий. Она подняла его, потом тщетно огляделась в поисках чего-нибудь, чтобы вытереть лезвие. Драконья Погибель молча протянул ей лоскут, уже сильно испачканный.
– Спасибо. Это… что?
Эгар кивнул в сторону обломка здания посреди бульвара. Рядом с ним лежало чье-то изломанное тело.
– Рубашка мальца-капера. Она ему больше не понадобится.
– Да, пожалуй, ты прав. – Она тщательно вычистила Безжалостного, спрятала в чехол на пояснице, подняла Падающего Ангела. – Скольких мы потеряли?