– Каролина с Якубом спят, – шепотом сообщила она. – Уже так поздно. Ты где была?
– На работе, – также шепотом ответила Эрика, снимая обувь и кладя сумку.
– Все хорошо?
– Да, конечно.
– Ты ушла в семь утра!
Эрика сняла пальто.
– Я всегда так работаю.
– И как Марк на это реагировал?
– Ленка, ты позволишь мне войти?!
– Тсс! Я только что их успокоила.
Эрика заглянула в гостиную. На диване из-под одеяла виднелись только макушки спящих детей.
– Ленка, мой компьютер почти разрядился, а зарядка там, – шепотом объяснила она.
– Как она выглядит?
– Что значит «как выглядит»? Зарядка – она и есть зарядка, – прошипела Эрика, шагнув в гостиную, но Ленка ее остановила:
– Не ходи туда. Детей разбудишь. Каролина целый день капризничала, я только-только их уложила.
– Ленка, мне нужна моя зарядка.
– Ты ела?
– Обедала.
Сложив на груди руки, Ленка закатила вверх глаза.
– Поешь хотя бы. Я приготовила. Иди прими душ, а я поищу твою зарядку.
Эрика начала возражать, но Ленка втолкнула ее в ванную и закрыла дверь.
Едва Эрика ступила из душа в коридор, ее окутал аппетитный аромат копченого мяса, картофеля и маринада. Пикнула микроволновка, и Ленка вышла к ней с дымящейся тарелкой Francúzske Zemiaky[28] – блюда из мелко нарезанных картофеля, яиц, корнишонов и копченой колбасы, запеченных в горшочке.
– Вот это да! Запах обалденный. Прямо как мама готовила. – У Эрики потекли слюнки.
Они прошли в спальню, где теперь разместилась коляска Эвы и высилась гора пеленок, а комод превратился в пеленальный столик. Фотография Марка в золоченой рамке была задвинута назад. Его красивое лицо смотрело на Эрику с неувядающей улыбкой. Она села на кровать и принялась поглощать еду с горячей тарелки.
– Вкуснотища! Спасибо.
– Я прошлась по магазинам, – доложила Ленка. – Район здесь милый, только много всякого разного народу – индийцы, негры, китайцы. Дети были немного напуганы… Садик у тебя чудесный, и мы познакомились кое с кем из соседей. С женщиной и двумя ее маленькими дочками с верхнего этажа. Якуб во все двери стучался, пока не нашел их. Потом они вместе играли.
– В самом деле? И как же вы общались с ними?
– Я знаю несколько слов по-английски. Мать – очень приятная женщина. Как ее зовут?
Эрика пожала плечами.
– Ты живешь здесь пять месяцев и не знаешь своих соседей?
– Я все время занята, – промычала Эрика с набитым ртом.
– Как у тебя дела с тем симпатичным парнем, Питерсоном?
– Никак. Мы об этом не говорили.
– Думаешь, у тебя с ним будет что-нибудь? Он славный.
В ответ Эрика лишь повела плечами.
– Пригласила бы его к нам. Я бы что-нибудь приготовила…
Эрика, взглянув на сестру, пробурчала с набитым ртом:
– Давай сменим тему.
Ленка подошла к комоду, выдвинула верхний ящик и принялась укладывать туда матрасик с пеленального столика и несколько одеял.
– Какой-то мужчина сегодня приходил, чтобы снять показания счетчика. Я так поняла. Я с детьми была занята, бегала туда-сюда. Девочки соседские как раз в это время здесь были. Он вон то письмо оставил. – Ленка кивнула на листок бумаги, лежавший на подоконнике.
Эрика пробежала его глазами. Это было уведомление от агентства недвижимости о необходимости проверки линии газоснабжения и оформлении нового сертификата.
– Продукты питания здесь очень дорогие. Что ты обычно покупаешь?
– Ленка, дай мне минутку передохнуть, пожалуйста! У меня был тяжелый день, а ты все трындишь и трындишь!
Ленка продолжала разглаживать одеяла в ящике комода.
– Ты что делаешь?
– Постель для Эвы готовлю.
– В ящике комода?
Эва в коляске проснулась и заплакала.
– Ну вот, разбудила. – Ленка протиснулась мимо Эрики и взяла дочь на руки. – Ну все, все, успокойся. Тсс, тсс. – Ленка оттянула вниз сорочку и дала малышке грудь, но та завопила еще громче. – Выйди, пожалуйста, и дверь в гостиную закрой, ладно?
Эрика сунула в рот еще картошки с колбасой, с тарелкой в руках протиснулась мимо сестры, вышла в коридор и закрыла дверь в гостиную. Эва заходилась пронзительным криком, и Эрика закрыла дверь и в спальню, а сама села на коврик у входа, поставила тарелку на пол и доела свой ужин.
Только вот не заметила она, что в щиток, где находился электросчетчик, вмонтировано крошечное подслушивающее устройство.
В начале двенадцатого ночи Аманда Бейкер дремала в своем кресле. Рядом на столе среди вороха распечаток и двух блокнотов стояла недопитая чашка чая. Стена гостиной над диваном теперь была увешана прицепленными вкривь и вкось листками, которые она исписала черной ручкой своим убористым почерком. В самом центре Аманда поместила распечатанную на листе формата А4 фотографию Тревора Марксмэна, а также снимки Джоэла Майклса и Боба Дженнингса. На противоположной стене рядом с телевизором находилась фотография Джессики Коллинз.
Тихий стук вывел ее из неглубокого забытья. Неуклюже поднявшись с кресла, Аманда подошла к окну и увидела Крофорда с красным, лоснящимся от пота лица. Она подняла раму, и в комнату ворвался холодный воздух.
– Записи у меня. – Он обернулся, оглядывая дорогу. Она была пустынна.
– Все принес? – спросила Аманда.
Крофорд кивнул, переступив с ноги на ногу.
– Можно войти?
– Поздно уже, мне нужно выспаться, – не разрешила она. – Завтра похороны Джессики Коллинз.
Крофорд устремил взгляд в комнату мимо нее и увидел на задней стороне двери гостиной вешалку с черным платьем.
– Пойдешь?
– Да, – подтвердила Аманда, протягивая к нему руку.
– Можно я войду, просто чтобы выпить… Адский был день, – сказал он.
– Я не пью и не хочу, чтобы ты меня искушал, – ответила она, по-прежнему не опуская руки.
– Шутишь? Неужели бросила?
– Уже три дня не пью.
Из внутреннего кармана куртки Крофорд достал небольшой конверт и отдал ей.
– Спасибо, – поблагодарила Аманда, забирая конверт. Она опустила раму подъемного окна и задвинула шторы.
Крофорд еще немного постоял под окном, глядя на закрытые шторы, затем поплелся к своей машине.
Глава 49
Прощание с Джессикой Коллинз проходило в церкви Святой Девы Марии в Бромли. Маленький зал был убран просто; пахло благовониями и мастикой для пола; в полумраке мерцали свечи.
Джессика лежала в гробу из красного дерева, самого лучшего, какой удалось найти Марианне и Мартину. Он стоял на деревянной подставке. Не совсем маленький, как для младенца, но и не большой, как для взрослого.
Марианна прибыла с первыми проблесками рассвета, чтобы быть уже в церкви, когда гроб доставят из похоронного бюро. Она сидела и смотрела на останки дочери. Скелет, маленький и беззащитный, сложенный в безупречно точном порядке, покоился на атласной подложке, накрытый тонким кружевным тюлем. Красное пальтишко, когда-то подаренное Джессике на день рождения, аккуратно свернутое, лежало рядом с ней на атласной подушке.
Мартин, Лора и Тоби пришли чуть позже. Они тихо постучали в массивную деревянную дверь. Марианна встала и впустила их.
Они замерли в дверном проеме, словно остолбенели.
– Почему гроб открыт? – удивился Мартин, глядя на скелет, который был собран так, будто кости Джессики только что забрались в гроб и улеглись спать. – Мне казалось, мы договорились, что будем хоронить в закрытом гробу.
– Мы не договаривались. Ты высказал свое мнение, – мрачно произнесла Марианна. – А я хочу видеть свое дитя. Хочу прикасаться к ней. Хочу быть здесь с ней.
Тоби посмотрел на отца, потом на Лору.
– Папа, это нехорошо, – заметил он. Они подошли к гробу с останками Джессики, накрытыми прозрачным кружевом, и Мартин протянул к нему руку.
– О, Джессика. – Он положил ладонь на череп под покровом тюля.
Лора стояла в дверях, зажимая рукою рот; ее глаза полнились ужасом.
– Иди сюда. Прикоснись к ней, – велела Марианна. – Это Джессика… Твоя сестра.
Лора, все так же тараща глаза, подошла ближе. Марианна, перегнувшись к ней, взяла дочь за руку. Та попыталась высвободиться, но Марианна, крепко держа ее, притянула ладонь старшей дочери к черепу Джессики.
– Потрогай ее волосы, Лора. Помнишь, какие они были, когда их расчесывали?
– Нет! – крикнула Лора, отдергивая руку. Она выбежала из комнаты. Марианна, едва ли обратив на это внимание, не сводила глаз с гроба.
– Тоби, я хочу, чтобы ты прикоснулся к ней. Прикоснись к своей сестре, – потребовала она.
– Нет, мама… Я хочу помнить ее другой. Прости, – отказался он. Тоби взглянул на отца – тот завороженно смотрел на скелет в гробу – и следом за сестрой вышел в коридор.
– Я только хотела, чтобы у нас была еще одна дочь. Чтобы она жила в благополучии и счастье, – сказала Марианна, поднимая глаза на Мартина. – Это нам наказание за то, что мы сделали?
– Мы ведь условились, что никогда не будем об этом говорить, – напомнил Мартин, глядя на нее.
– Согласна. Но ведь это конец, да?
– Нет. Ее отняли у нас, но она с Господом. И мы с ней встретимся. Мы не должны спрашивать, почему Он забрал ее. Просто нужно утешиться тем, что мы нашли ее и она теперь может упокоиться с миром.
– О, Мартин, – всхлипнула Марианна. Он шагнул к ней, крепко обнял, так, как давно не обнимал, и они вместе заплакали, скорбя о своей утрате, заливая слезами чувство вины.
После ухода Мартина Марианна осталась у гроба одна. Свечи догорели, по стене медленно перемещался квадратик разноцветных бликов, отбрасываемых небольшим витражным окном.
Целый день она провела в молитвах, склонившись над маленьким скелетом дочери. Произносила их без запинки, почти машинально, за многие годы заучив наизусть обращения к Господу. Но когда молвила «Прости меня, Отче, я согрешила», создавалось впечатление, что из уст ее эти слова звучат впервые.