«Ебать. – Рингил попытался сделать невозмутимое лицо, однако… – Ебать».
– И Цитадель, – продолжил Анашарал, – почти наверняка воспользуется возникшей паникой среди верующих, чтобы добиться уступок от императора и начать священную войну на севере.
«Да что ты говоришь», – пронеслась в голове тоскливая мысль.
Он снова сел. Увидел мысленным взором толпы на улицах: топот ног, лес вскинутых рук со сжатыми кулаками. Услышал пронзительную, лающую истерику их песнопений, как будто сам находился в Ихельтете. Все эти рассерженные молодые люди с пылающими очами и крепкими мускулами маршировали тысячами, жаждая пролить кровь во имя Откровения…
– Ага, вот и Империя, о которой ты говорил, – протянул он, все еще скрывая свое потрясение. – Ну, помнишь – та, что построена на достижениях разума и науки?
Кормчий повысил голос:
– Я не говорил ни того, что кириатскую миссию выполнили достойно…
– Как скромно с твоей стороны.
– …ни того, что я на нее подписался!
Рингил моргнул, пораженный не только значением этих слов, но тем, как порывисто они прозвучали. «Вот оно».
Он сидел в кресле неподвижно, стараясь, чтобы осознание не отразилось на лице. Его разум лихорадочно заработал, и родилась уверенность – почти такая же крепкая, как железный панцирь Анашарала. Вот она, та оговорка, та уязвимость, которую он искал, та щель в полированном фасаде Кормчего.
«Просто нужен рычаг, чтобы ее вскрыть».
– Если ты не подписывался на миссию Нама, – медленно проговорил он, – тогда Империя для тебя ничего не значит, разве что в качестве…
И тут он все понял.
Словно песок сдуло с резных линий какого-то замысловатого древнего архитектурного сооружения, давно погребенного в пустынях вокруг Демларашана. Каменная кладка и орнамент медленно проступили в поле зрения, и пусть у него еще не было четкого представления об общей структуре, но…
Он снова услышал слова Кормчего: «Выковать и закалить оружие».
И собственные, бездумно брошенные: «Они забрали твое оружие».
– Ваш священный долг состоял в том, чтобы уничтожить двенд. – Он прощупывал путь с каждым словом. – И они вернулись. Ты пытаешься превратить Ихельтет в оружие, чтобы снова их изгнать. Но как это должно сработать? Джирал – избалованное отродье, дальновидности у него не больше, чем у амбала из портовых трущоб, а без кириатов…
На корпусе Кормчего слабо вспыхнули узоры глифов Принуждения. Рингил наткнулся на верный путь.
Он…
– Да ты шутишь, – вдруг сказал он. – Ты точно шутишь.
– Ты еще не задал мне ни одного вопроса, Эскиат. – В голосе Анашарала по-прежнему не было напряжения, но угрюмость вернулась.
– Арчет? Ты пытаешься… посадить Арчет на Блистающий Трон?!
Глифы яростно вспыхнули.
Рингил внезапно начал смеяться.
Сначала он издал короткий недоверчивый смешок, но потом от этого звука его губы раздвинулись, словно плохо зашитая рана, и он расхохотался.
Возможно, это был ужас, скопившийся за время, проведенное в темных ущельях и оврагах, ощущение бесчисленных неутомимых глаз, нависших над ним и задумчиво наблюдающих за его медленным продвижением, тесные, извилистые коридоры и тропы, мельтешение множества конечностей над головой, скрежет когтистых пальцев по влажному известняку за спиной, где кто-то крадется, а потом с убийственной иронией постукивает по глифам, мимо которых он прошел, подметив…
«Ну ладно. Кончай с этим».
Он заглушил смех, снова превратил его в хихиканье, смутно радуясь тому, что где-то внутри него сохранилась способность к искреннему веселью. Он откинулся на спинку кресла, все еще с улыбкой от уха до уха.
– Ладно, шутки в сторону. Итак, с этим мы достигли полной ясности. Ты действительно планируешь свергнуть династию Химранов и сделать Арчет Индаманинармал императрицей? В этом и заключается главная идея?
– Сперва регентшей. – Анашарал выдавливал из себя каждое слово. – Но когда с течением времени она не состарится, когда ее перестанут воспринимать как человека и начнут – как богиню, когда оставшиеся Кормчие будут стараться служить ей, не будет никакой мыслимой замены ей на троне или во главе Империи. Она будет править как Вековечная Богиня-Императрица.
– Это если двенды сперва не раздавят нас всех.
– Если есть хоть какая-то надежда отбить двенд, она должна исходить из Ихельтета. – Голос Анашарала набирал обороты, и глифы померкли. Похоже, смех Рингила вынудил Кормчего наконец-то заговорить начистоту. – Твоя родина находится в плену у олдрейнской легенды, ее народ примет их с распростертыми объятиями и не будет задавать вопросов, пока не станет слишком поздно. Собственные древние мифы сожрут там всех живьем. Империя в культурном смысле далека…
– Да? Скажи это Пашле Менкараку и его гребаным дружкам из Цитадели. Они думали, что двенды – это ангелы.
– Такого бы не случилось под предводительством кириатки.
– И как именно ты собираешься обеспечить Арчет место на троне? – Рингил взмахнул рукой, его улыбка превратилась в кислую усмешку одной стороной рта. – Не похоже, чтобы она возвращалась домой с триумфом, успешно завершив героические странствия.
– Ей это и не требовалось. Сами странствия были чистым предлогом, клубком заимствованных легенд и полуправд, связанных вместе, чтобы обеспечить необходимый импульс ключевым игрокам.
Рингил замер. Стер последние следы своего веселья.
– Ты металлический ублюдок, – удивленно сказал он. – Я всегда знал, что с этой миссией что-то не так. Я знал, что ты играешь с нами – с самого начала.
– Выходит, ты отлично подавил свои сомнения.
– Я согласился не ради сраной миссии.
– Ах да, ты хотел кое-кого защитить. До чего же странно, что ей удается внушать такие чувства, не так ли?
– Да отъебись ты.
Он сердито уставился на перевернутого Кормчего, чувствуя, как в голове бурлит от новых откровений. За спиной напрягся Нойал Ракан. Он, как ни крути, был из Трона Вековечного. И хотя Гил не раз замечал в нем горькое разочарование качествами человека, занимавшего нынче Блистающий трон, в сущности, дело было не в этом. Клятва Ракана, как и всех его товарищей, была присягой самому трону, идее и идеалу трона, а не императору, который восседал на нем в отдельно взятый момент. Этого, плюс теплых воспоминаний об Акале, императоре-отце, и семейной связи с династией Химран на протяжении нескольких поколений, было более чем достаточно, чтобы подавить любую личную неприязнь к Джиралу, императору-сыну.
Хотя теперь, конечно, с землетрясением, войной и улицами, полными разглагольствующих идиотов-верующих, верность Джиралу может оказаться под вопросом. Было множество способов, которыми молодой непопулярный император мог умереть в подобном хаосе, – и кому-то полагалось занять его место, при этом могло и не найтись времени или желания, чтобы искать виноватых.
И все же… Арчет?!
– Тебе придется объяснить мне это медленно, – сказал Рингил. – Ты втюхиваешь Арчет Индаманинармал сказку про город в море и вечную кириатскую стражу, чтобы вытащить ее из города, прежде чем там все утонет в дерьме. Ты втюхиваешь императору, что над Империей нависла, вероятно, магическая угроза, он это не может игнорировать и отпускает Арчет. К тому же экспедиция организована таким образом, что у него появляется шанс заполучить легкую добычу ценой очень маленьких авансовых трат и еще отправить нескольких богачей-придворных с самым дурным нравом в такую удобную добровольную ссылку на моря, где…
Он осекся.
Когда завывающие ветры унесли остатки песка и богато украшенное резьбой и зубцами здание выступило из пустыни целиком, демонстрируя свой истинный облик, оно оказалось больше, чем Рингил себе представлял. Он почувствовал, как спотыкается перед этой громадиной, и песчаные бури осознания пронеслись сквозь его разум.
– Капитан… – Он услышал свой голос, обращенный к Ракану, издалека. – Рука начинает всерьез меня беспокоить. Вы не могли бы принести мне пару частиц фландрейна, разведенных в воде?
Капитан Трона Вековечного колебался.
– Мой господин, но ведь это… – Он указал на Кормчего.
– Да, это важное дело, согласен. – Гил повернулся в кресле и посмотрел Нойалу Ракану в глаза. – И мы продолжим, как только проклятая рука перестанет мешать мне мыслить ясно. Ступайте, капитан, со мной все будет в порядке. Не думаю, что мне грозит какая-то опасность. Я… Мне просто очень больно.
Он подвигал забинтованными пальцами и поморщился для пущего эффекта, не совсем притворяясь. Втянул воздух сквозь зубы, сжал губы, все еще удерживая взгляд юного капитана. Это была не икинри’ска, не магия, которую могло бы узнать Существо-с-Перекрестка. Всего лишь старое доброе колдовство Рингила Ангельские Глазки. Нойал Ракан облизнул губы, и в его глазах появилась тревога.
– Мне очень жаль, – тихо сказал он. – Сейчас вернусь.
Рингил смотрел ему вслед, пока он не скрылся из виду, а потом снова повернулся к Кормчему. Прошипел почти так же тихо, как когда демонстрировал свою боль:
– Ты собираешь гребаную клику?
Глава тридцать пятая
Дух вел их извилистым, петляющим маршрутом по темным улицам, следуя какому-то намеченному пути, известному ему одному. Эгар был не уверен – с востока наползли тучи, приглушили свет Ленты и звезд, – но ему показалось, что они много раз возвращались и делали зигзаги. Город превратился в лабиринт: разрушенные здания высились смутными холмами, а между ними пролегали изгибы и повороты, казавшиеся случайными. Один или два раза он видел далекий отблеск костра среди руин, и ветер доносил до него запах жареного мяса, но это было все. Дух всегда уводил их подальше от таких знаков.
Но несмотря на все запутывание следов, они двигались в хорошем темпе. Дух знай себе мелькал впереди, останавливаясь или возвращаясь лишь тогда, когда они натыкались на какое-нибудь неудобное препятствие или узкий проход. В таких случаях он начинал светиться ярче, чтобы помочь, и оставался рядом – метался туда-сюда, бросая теплый красноватый свет на руины стен или взломанный тротуар, демонстрируя, что именно замедляет их движение.