Затем они пересекли Луговины и вышли на элегантные проспекты соседнего округа под названием Линардин – своего рода вестибюля для аудиенции в правящем квартале, который они только что покинули: торговцы и владельцы кораблей на пути к вершинам общества тесно общались здесь с луговинскими отпрысками, ожидающими наследства, и чиновниками Канцелярии более высокого ранга, и все они жаждали прибрежной роскоши самих Луговин и подражали ей, как могли. Линардин представлял собой извилистые, обсаженные деревьями бульвары и обращенные фасадами друг к другу скромные особняки, стоявшие бок о бок на территории своих владений, которые едва ли заслуживали подобного наименования, выглядя при этом дородными матронами, принимающими ванну, сидя на корточках в корыте, рассчитанном на ребенка. Дома Гингрена-младшего и Креглира располагались здесь, что говорило само за себя.
Они шли по улицам с удвоенной скоростью, шлепая по лужам на мостовой, и ночные сторожи спешили к запертым железным воротам домов, чтобы выглянуть за решетки. Некоторые из них, несомненно, были ветеранами войны и могли узнать имперскую одежду, увидев ее; большинство просто заметили бы оружие и доспехи и предположили, что это отряд новобранцев для войны марширует куда-то на учения и, вероятно, заблудился из-за мерзкой погоды. Во всяком случае, никто не выказывал ни малейшего желания выйти из-за ворот и выяснить, что происходит.
– Анашарал? Ты меня слушаешь?
– Всегда. – Голос Кормчего раздался у самого уха с мгновенной пугающей интимностью.
– Планы изменились. – Он тяжело дышал в темпе марша. – Скажи Хальду и Ньянару, что им не придется подниматься вверх по реке. Пленников перевезли в Соленый Лабиринт, и я сейчас иду туда. Мы выйдем через Тервиналу и увидимся у Причала Чужеземца, у восточной стены гавани.
– А они будут знать, где это?
– Хочешь верь, хочешь нет, но стену не зря называют восточной. Даже Ньянар должен понять, где восток. – Рингил произвел быстрый подсчет в уме. – Это займет несколько часов, так что не ждите нас в ближайшее время. Держитесь подальше от гавани, там уже должен быть хаос. Отойдите подальше от стен, бросьте якорь в дельте и не вступайте в бой ни с кем, если не станут нарываться. И пусть шлюпки будут готовы к спуску. Скорее всего, мы будем торопиться, когда придем.
– Я передам твои инструкции. Что-нибудь еще?
– Нет, пока нет. – Он нашел время ухмыльнуться. – Но никуда не уходи.
Ряды особняков Линардина остались позади, превратившись в улицы Келлила, застроенные доходными домами. Это все еще был зажиточный район по сравнению с окрестностями портовых трущоб, но истинное богатство здесь уже не обитало. Местные работали, чтобы выжить, и плохая погода не была для них причиной остаться дома. Отряд Рингила впервые увидел существенное количество прохожих, невзирая на проливной дождь. То тут, то там виднелись повозки и ручные тележки, лошади и грузчики с одинаковым трудом пробирались по заполненным водой выбоинам на дороге или терпеливо стояли под дождем, пока кто-то другой загружал или разгружал то, что они везли. Таверны и лавки выплескивали покупателей на улицы, втягивали в себя других. Отдельные мужчины и женщины спешили по поручениям, которые нельзя было отложить из-за дождя. Мальчишки, шлюхи и молодые головорезы, достаточно хорошо обученные, чтобы не оказаться изгнанными из района, прятались в дверных проемах от потопа и наблюдали за ним унылыми, пустыми глазами.
Никаких признаков Стражи, но в такую погоду это было неудивительно; Рингил готов был поспорить, что найдет их в ближайшей таверне – в тепле, сухости и с выпивкой.
«Или их уже отправили в портовые трущобы тушить пожар».
Но он не думал, что это возможно. На улицах, по которым они шли, не наблюдалось никаких признаков паники, которую можно было бы ожидать, когда весть о нападении разнесется повсюду. Стройный звук шагов, которым сопровождалось их появление, неизбежно привлекал кое-какое внимание, но не вызывал суеты. Люди слышали топот, оборачивались, глядели, но больше ничего не делали. Завеса дождя отбирала четкость у окружающего мира. Время от времени промокшие до нитки мужчины приветствовали их воинственными возгласами, но в основном дальше жестов и бормотания дело не шло. А однажды подбежала девчонка-беспризорница и сорвала с губ Нойала Ракана поцелуй, к большому удовольствию всех присутствующих. Рингил небрежно повернулся, приготовившись левой рукой начертить удушающий глиф – на случай, если она заметит темные ястребиные черты гвардейца и поймет, что перед нею чужестранец. Но либо беспризорница привыкла к южанам – справедливости ради, Ракан вполне мог сойти за наемника из Хинериона или Балдарана, – либо ей было все равно. Она отбежала от Ракана – ей пришлось встать на цыпочки, чтобы его поцеловать, – и вернулась к друзьям, которые укрылись под карнизом винного магазина. Раздалось еще несколько одобрительных возгласов.
– Помаши рукой и улыбнись, – процедил сквозь зубы Рингил. – Все тебя любят.
Ракан изобразил слабую улыбку, галантно взмахнул рукой в адрес своей юной поклонницы, и они поспешно зашагали дальше. Инцидент дождем унесло прочь. Рингил понял, что задержал дыхание, и облегченно выдохнул. Клитрен придвинулся к нему поближе.
– Чуть не накрылась наша увеселительная прогулка, – пробормотал наемник, все еще держа руку на рукояти короткого меча на бедре.
– Расслабься, Хинерион. Мы почти на месте.
И примерно в этот момент удача отвернулась от них.
Таверна называлась «Голова ящера» – она была четвертой или пятой с таким названием у них на пути, – и снаружи, в прицепленной к железной скобе клетке, у нее был выставлен шишковатый, бесформенный кусок чего-то. Возможно, мумифицированный череп Чешуйчатого, а может, и нет, но это был явный признак того, что они приближаются к Эттеркалю. Приличные кварталы больше не занимались такими вещами – они довольствовались нарисованной вывеской или, может быть, резным деревянным подобием, но настоящая гниющая плоть и кость там, где люди ели и пили, теперь ни у кого не вызывала одобрения. Соленый Лабиринт, со своей стороны, не очень заботился о социальных нормах – здесь удовлетворяли аппетиты, чистые и простые, и если кому-то что-то не нравилось, ну, он всегда мог остаться дома. Если ветераны войны желали выпить там, где пережитые ими свирепые времена не прикрывали бы чопорной завесой, Эттеркаль мог предложить им это место и похожие места на каждом углу, пока спрос не будет полностью удовлетворен.
Рингил огляделся в поисках уличных знаков и названий, которые он мог бы знать. Прошло уже десять лет или больше с той поры, как он бывал в этой части города, и все выглядело незнакомым. В прошлые разы он предпочитал атаковать Соленый Лабиринт с другой стороны, используя кривые улочки Тервиналы, кишащей чужеземцами, для отступления. Ведь в дипломатическом квартале всегда можно затеряться, спрятаться в экзотическом водовороте приезжих иностранных сановников, работников посольских миссий и торговцев из отдаленных краев. По сравнению с этим нападение через Келлил, похожий на зажиточного любопытного соседа, было совершенно нелогичной вещью для того, кто обладал двойной роскошью: временем и тщательно просчитанными планами.
«Ага, жаль, что на этот раз у нас нет ни того ни другого».
Таким образом, Рингил поневоле вел свой отряд по наитию, руководствуясь смутными воспоминаниями и инстинктивным ощущением направления. Но он предполагал, что они не так уж далеко от взвоза Караванного Вожака, который поднимался от Восточных ворот города, как лезвие ятагана, прокладывая нечто вроде официальной границы между Эттеркалем и Келлилом. Рингил не знал, по-прежнему ли вдоль номинальных границ Соленого Лабиринта стоят баррикады, которые охраняет Стража, греясь у жаровен, – в последний раз так и было, но теперь-то из-за войны внимание должны были уделить другим вещам…
Дверь таверны приоткрылась вовнутрь, и на улицу выбежал язычок желтого света лампы. Небольшая кучка людей выбралась наружу, пошатываясь, и встала под проливным дождем, моргая.
– Эгей, ты только посмотри!
– Салют храбрым воинам, парни!
– Ага, да здравствует… – Говоривший поперхнулся и пронзительно завопил: – Бля! Гирт, эй, смотри! Это… это же ебаные имперцы!
Рингил уже поворачивался, предчувствуя то, что должно было произойти. Он бросил удушающий глиф в человека, который их опознал, увидел, как тот схватился за горло и пошатнулся. Но было уже слишком поздно, совсем поздно. Остальные потянулись за оружием.
– Южное Бедствие! Южное Бедствие!
– Имперцы здесь! К оружию!
Эти мужчины оказались солдатами или когда-то были ими. Позы и голоса свидетельствовали о том, что они не испугались, а с пестрым ассортиментом коротких клинков и подручных тупых орудий обращались продуманно и без суеты. Рингил поспешно сосчитал противников: их было девять, не считая того, который задыхался на булыжной мостовой, а двое сзади уже нырнули обратно в таверну, чтобы поднять там еще больший переполох. Все были явно пьяны, но отбросили это затруднение, как сломанный щит. И налетели, размахивая оружием и рыча.
Гил встретил первого с пустыми руками: у него не было времени ни на заклинания, ни даже на то, чтобы снять со спины Друга Воронов или вытащить из рукава кинжал из драконьего зуба, подаренный Эгом. У его противника был переделанный багор – дубинка из выдержанного дуба, длиной в ярд, с мерзким ржавым крюком на конце, – и он размахивал этой штукой, держа ее одной рукой, примерно на треть от конца. Рингил принял удар на выставленное предплечье, левой рукой схватился за оружие и попытался выдернуть его у нападавшего. Ржавый крюк нырнул, полоснул его по щеке, чуть не оставив без глаза. Он развернулся и позволил противнику пролететь мимо, яростно ударил его под колено, и ветеран Лиги рухнул на мостовую. Один из морпехов услужливо шагнул вперед и булавой размозжил затылок упавшего.
Рингил уже развернулся лицом к двери таверны и источнику атаки. Вокруг него другие ветераны сцепились в отчаянной неравной борьбе с его людьми – семеро против двадцати четырех, даже учитывая относительную молодость и неопытность большинства имперцев, было не тем соотношением, при котором были шансы на долгую битву. Но за этой дверью могло оказаться любое количество таких же закаленных выживших в войне, не говоря уже о служанках, мальчиках на побегушках, шлюхах и их клиентах, сутенерах и барменах – и кое-кто из них мог прямо сейчас выскочить через какую-нибудь другую дверь, чтобы поднять общую тревогу…