Темные века европейской истории. От падения Рима до эпохи Ренессанса — страница 53 из 86

Лев начал крестовый поход против поклонения образам в 726 году, через восемь лет после его великой победы над сарацинами. К этому времени в империи установилась относительная тишина, были проведены реформы. Было также подавлено два восстания — одно в Италии, под предводительством некоего Василия, другое возглавил бывший император Артемий (Анастасий II), который хотел вернуть корону с помощью болгар. Оба лишились головы, и ситуация нормализовалась. Эдикт Льва запретил поклонение образам, как непочтительное и суеверное, приказал убрать все статуи святых и закрасить изображения на церковных стенах. С самого начала приказ императора вызвал активное сопротивление. Когда его чиновники начали снимать распятие над дворцовыми воротами, на них набросилась толпа и забила дубинками насмерть. Лев послал войско, чтобы очистить улицы, и многие бунтовщики были убиты. За дурным началом последовало катастрофическое продолжение. По всей империи духовенство выступило против императора. Во многих провинциях церковники стали подстрекать народ к открытому мятежу. Папа, как нам уже известно, возглавил движение и стал писать в Константинополь письма самого оскорбительного содержания. В 727 году Рим заявил об отказе подчиниться эдикту. Фема Hellas взбунтовалась. Войска гарнизона и население, подстрекаемое фанатичными монахами, совместно объявили императором некоего Коему (Cosma). Они снарядили флот для атаки на Константинополь, но он был разбит, а мятежный император взят в плен и обезглавлен. Однако даже враги Льва Исавра признают, что с основной массой пленных и мятежными фемами он обращался мягко. Он редко наказывал за неподчинение эдикту смертью. Порка и тюремное заключение были самыми распространенными наказаниями для тех, кого иконопочитатели считали героями и приверженцами истинной веры. Лев желал, чтобы его эдикт был исполнен, но по натуре он не был гонителем или палачом. Его враги карались не за поклонение образам, а как бунтовщики. Лев сместил престарелого патриарха Германа за отказ от сотрудничества, но не причинил ему никакого вреда. На самом деле его методом было продвижение иконоборчества, а не глумление над иконопочитателями.

Последние тринадцать лет правления Льва Исавра (727–740) были в целом успешными. Ему удалось навязать свой эдикт большей части империи, несмотря на более или менее сильное сопротивление. Одна только Италия наотрез отказалась ему повиноваться. От похода на Рим Льва удерживала только необходимость обеспечить оборону востока. В 726 году халиф Хишам, несомненно узнавший о внутренних проблемах империи, снова вторгся в азиатские фемы. В 727 году сарацины дошли до Никеи, где получили суровый отпор и были вынуждены отступить. В 730, 732и 737–738 годах тоже имели место вторжения, хотя и не слишком масштабные, но они не имели серьезных последствий. Границы империи оставались нерушимыми. Война с сарацинами практически завершилась после большой победы, одержанной под командованием Льва при Акроиноне, в феме Anatolicon, где 20 000 арабов потерпели сокрушительное поражение, лишившись всех своих командиров. Династия Омейядов уже вступила в стадию упадка и больше никогда не затевала масштабные экспедиции против Восточной Римской империи. Ее следующие суверены не были фанатичными завоевателями предыдущего века, стремившимися во что бы то ни стало отобрать у империи территории. По сути, Лев Исавр ликвидировал непосредственную угрозу восточному христианскому миру со стороны мусульман на три столетия.

Преемником Льва стал его сын Константин, пятый император, носивший это имя, согласно традиционным подсчетам, и шестой, если сына Ираклия называть его настоящим именем, а не ошибочным — Констант II. Второй исаврийский император больше известен не числительным, следующим за его именем, а оскорбительным эпитетом Копроним — это прозвище ему дали его враги из иконопочитателей. Правда, тем самым они продемонстрировали скорее свой дурной вкус, а не какие-либо недостойные черты своего суверена. Заметим, что Копроним означает «навозник».

В момент своего восхождения на трон Константин был молодым человеком двадцати двух лет от роду. Он был долго соправителем отца, хорошо знал методы управления Льва и проникся его иконоборческими взглядами. Он унаследовал энергию и способности отца, но отличался от него в двух аспектах. Лев умел совмещать смелость с осторожностью и знал, как и когда следует проявить умеренность. Константин был смел до безрассудства, не понимал полумер и терпимости и добивался исполнения своих планов с бесцеремонностью и напористостью. Более того, если личная жизнь Льва Исавра была безупречной и даже строгой, Константин был большим любителем удовольствий, роскоши и помпы, увлекался музыкой и театральными представлениями и отличался невоздержанностью.

Поэтому хронисты следующего века обошлись с ним суровее, чем с его отцом, изобразив жестоким и порочным чудовищем.

Заняв трон, Константин сразу показал, что намерен продолжать политику отца. И первым делом ему пришлось подавлять восстание иконопочитательской фракции, которая уговорила его зятя Артавазда, стратига фемы Opsikion, в отсутствие Константина захватить столицу и объявить себя императором. Все европейские фемы, где ненавидели иконоборцев, признали Артавазда. Но фемы Anatolikon и Thracesion, сердце Малой Азии, сохранили верность сыну Льва. Сам он проявил смелость и талант военачальника, разбив сыновей Артавазда в двух сражениях и осадив самого бунтовщика в Константинополе. Когда город был сломлен голодом, Артавазд бежал, но был схвачен и приведен к Константину. Император приказал ослепить Артавазда и его сыновей и заключить в монастырь. Другие главари бунтовщиков были обезглавлены. Это было в 742 году.

Этот кровавый урок иконопочитателям, вероятно, оказался настолько наглядным, что они за время правления Константина (740–755) больше не бунтовали. Но они оставались преданы своей вере. Ничто так трудно не уничтожить, как хорошо укоренившееся подозрение, а у Константина лучше получалось запугивать, чем убеждать. Годы шли. Константину было ясно, что иконопочитание продолжается, причем тайно, и он исполнился еще большей решимости его искоренить. Через некоторое время он решил привлечь на свою сторону церковь. В 753 году был созван очередной вселенский собор, но он был вселенским только по названию. Папа ответил на вызов анафемой, патриархи Антиохии, Иерусалима и Александрии, чувствуя себя в безопасности под защитой халифа, отказались прибыть. Тем не менее собралось довольно много народу. Всего на соборе присутствовало триста тридцать восемь епископов. Председательствовали константинопольский патриарх Константин Силлейский и Феодосий, митрополит Эфесский, сын императора Тиберия II. Этот собор был посвящен рассмотрению доктрины иконоборчества. Он объявил вне закона все изображения Христа, как богохульные, за попытку передать и его человеческую, и божественную натуру, уподобив его человеку и тем самым скрывая его божественность и духовность. Одновременно он осудил поклонение образам святых, поскольку все поклонение, кроме поклонения божественности, отдает язычеством и обожествлением человека. У императора были и другие сомнения — он не настаивал, чтобы собор вынес по ним решение. Он отвергал заступничество Святой Девы и не желал употреблять слово ayios, «святой», перед именами величайших святых. Он говорил, к примеру, «апостол Петр», а не «святой Петр». К такому ужасному свободомыслию иконопочитатели его и следующего поколения испытывали ужас, как к Ироду или Иуде.

Вооруженный решением константинопольского собора, император до самого конца своего правления вел настоящие религиозные гонения. Он преследовал иконопочитателей именно как еретиков, а не как мятежников. В некоторых случаях он казнил провинившихся, но чаще его жертв пороли, увечили, привязывали к столбу или изгоняли. Самые упрямые приверженцы поклонения образам находились, естественно, среди монахов. Они не только противились решению императора и собора сами, но также использовали все свое немалое влияние на толпу, чтобы настроить людей против императора. Через какое-то время Константин решил положить конец монастырской системе вообще, как самому мощному оплоту предрассудков. Искоренить образ жизни, основанный на вековой практике и почитаемый великим множеством людей, разумеется, оказалось невозможно. С монастырями можно справиться, только если народ на стороне суверена — как это было в период Реформации. Тем не менее Константин выдворил очень многих монахов. Он утверждал, что их слишком много, они уклоняются от обязанностей обычных граждан и монашеской рясой прикрывают эгоизм и леность. Он хотел не только разрушить обители, но и секуляризировать их обитателей. Однажды он собрал вместе всех монахов и монахинь фракисийской фемы и предложил им выбор между вступлением в брак и изгнанием на Кипр. Большинство выбрали последнее и стали в глазах своих современников носителями истинной веры. В другом случае он выставил на всеобщее обозрение на ипподроме расстриженных монахов. Каждый из них держал за руку расстриженную монахиню, на которой он должен был жениться. Как и следовало ожидать, авторы из иконопочитателей назвали отступниц блудницами. Покинутые монастыри либо сносились, становясь источником строительных материалов, либо превращались в казармы.

Но не стоит считать, что вся деятельность Константина заключалась в преследовании иконопочитателей. Тридцать пять лет его правления были периодом военной славы. Император, который всегда лично возглавлял армии, провел более дюжины кампаний. В Азии падение Омейядов, сопровождавшееся ожесточенными гражданскими войнами среди сарацин (750), явилось удачной возможностью расширить границы империи. Константин продвинулся за Антитавр до самого Евфрата. В 745 году он занял Коммагенское царство и переправил все его христианское население во Фракию. В 751 году он захватил Милитену на Евфрате и большую армянскую крепость Феодополис. Некоторые из его завоеваний были впоследствии отвоеваны первым халифом Аббасидов Абуль-Аббас ас-Саффахом, но остальные достались империи как трофеи войн Константина. Несколько попыток сарацин вторгнуться в Каппадокию и на Кипр были отбиты, причем арабы понесли большие потери. В целом можно утверждать, что Константин удачно защитил Малую Азию от мусульманского меча и при нем начало расти и население империи, и ее богатство.