Колька включил радио. Там грубо ругались: то ли юмористическая программа шла, то ли общенациональные новости. Колька поморщился, сплюнул, выключил. Снова воцарилась тишина, прерываемая только тяжелой натугой мотора.
Колька все же не выдержал молчания, заговорил первым.
– Бежишь от кого-то? – спросил он небрежно, а сам все смотрел вперед, на дорогу, как будто надеялся увидеть там что-то, чего не увидел за предыдущие пятнадцать лет.
Буш выдержал паузу, неопределенно пожал плечами, что тоже можно было расценить двояко: может, бегу, может, нет, всякое может быть. Но Колька понял все правильно.
– Ясно, не дурак, – буркнул он. – Бежишь – не бежишь, не мое собачье дело…
Буш рассеянно кивнул, решив, что теперь уже наконец поедут молча, но дальнобойщик полагал иначе.
– Столичный житель? – спросил коротко.
Буш задумался – на малый только миг. Как ответить, что? Сказать, что не столичный, пойдут новые вопросы – откуда, да что за жизнь там, где нет дворца, пирамиды кадавра и божественного базилевса. А вопрос, знаете ли, вопросу рознь, на ином ведь и засыпаться можно. Поэтому, подумав совсем чуть-чуть, Буш все-таки кивнул утвердительно, дескать, ваша правда, дяденька, столичная я штучка, а как же иначе…
– А чем по жизни занимаешься? – не унимался Беспалый.
– По жизни я доктор. – Тут Буш не соврал, тем более что докторов все побаиваются, и это в глазах народа дает им некоторое преимущество перед простыми смертными.
– Наук доктор или настоящий?
– Настоящий… – признался Буш, хотя знал, что некоторые гомеопатию медициной не считают. Но если все время на дураков оглядываться, то так ведь и будешь всю жизнь ехать на дальнобойной фуре и никуда в конце концов не доберешься.
– А чего лечишь? – Водитель попался какой-то удивительно настырный, Буш даже напрягся немного.
– Смотря по тому, – неясно отвечал он, – а также как придется…
Опять ехали молча, и дорога катилась под колеса асфальтовым катком, а пустые зябкие поля сменялись черно-зеленой еловой глухоманью. Время от времени Буш чувствовал на себе косвенные взгляды водителя. Так, бывает, посматривают на некрасивую девушку, заинтригованные ее некрасивостью, которая есть тайна не меньшая, чем женская красота, за которой может ничего и не быть, а вот за некрасивостью всегда что-то да кроется…
По-прежнему не отрывая глаз от дороги, Колька вдруг сказал как-то очень нежно, почти пропел:
– А говорили тебе, доктор, что ты на базилевса похож?
Буш вздрогнул от неожиданности, подумал немного, выдавил фальшивую улыбку.
– У нас, – сказал, – каждый второй на него похож. Такой уж фенотип.
– Нет, я не про фенотип, – покачал головой Беспалый. – Ты и правда похож. Только помоложе будешь. Может, родственник?
Буш сделал серьезное лицо.
– Да, – сказал, – родственник. Он мне – двоюродная бабушка. Только никому не говори.
Беспалый засмеялся неожиданно радостно, даже машина чуть вильнула.
– Ты, я гляжу, не боишься.
– А кого бояться?
– Да хоть меня. За такие слова о базилевсе знаешь что могу с тобой сделать?
– Что?
– Что угодно. Могу, например, взять и высадить посреди дороги.
– Ты высадишь, другой подберет – мир не без добрых людей, – отвечал Буш.
Колька поглядел на него с удивлением, ничего не сказал. Снова дорога катилась под колеса, снова ехали, думая каждый о своем. На черной приборной панели потряхивало красным стрелку тахометра, а спидометр держался ровно на девяноста километрах – ни вверх, ни вниз.
Наконец Колька выговорил мечтательно:
– А я бы хотел быть базилевсом. Сидишь, ни черта не делаешь, и все бабы твои…
– Да, бабы – да… – рассеянно кивнул Буш, глядя в сторону.
Беспалый глянул на пассажира, сказал как бы между делом:
– Одно плохо: говорят, у него в спальне крокодил живет.
– Не крокодил, варан, – механически поправил Буш.
И обмер…
Покосился на водителя. Тот усмехнулся криво:
– Значит, бывал все-таки во дворце. Может, оттуда и бежишь?
Буш молчал, лихорадочно перебирал варианты: что сказать? Но Беспалый его опередил.
– Не дрейфь, не выдам…
Буш на всякий случай попытался отбиться.
– С чего ты взял, что я из дворца?
– А как ты про варана узнал?
– А ты как?
– Пацаны рассказали. – Колька притормозил перед поворотом, фуру чуть-чуть, но занесло все-таки, он хотел чертыхнуться, передумал. – У нас, у дальнобоев, везде уши, много чего знаем.
– Откуда? – заинтересовался Буш.
– Все тебе скажи, – загадочно проговорил Колька и умолк.
Молчал и Буш, смотрел вперед, на дорогу, прикидывая, не сойти ли самому, пока не поздно, не затеряться ли в медвежьих еловых зарослях? Но тут Беспалый снова заговорил, не выдержал все-таки, хотелось похвастаться, значительность свою показать.
– Мы, Максимыч, разных людей видим. Бывает, что на дороге кому поможешь – запчасти, бензин, то-се. Бывает, подбросишь кого до нужного места. Когда за деньги, когда за так. Но даже если без денег, люди нам все равно платят. И знаешь чем?
– Слухами, – догадался Буш.
– Информацией, – важно поправил его Колька. – Кто-то что-то своими глазами видел, кто-то слышал, кто читал. У другого кого родственники работают высоко или друзья детства. Вот так вот оно и идет – от человечка к человечку, и к нам приходит. Ну а уж мы, дальнобои, друг от друга секретов не имеем.
– Да, вам можно информационное агентство открывать, – задумчиво сказал Буш.
– Не информационное – шпионское, – пошутил Колька. И тут же, во избежание, уточнил: – Это я шучу так глупо.
– Шутка не такая глупая, как кажется, – заметил Буш. – Но все же не советовал бы шутить ее при посторонних.
Водитель поразмыслил и согласился со вздохом:
– Это ты не в бровь, а в глаз. Шутка у нас на Руси вообще дело опасное. Могут буквально понять. Вот у меня с тестем была история, он в банке операционистом работал. Маленький банк, карманный, два филиала, три отделения. И вот, значит, хозяин у них был говнюк, каких свет не видывал…
Не договорив, Колька вдруг стал притормаживать. Буш глянул вперед и увидел, что на обочине стоит, помахивает полосатой палочкой гаишник, указывает остановиться, съехать с трассы.
Буш затравленно поглядел на Кольку, тот смотрел только на гаишника, но взгляд пассажира почуял, сказал сквозь зубы тихо:
– Сиди, Максимыч, не дергайся…
Грузовик, тормозя, громко выдохнул сжатым воздухом, замер на обочине. Не дожидаясь, пока подойдет сержант, шофер глянул в зеркало заднего вида, открыл дверцу, выпрыгнул на разогретое шинами и слабо тлеющим предвесенним солнцем шоссе, пару раз присел, поклонился, разминая затекшую спину, а гляделось, будто в пояс гаишнику.
– Здорово, командир!
Дальнейшего разговора Буш не слышал – Колька захлопнул за собой дверь. Впрочем, даже если бы и слышал, вряд ли бы что-то понял.
– Бабушка покойная тебе командир… – беззлобно сказал Кольке сержант, чернявый, твердолицый, страшноватый той дикой южной красотой, которая безотчетно ассоциируется нынче с дорогими кортежами, шумными свадьбами и прицельной стрельбой в атмосферу. – Документы предъявите, гражданин дальнобойщик.
Беспалый предъявил спрошенное, стараясь встать так, чтобы сидящий в кабине Буш не видел лица сержанта, – а может быть, и наоборот, оба не видели друг друга. Сам гаишник, впрочем, зорким своим, как положено, взглядом, прекрасно углядел попутчика, кивнул вопросительно:
– Клиент?
– Ну дык… – непонятно отвечал дальнобойщик.
– И как?..
– Пойдет, – по-прежнему туманно отвечал Колька.
– Ну и ладушки, – удовлетворился сержант, возвращая документы.
Колька спрятал права и наряд в карман, хотел было иди прочь, но напоследок неожиданно отнесся к полицейскому:
– Работа у нас, понимаешь, тяжелая. На износ, понимаешь…
– Иди, божий человек, – строго отвечал ему сержант. – Иди и не греши.
Колька влез в машину, завел мотор, двинулся.
– Что ему надо было? – спросил Буш.
– Плановая проверка «вихрь-антитеррор», – бодро рапортовал Колька.
Машина медленно отъехала от поста. Набирая скорость, покатила дальше. Оба молчали. Дорога стала неровной, разбитой, провинциальной, даже тяжелый, мощный грузовик потряхивало на колдобинах.
– Кучу денег им на сократа ихнего платим, а дороги починить не могут, – сердито сказал дальнобойщик. – Ты вот знаешь, от чего слово «сократ» происходит?
– От чего? – заинтересовался Буш.
– От сокращения. Сокращай, дескать расходы, работяга, закатывай губу и затягивай пояс потуже. Вот это и есть «Сократ». А сейчас еще и «Аристотеля» будут вводить. Это уже, сам понимаешь, для тех, кто недоволен. Арестовывать будут – и сажать, и все для нашего же блага.
Буш только головой покачал озадаченно.
– Не знал, что так запущено. Что делать будете?
– Протестовать, вот что делать… Вонь подымем. Только толку все равно не выйдет никакого. Пригонят хранителей с автоматами, дадут очередь. Сначала поверх голов, конечно, а там уж как бог на душу положит. Кто останется, тех пустят по тундре, по железной дороге, голой жопой мерзлоту растапливать… А если серьезно, одна у нас теперь надежда – на Орден.
– Что за Орден? – заинтересовался Буш.
От неожиданности Колька вильнул рулем, чуть на обочину не съехал, в последний момент, однако, все же удержал тяжелую фуру на дороге.
– Про Орден не слышал? – изумился он. – Ты вчера родился, что ли? Или голову мне морочишь?
– Честное слово, – сказал Буш, – в первый раз в жизни… Может, расскажешь? Или это тайна?
– Это, конечно, тайна, но тебе, так уж и быть… – Колька неожиданно подмигнул ему.
То, что он рассказал потом, действительно слышал Буш в первый раз и даже предположить ничего подобного не мог. Общественное, а равно и государственное устройство представлялось ему довольно простым: наверху стоят базилевс и триумвиры, все остальные, начиная от министров и парламента и кончая последней уборщицей, изображают декорацию свободного общества для наших западных партнеров – чтобы легче продавать углеводороды.