– И для этого мне придется стать злодеем? – проговорил Буш медленно.
Чубакка только руками развел изумленно.
– Да при чем же тут злодей? Злодеи – это те, кто против вас. И они понесут заслуженное наказание. А не хотите – не понесут. Будьте кем хотите, делайте что хотите… Возможно, это единственный, небывалый шанс послужить людям именно на этом посту – высочайшем в нашей стране, а то и, чем черт не шутит, во всем мире.
– Людям послужить или вам? – остро спросил Буш.
Триумвиры молчали, отражались в лакированных дверцах гробов с файлами, только Чубакка улыбался как-то криво…
– Людям, – наконец твердо сказал Хабанера.
– И вы развяжете мне руки? Позволите делать, что я хочу? Проводить любые реформы?
Они опять молчали. На этот раз заговорил уже Мышастый.
– Мы позволим, – сказал он. – Позволим все, что не будет мешать нашему служению.
– А что за служение у вас?
Он думал, что ответом снова будет молчание, но Мышастый ответил на удивление быстро.
Служение триумвиров – дело тайное, несказуемое. Если говорить совсем просто, то они сохраняют государство, не дают ему обрушиться в пропасть. А Буш теперь должен им в этом помогать… Они знают, потентат не тщеславен, но все-таки их долг сказать ему всю правду. Если все удастся, Максим Максимович Буш останется в истории как величайший правитель, больше того – величайший благодетель всего человечества.
Мышастый умолк, воцарилась долгая пауза. Секунды не тикали, как обычно, а тянулись длинно, тягостно, будто капли из неплотно закрытого крана… Буш медленно обвел взглядом триумвират. Они сидели перед ним, словно каменные, не двигались, ждали.
– Не очень-то я вам верю, – выговорил он наконец.
Все трое, казалось, вздохнули с облегчением, Чубакка даже головой кивнул.
– Это нормально, – сказал. – Люди вообще не верят друг другу. Люди судят по себе и опираются на свой опыт. Их часто обманывали, еще чаще обманывают они. Почему обманывают, спросите вы? Очень просто – из соображений выгоды, от скуки, по привычке. А еще потому, что обман заложен в природе человека.
– Кем заложен?
– Да вы знаете кем. Обычно его зовут врагом, отцом лжи, обезьяной бога, хотя, уверяю вас, он далеко не обезьяна.
– Вы что, знакомы? – перебил его Буш.
– Не так чтобы очень близко, – неожиданно заулыбался Чубакка. – Впрочем, сейчас не об этом. Ложь, как уже говорилось, заложена в нашей природе. Чувство лжи прививается человеку с ранних лет. У многих оно развивается в тягостную, непобедимую болезнь. Кое-кто успешно противостоит ей. Но никто не свободен, никто не может отойти от нее окончательно. Ведь ложь растворена в воздухе. Вдохнул – заразился. Услышал – занемог. Сказал слово – солгал.
– Тогда почему же до сих пор мир стоит, почему в нем что-то еще делается? Потому что лжи противостоит правда?
– Не правда – надежда. Человек уверен, что его обманут, но где-то глубоко, в самом дальнем углу сердца он надеется, что все-таки, возможно, в этот раз что-нибудь да выйдет. И, знаете, иногда выходит. Вот потому мир еще существует.
– И на этом основании вы предлагаете мне поверить вам?
– Не поверить. Всего лишь не терять надежды…
Буш вздохнул. Не то чтобы ему хотелось довериться триумвирату, но выбора-то все равно не было. В конце концов, в сердце у него скопилось достаточно тьмы и обиды на людей, чтобы взяться этими самыми людьми повелевать… Он пытался, хоть и без особой надежды, услышать голос сердца. Но сердце молчало. Молчали также легкие, печень и желудок. Справедливости ради, что-то невнятно бурчало в кишечнике, но оттуда он разумного совета как раз не ждал, да и кто бы ждал на его месте? Что ж, сказал он сам себе, раз уж так вынесла судьба… Видит Бог, он не хотел, и все в таком роде…
Но все-таки один вопрос его беспокоил.
– Что стало с моим предшественником? – спросил он.
Триумвиры опять переглянулись. Заговорил Мышастый.
– Предтеча умер, – ответил он кратко.
– Это я понимаю, – сказал Буш. – Но почему?
– Потому что спутал себя со страной, – отвечал Мышастый. – Он состарился, стал жестким, ригидным. Если бы он просто думал о власти, выгоде, женщинах, ну или даже мужчинах – это все было бы еще ничего. Но в нем проснулась гигантомания. Величие государства, готовность пожертвовать всем ради этого, прочие сверхценные и самоубийственные идеи. Он сделался неуправляем и способен на все. А у нас, вы знаете, ядерная держава. Так ведь можно погубить не только отдельную страну, но и весь мир. Вот поэтому он и умер.
– Я не умру, не надейтесь, – предупредил Буш.
– Ни в коем случае, – кивнул головой Мышастый. – У нас на вас совершенно другие планы…
Они ушли, поклонившись ему особым поклоном – троекратным простиранием, как китайскому императору, объяснил позже Хабанера. Они ушли, а он остался один. Впрочем, нет, не совсем один. За прозрачной пластиковой стенкой террариума сидел и пялился на него огромный бурый варан, весь в старческих складках и пятнистых морщинах, как ветеран народного просвещения.
– Ну что, хвостатый? – Буш подошел к террариуму, щелкнул по стенке. – Тебя, небось, тоже уговаривали стать базилевсом? Говорили, что покараешь всех своих врагов, что все бабы будут твои – так я понимаю? Но только ты умнее меня оказался, не попался на эту удочку…
Варан, глядевший на него неподвижно, вдруг приподнялся на коротких лапах и издал сдавленный звук. Зоб его заходил ходуном, как будто он попытался то ли проглотить что-то, то ли, напротив, сказать вслух.
– Тошнит тебя? – догадался Буш. – Понимаю, меня самого тошнит от всех этих дел. А может, просто съел что-то не то? Вот тоже проблема, в любой момент подкинут какую-нибудь гадость – и прости-прощай. Может, мне императорского дегустатора завести, пусть пробует сначала, а потом уж я? Или уж это слишком по-базилевски будет, по-потентатски, как думаешь?
Варан ничего не ответил, только нажилился, втянул голову, дважды дрогнул зобом, судорожно открыл пасть и вдруг вывернулся, изверг на пол своего аквариума что-то маленькое, белое, запачканное в вязких желудочных соках.
Буш попятился, как будто варан был диверсантом и мог выплюнуть что-то опасное: гранату, например, или химический элемент полоний, шестнадцатая группа шестого периода, восемьдесят четвертый атомный номер. И хоть Буш не знал точно, как выглядит полоний, но почему-то решил, что все-таки нет, не может быть, чтобы варан плевался полонием, должно быть что-то другое. Да и любопытство, в конце концов, взяло все-таки верх, подталкивало посмотреть, удостовериться. Он сделал шаг вперед, наклонился пониже, пригляделся и разглядел наконец, что такое выплюнул чудовищный зверь.
Это была обычная usb-флэшка.
Буш обескураженно покачал головой.
– Э, брат, что же дальше-то будет? – заметил он варану. – Сейчас флэшками плюешься, потом, того и гляди, начнешь ноутбуками гадить… В другое время, конечно, мы бы с тобой электронный магазин открыли, обогатились бы не по-детски. Но сейчас извини, не до этого.
Варан, будто поняв замешательство новоявленного потентата, подошел поближе к флэшке и подтолкнул ее носом – один раз, другой, третий. Флэшка отскочила, перевернулась, ударилась о стену. Варан смотрел на человека, не отрывая глаз. Буш поневоле задумался.
– Ты серьезно? Хочешь, чтобы я это взял? – спросил он неуверенно и сам себя выругал за длинный язык: ему бы просто отвернуться, уйти прочь, а флэшку бы уборщики выловили. Но было поздно, вопрос уже прозвучал, а варан медленно, очень медленно поднял голову и опустил ее вниз. Буш был готов поклясться, что зверь понял его вопрос и ответил на него утвердительно.
– А может, лучше охрану… – сделал он последний робкий заход.
Варан злобно оскалил желтые зубы и зашипел, как огнетушитель. Стало окончательно ясно, что с содержимым драконовой утробы придется разбираться самому.
Буш извлек из кармана носовой платок с вензелем базилевса – платками и другими знаками верховной власти снабдили его еще утром и обещали снабжать по необходимости. Борясь со рвотными позывами, базилевс осторожно приоткрыл дверь вольера, сунул руку с платком внутрь, внимательно следил за вараном – не бросится ли? Но варан демонстративно отвернул морду в сторону – бери, не спрашивай.
И он взял.
Преодолевая отвращение, как мог, вытер флэшку платком – она, кстати, не сильно-то и испачкалась, он ожидал худшего, вставил в ноутбук. Теперь, конечно, придется менять компьютер, наверняка испортится, но любопытство оказалось сильнее брезгливости. Ни разу до этого он не слышал, чтобы вараны плевались флэшками, вот уж поистине, не дворец базилевса, а арабская сказка тысячи и одной ночи.
Компьютер пожурчал немного, пробуя флэшку на вкус, Буш даже подумал, что не примет, срыгнет, повреждена смертельными кислотами варанова желудка. Но тот как ни в чем не бывало проглотил флэшку и отразил на экране в папке «Устройства и диски». Буш дважды щелкнул мышкой, открылась папка «Наследнику».
Он удивился: наследнику – это же ему. Но от кого и почему таким диким путем – через драконью утробу – пришло ему письмо, понять он не мог. Пожал плечами, подвел курсор к папке, открыл ее и увидел несколько видеофайлов. Щелкнул по первому.
На экране развернулось темное окно видеозаписи. Из окна этого глядело его собственное лицо – но только старое, измученное, страдающее. Сомнений быть не могло, это был он, потентат.
Точнее не он, а его предтеча, который, как говорили члены триумвирата, внезапно заболел и умер. Здесь, на экране, он был еще живой, и он говорил, обращаясь к нему, своему наследнику.
– Здравствуй, базилевс, – хрипло сказал с экрана живой мертвец. – Шансов, что эта запись окажется у тебя, немного. Но если все-таки ты это смотришь, значит, триумвиры устроили переворот и меня уже нет на свете.
Он прикрыл глаза, помолчал и закончил:
– Или, что еще хуже, я пока жив…
Глава 12Крылья
На двадцать четвертый этаж Приметливый поднялся пешком, по черной лестнице, лифта вызывать не стал. Постороннему взгляду предосторожность эта могла п