Это вовсе не было забавно. Луиза снова надулась.
— Это будет не легко, имея в доме два лишних рта, которые надо кормить, и дополнительную прислугу. Хотя Фанни, но меньшей мере, могла бы оказать некоторую помощь. Я надеюсь, вы поговорите с ней, Эдгар. И еще я должна сказать, что вы выбрали крайне неудачное время делать ей дорогие подарки. Ведь этого сапфира было бы достаточно, чтобы содержать детей целый год, или…
— Или купить тебе палантин из горностая? — заметил Эдгар. — А я говорю, что это было самое подходящее время подарить его Фанни, если мы хотим ее помощи. Кроме того, девочка заслужила подарок. Вспомните, у нее не было и никогда не будет такого бала, какой будет у Амелии.
— Она разделит его с Амелией. Она не может ожидать ничего большего.
— Тут очень большая разница, моя дорогая. И Фанни первая поймет это. Что же, полагаю, мне пора одеваться.
Тем не менее он тяжело сидел на краю кровати, не пытаясь пойти в туалетную комнату, и был погружен в раздумья.
— Эдгар, что расстроило вас в этом человеке из Китая? — проницательно спросила его жена.
— Что? О чем вы говорите?
— Что-то беспокоит вас, и я знаю, что весь этот разговор о деньгах только притворство.
— О, вы знаете, неужели?
Эдгар внимательно посмотрел на жену. Она была затянута в корсет, ее кринолин плотно застегнут. Корсаж с низким вырезом показывал чересчур щедрое количество белой плоти. Стиль ее прически с тугими завитками, заметно усыпанными сединой, более подходил Фанни или Амелии, чем матроне средних лет. Ее щеки покраснели, а крупный кончик носа походил на луковицу. Она уже придала своему лицу оживленное выражение, которое будет держаться до разъезда гостей. После этого вернутся надутые губы и недовольный взгляд.
Когда ему было немногим больше двадцати, Эдгар глубоко влюбился в нежную, похожую на нимфу девушку, которую звали Марианной. Оп положил свое сердце к ее ногам, но она посмеялась над ним. Своим ясным, смеющимся, ледяным голосом она сказала:
— Но, мистер Давенпорт, вы же выглядите совершенно как лягушка!
Семь лет спустя он встретил Луизу, которая не смеялась над ним. Она не была бледной и не походила на нимфу, зато являлась внучкой графа. Эдгар решил, что честолюбие в семейных делах более важно, чем любовь. Кроме того, можно было ожидать, что обильная плоть молодой Луизы будет ему приятной. Так это и было, даже если она отдавалась неохотно. Вместе с тем она хорошо вела дом, и, при всей ее склонности к болтовне, была достаточно проницательна. Она заслужила свои бриллиантовые сережки и, может быть, горностаевый палантин. Не ее виной было, что он всегда видел за ней бледную тень Марианны и слышал этот жестокий смех.
— Если вы хотите знать, — сказал он, — я ожидаю, что Хамиш Барлоу приедет с длинным списком долгов моего брата. Лишь что-то очень серьезное могло привести его так далеко. Говоря по чести, я должен попытаться уладить дело с ним.
— Как это печально, — вскрикнула Луиза. — Неужели ваш брат не мог там заработать немного денег. Я полагаю, что в Китае многие сколотили себе состояние.
— Только не Оливер, можете быть уверены.
— Хорошо, не надо беспокоиться об этом сейчас, — живо сказала Луиза. — Уже поздно, и мы должны спуститься вниз. Почему бы нам не послушать сегодня немного музыки? Она всегда поднимает твое настроение. Амелия сыграет на пианино. А в следующем месяце Амелия и я должны, мы просто обязаны, на несколько дней поехать в Лондон за покупками. Нужно найти какую-нибудь надежную женщину, чтобы сшить ей бальное платье. Ей потребуется очень много вещей, — Луиза поднялась, чтобы поцеловать макушку головы мужа, — кстати, мы сможем посмотреть и меха тоже.
— Вы не слышали ни одного слова из того, что я сказал.
— Слышала, и даже слишком много.
Эдгар поспешно одевался, надеясь побыть десять минут в гостиной в одиночестве с бокалом хереса до прибытия гостей.
В этом он тоже был разочарован, так как обнаружил там леди Арабеллу, удобно устроившуюся в своем любимом кресле. Упакованная в свою пушистую белую шаль и распростертые вокруг нее жесткие черные юбки, она казалась уютной, кроткой и наполовину спала.
— Итак, Эдгар, — сказала она своим хриплым голосом.
— Добрый вечер, мама. — Его голос был легким и сердечным. Он быстро преодолел раздражение от того, что обнаружил ее в своем кресле, и отдохнуть ему теперь не удастся.
— Тут было очень холодно. Я попросила зажечь огонь. Лето, как всегда, запаздывает.
— Хорошая мысль. Теперь тут приятно и весело. Вы обедаете с нами сегодня?
— Думаю, что с вами. Мне не хватает Фанни. Она обычно читает мне.
— А Амелия вам не сможет почитать?
— О, Амелия. Это легкомысленное создание. — Голос старой леди был снисходителен. — Я жду новых детей. Они помогут мне коротать время. Только представьте себе, Эдгар! Такие тайны в вашей семье.
— Едва ли тайны, мама. Я допускаю, что у моего брата было прошлое. Но это не касается детей. Нам не нужна вся эта чепуха о грехах отца. Я человек с широкими взглядами.
— И умный, и терпимый, — одобрила леди Арабелла. — Знаете, когда-то я думала, что моя дочь сделала ошибку, выйдя за вас замуж. Но вы удивили меня.
— Спасибо, мама. Надеюсь, что я был ей хорошим мужем.
Старая леди мягко улыбнулась. Ее близорукие глаза смотрели на огонь.
— К тому же, вы дали ей этот великолепный дом. Знаете, я нашла новый способ проводить время с тех пор, как дети стали чересчур взрослыми для страшных рассказов. Я занимаюсь историей Даркуотера. Если бы я была мужчиной, мне следовало бы стать историком. Эти старинные происшествия восхищают меня. Понимаете, у Даркуотера такая история…
Эдгар поднял было графин с хересом, но снова поставил его, внимательно слушая.
— Она есть у всех старых домов, — сказал он. — Полагаю, вы имеете в виду эту легендарную птицу. Предвестника несчастья, да?
— Не только несчастья, — с оживлением сказала леди Арабелла. — Смерти.
— Послушайте, мама! Как же вы любите уныние.
— О, да, уныние. А также вопросы наследования. Родословное древо. Все эти фруктовые деревья с детьми на ветвях. Как красиво.
Эдгар снисходительно улыбнулся.
— Где вы находите все эти материалы?
— О, все они здесь, в доме. Некоторые из Давенпортов вели аккуратные записи.
Улыбка Эдгара исчезла.
— Библиотека — это мой заповедник. Я не хочу, чтобы вы копались там, мама.
— Там столько книг, и за эти годы никто не позаботился даже открыть их, — печально сказала леди Арабелла. — Очень жаль, что Джордж и Амелия не унаследовали мои литературные вкусы. Нужно развивать свой ум. Вы не должны запрещать мне мое маленькое хобби, Эдгар. Кроме того, я не думала, что Давенпорты были такой интересной семьей. Этот дом видел всякие времена.
Эдгар внимательно смотрел на нее. Ее лицо было вежливым, невинным и погруженным в мысли. Она могла бы рассказывать такие вещи кому угодно. Они не были направлены специально на него. Или все-таки были?
Никто не позвонил, чтобы принесли лампы, и в комнате царили сумерки. Утонувшая в кресле с подлокотниками, с перемежающимся отблеском огня на ее широких черных юбках и белом кружевном чепце, леди Арабелла выглядела, как чудовищная моль. Именно ею она и была, терпеливо копаясь в старых книгах и дневниках, всех этих заплесневелых принадлежностях старого дома, раскрывая секреты и давая им возможность бродить внутри нее. У нее была опасная привычка приукрашивать и преувеличивать. Не то чтобы имело большое значение, какие скандалы могли возникнуть в отношении мертвых и давно ушедших Давенпортов. Все равно, ему давно следовало бы ознакомиться с этими старыми книгами самому.
— Все старые дома видели интересные времена, — сказал он, затем вспомнил, что уже сделал это плоское замечание прежде, и добавил, — он не увидит их больше, пока я живу здесь.
— Но как вы можете быть уверены? — энергично сказала леди Арабелла. Она взялась за свою любимую тему. — События принуждают нас. Например, прибытие этих незнакомых детей. Они изменят обстановку, а это может вызвать дальнейшие изменения. Затем рана Джорджа на войне. Вы не можете отрицать, что она сделала его почти чужим. Мы должны знакомиться с ним снова. И еще — вы не забыли, что в этом году Амелия выходит в свет, а Фанни станет совершеннолетней? Все это семена будущей драмы.
Голос леди Арабеллы стал глубоким и звучным, как это происходило, когда она подходила к страшной части волшебной сказки, моменту, когда она намеренно хотела поразить и удивить свою аудиторию.
— Вы сами всё увидите, Эдгар, — многозначительно сказала она.
— Послушайте, мама, — шутливо сказал Эдгар. — Вы как ребенок, пытающийся взболтать мутную воду, чтобы посмотреть, что лежит внизу.
Старая леди словно ждала этих слов, чтобы наброситься.
— Но почему вода мутная?
Эдгар налил себе бокал хереса, поднял его и сделал большой глоток.
— Я не знаю, о чем вы говорите. Надеюсь, вы будете воздерживаться от таких таинственных разговоров за обедом.
— Но… почему же? Это может сделать жизнь веселее. Люди наслаждаются, слушая о скандалах у других.
— О скандалах! — Брови Эдгара удивленно поднялись. — Что именно вы имеете в виду?
Леди Арабелла сонно закрыла глаза.
— До чего же я обожаю читать чужие письма. Они так много открывают. Ваш двоюродный дед очень талантливо писал. Я боюсь, что в нашей семье это умирающее искусство. Можете ли вы представить, что Джордж или Амелия пишут по-настоящему художественные письма. Разумеется, Фанни может. Она могла унаследовать ирландскую склонность к поэзии.
— Я все же не понимаю, о чем вы говорите, — добродушно сказал Эдгар. — Письма моего деда должны быть у адресатов, а не здесь.
— И я так же думаю. Вы понимаете, ведь еще существуют и ответы. Оказалось, что у меня есть сноровка обращения с потайными ящиками в столах. Я могла бы стать настоящим взломщиком. Возможно все-таки, — хихикнула старая леди, — я не спущусь вниз к обеду в честь вашего друга, сэра Джайлса Моуэтта.