Наконец, через пару часов после начала похода, они поднялись по усыпанным обломками ступенькам внутри одной из куч щебня и вышли на широкую выступающую платформу в сорока футах над уровнем улицы. В отряде послышалось удивленное и радостное бормотание. Развалины, через которые они пролезли, были почти целыми – это означало высокие вертикальные стены за спиной, единственный выход на лестницу для защиты и высокую точку наблюдения за городом с обзором в двести градусов.
Почти идеальное место для лагеря.
«Да, и, если бы ты не был таким гребаным торопыгой, Драконья Погибель, нас бы сейчас было на девять человек больше».
Он сидел, скрестив ноги, на краю платформы, в стороне от остальных, сердито глядя на городские руины на горизонте. Это было не в его характере – размышлять о подобных вещах, но встреча с ящерами открыла дверь где-то в его голове, и теперь ожили все давно накопленные воспоминания о войне.
Он снова в Кириатских пустошах, снова сражается с Чешуйчатым народом.
Тогда во всем этом была какая-то дикая напряженность, живая ежедневная безотлагательность, которые, если быть честным, приводили его в восторг и по которым он иногда все еще скучал. Но теперь, заполучив на руки карты с красными краями из той же самой колоды, Драконья Погибель чувствовал одно: он постарел и устал от этой игры. Как будто все, что он тогда делал, все его битвы и шрамы, было зря. Как будто нечто клыкастое и ухмыляющееся стащило его с горы судьбы и вернуло в прошлое, из которого он всеми силами старался выкарабкаться…
– Там есть что-нибудь интересное?
Он покосился на стройную фигуру подруги, которая стояла, чуть наклонившись, и вопросительно смотрела. Покачал головой.
– Везде одно и то же. Не думаю, что мы одолели большее расстояние, чем пролетает ворона. Понадобится несколько дней, чтобы пересечь эту кучу дерьма.
– И по ходу дела не нарваться на ящеров.
– Ну да, точно. Спасибо, что подбодрила меня.
Она вздохнула. Расслабленно присела рядом с ним.
– Это была честная ошибка, Эг, и мы все ее допустили, не только ты.
«Да, но именно я должен вывести людей из этой передряги. Это моя работа – не делать ошибок, которые их убьют». Но он не сказал этого, хотя бы потому, что начал сомневаться в своей правоте. В Ан-Кирилнар все это разношерстное сборище воинов вошло за Драконьей Погибелью, но вышло за мерцающим кириатским светляком и Арчет Индаманинармал.
– Честная или нет, – прорычал он, – но мы не можем позволить себе еще больше подобных ошибок.
– Согласна.
Они немного посидели, глядя за край платформы. Арчет пару раз ерзала и покашливала, а потом наконец спросила:
– Ты видел, как ребята Танда выворачивали карманы своего мертвого приятеля?
– Да. Они и кольца с его пальцев сняли. У наемников издавна заведено вот так прощаться. – Он искоса взглянул на подругу. – А ты чего ждала – речей и цветов?
– Я ждала… – Арчет покачала головой. – Грязные продажные мечи, мать их.
– Ты разговариваешь со старым наемником, Арчиди.
– Только не говори, что поступил бы так же.
Он замолчал на мгновение, задумчиво глядя на горизонт.
– Ну, может, и нет. Во всяком случае, не с товарищем по оружию. Но, эй, я же чокнутый маджак-берсерк. Никто не понимает, отчего мы ведем себя вот так, а не иначе.
Арчет фыркнула, но он заметил слабую улыбку, мелькнувшую на ее губах.
– Послушай, Арчиди, в любом случае тебе не стоит придавать этому слишком большое значение. Они сидели рядом, пока он умирал, молились, пока он был еще жив. И вряд ли он будет скучать по тому, что они забрали. – Он указал на разрушенный город. – И вряд ли эти вещи принесли бы пользу нам, если бы мы их там оставили.
– Да, я знаю. – Улыбка погасла, лицо Арчет сделалось мрачным и усталым. – Просто иногда думаю – в чем смысл, мать его? Вот мы здесь пытаемся вернуть всех домой целыми и невредимыми, и ради чего? Чтобы головорезы-наемники Танда продолжили по его приказу гонять караваны перепуганных рабов по Великому Северному пути? Чтобы Каптал снова поставлял элитных проституток и шантажировал придворных? Чтобы эти придурки-каперы улизнули домой через границу, нанялись на новые корабли и вернулись к гребаному пиратству?..
Он кивнул.
– Чтобы Чан, Наш и прочие опять занялись охраной дрочилы на Блистающем троне?
– Ну, это… другое.
– Да ладно? – В другой раз, возможно, он бы не стал спорить. Но боль от битвы и ошибок, которые ее вызвали, еще не прошла, и он нервничал из-за вынужденного похода в глубины собственных воспоминаний. – А почему оно «другое», Арчиди? Джирал – мудак, и ты это знаешь. Он такой же мудак, как Танд, Каптал или любой каперский капитан из Лиги, какого ни возьми. И Империя платит фаланге лучших бойцов, чтобы те стояли вокруг него и позволяли и дальше быть дрянью, не разрешая никому тронуть даже волос на его голове, а ты сама стоишь у него за плечом, шепча советы в маленькое мудацкое ухо. Но это не значит, что мы не попытаемся вернуть тебя и наших приятелей из Трона Вековечного домой, верно?
Слова на какое-то время повисли между ними как холодный ночной воздух. Когда молчание стало тяготить Эгара, он бросил взгляд на подругу, но она продолжала пристально смотреть в темноту.
– Ты не понимаешь, Эг. – Это было сказано тихо, но со стальной убежденностью в голосе. – Ты не знаешь, как все было до Империи. Весь юг был просто кучкой гребаных конных племен, убивающих друг друга направо, налево и прямо на месте, когда не удавалось спуститься с холмов, чтобы перерезать фермеров и рыбаков на равнинах, угнать их жен и детей в рабство. Империя положила этому конец; она принесла мир и закон всему региону менее чем за двадцать лет.
– Да, кажется, нам читали эту лекцию в имперских казармах.
– Джирал не так уж плох, Эг.
– Он мудак.
– Он молодой человек, которому слишком рано передали слишком большую власть – вот и все. Мальчик, который провел все свое детство, учась бояться братьев, сестер, мачех, тетушек, дядюшек и кузенов, не говоря уже о придворных; сын, чьему отцу вечно не хватало на него времени, потому что он всегда был охренительно занят, ведя войну то на одном конце Империи, то на другом. Удивлен, что Джирал получился таким? Что он так себя ведет? А я нет. – Она повысила голос, и теперь в нем зазвучали нотки смутного гнева, который влил в ее убежденность новые силы. – И вот ему пришлось наблюдать, как раса магических существ, защищавших его отца – а до того всю его династию, – сбежала сверкая пятками, стоило ему занять трон. Он первый, Эг, первый, кому пришлось с этим столкнуться после того, как мой отец вошел в лагерь Химранов почти пятьсот лет назад и сказал блохастому головорезу, дедушке Сабала Завоевателя, что его потомки станут правителями. Попробуй на мгновение представить себе, каково это: вот у твоей семьи был пятисотлетний волшебный ковер, который поднимал их над толпой, оберегал и делал особенными, – и вот его внезапно выдернули у тебя из-под ног, когда ты в нем сильнее всего нуждался. Джирал – первый, у кого за спиной не стоят кириаты, не строят в городе чудеса, изумляющие народ, не отправляются с ним на войну, чтобы устрашать врагов, не наделяют оружием, знанием и властью, не обещают, что история на его стороне, что бы ни случилось.
– У него есть ты, – пророкотал Эгар.
– Да, у него есть я. – Невеселая усмешка мелькнула на ее лице в полумраке. – Когда все, что Джирал с детства считал незыблемым, рассыпалось в пыль у него в руках, он получил меня как утешительный приз. Одну выгоревшую, сидящую на крине кириатскую полукровку, жонглирующую пятью тысячами лет наследия, в котором она ни хера не смыслит. И от этого ему должно стать лучше?
Эгар пожал плечами.
– А почем мне знать, как мудак должен чувствовать себя? Ну, я-то променял бы любого известного мне бойца с клинком на тебя за плечом и был бы благодарен за то, что ты со мной.
Время как будто застыло, затвердело, а потом Арчет взломала его своим смехом. Эгар посмотрел на нее и увидел в тусклом свете блестящие от слез глаза. Арчет шмыгнула носом и ухмыльнулась.
– На любого бойца с клинком, говоришь? Выходит, речь про Гила.
– Ну-у. – Эгар взмахнул рукой. – Он может встать за другим плечом.
И оба разразились смехом, достаточно громким, чтобы на них стали оглядываться с другого конца платформы, озаренной синим светом.
Но позже, когда они лежали бок о бок на походных постелях и смотрели на затянутое облаками небо над высокими зазубренными руинами, Арчет очень тихо сказала:
– Ты прав, Эг. Джирал – действительно мудак. Но я ничего не могу с собой поделать, я знаю его слишком давно. Он вошел в мою жизнь визжащим свертком, который я могла поднять одной ладонью.
Драконья Погибель хмыкнул. Он мрачно вспомнил, как они с Эргундом играли в разбойников в лагере, когда обоим было не больше шести-семи лет, а потом – как два года назад смотрел на изуродованный труп брата в степной траве.
«Мы все когда-то были маленькими и безобидными, Арчиди. Но мы все взрослеем. И кое-кто, вырастая, ощущает потребность убивать».
«Кое-кто даже становится братоубийцей».
«Хватит, Эг. Дай ей выговориться».
Он не хотел ругаться с Арчет, пусть внутри и катались шипастые шары ярости, выискивая путь к свободе.
«Да, прибереги это для того, что ждет нас завтра на бульваре».
«Или в степи, когда мы туда доберемся».
Он впервые позволил себе по-настоящему задуматься о том, что может обнаружить, если вернется. Как все может сложиться, если он поспрашивает в Ишлин-ичане, узнает место стоянки скаранаков и их стад и выследит соплеменников. Как поведут себя его люди, если он появится однажды ночью, словно призрак обиженного предка в свете костра.
«…и всажу нож в долбаного стервятника Полтара».
«В маленького говнюка Эршала тоже».
– Наверное, я держала его в объятиях чаще, чем его собственный отец. – Арчет продолжала задумчиво глядеть на затянутую тучами темноту над головой. – Акала никогда не было рядом, когда это имело значение. До сих пор помню, как обнимала Джирала – ему было несчастных четыре года! – в ночь, когда посланцы Чайлы пробрались во дворец и попытались его убить. Я прижимала его к себе, пыталась прикрыть ему глаза, чтобы он не увидел развернувшуюся бойню, и одновременно проверяла, не ранен ли малыш – а он плакал, кричал, весь