— Эдгар, что расстроило вас в этом человеке из Китая? — проницательно спросила его жена.
— Что? О чем вы говорите?
— Что-то беспокоит вас, и я знаю, что весь этот разговор о деньгах только притворство.
— О, вы знаете, неужели?
Эдгар внимательно посмотрел на жену. Она была затянута в корсет, ее кринолин плотно застегнут. Корсаж с низким вырезом показывал чересчур щедрое количество белой плоти. Стиль ее прически с тугими завитками, заметно усыпанными сединой, более подходил Фанни или Амелии, чем матроне средних лет. Ее щеки покраснели, а крупный кончик носа походил на луковицу. Она уже придала своему лицу оживленное выражение, которое будет держаться до разъезда гостей. После этого вернутся надутые губы и недовольный взгляд.
Когда ему было немногим больше двадцати, Эдгар глубоко влюбился в нежную, похожую на нимфу девушку, которую звали Марианной. Оп положил свое сердце к ее ногам, но она посмеялась над ним. Своим ясным, смеющимся, ледяным голосом она сказала:
— Но, мистер Давенпорт, вы же выглядите совершенно как лягушка!
Семь лет спустя он встретил Луизу, которая не смеялась над ним. Она не была бледной и не походила на нимфу, зато являлась внучкой графа. Эдгар решил, что честолюбие в семейных делах более важно, чем любовь. Кроме того, можно было ожидать, что обильная плоть молодой Луизы будет ему приятной. Так это и было, даже если она отдавалась неохотно. Вместе с тем она хорошо вела дом, и, при всей ее склонности к болтовне, была достаточно проницательна. Она заслужила свои бриллиантовые сережки и, может быть, горностаевый палантин. Не ее виной было, что он всегда видел за ней бледную тень Марианны и слышал этот жестокий смех.
— Если вы хотите знать, — сказал он, — я ожидаю, что Хамиш Барлоу приедет с длинным списком долгов моего брата. Лишь что-то очень серьезное могло привести его так далеко. Говоря по чести, я должен попытаться уладить дело с ним.
— Как это печально, — вскрикнула Луиза. — Неужели ваш брат не мог там заработать немного денег. Я полагаю, что в Китае многие сколотили себе состояние.
— Только не Оливер, можете быть уверены.
— Хорошо, не надо беспокоиться об этом сейчас, — живо сказала Луиза. — Уже поздно, и мы должны спуститься вниз. Почему бы нам не послушать сегодня немного музыки? Она всегда поднимает твое настроение. Амелия сыграет на пианино. А в следующем месяце Амелия и я должны, мы просто обязаны, на несколько дней поехать в Лондон за покупками. Нужно найти какую-нибудь надежную женщину, чтобы сшить ей бальное платье. Ей потребуется очень много вещей, — Луиза поднялась, чтобы поцеловать макушку головы мужа, — кстати, мы сможем посмотреть и меха тоже.
— Вы не слышали ни одного слова из того, что я сказал.
— Слышала, и даже слишком много.
Эдгар поспешно одевался, надеясь побыть десять минут в гостиной в одиночестве с бокалом хереса до прибытия гостей.
В этом он тоже был разочарован, так как обнаружил там леди Арабеллу, удобно устроившуюся в своем любимом кресле. Упакованная в свою пушистую белую шаль и распростертые вокруг нее жесткие черные юбки, она казалась уютной, кроткой и наполовину спала.
— Итак, Эдгар, — сказала она своим хриплым голосом.
— Добрый вечер, мама. — Его голос был легким и сердечным. Он быстро преодолел раздражение от того, что обнаружил ее в своем кресле, и отдохнуть ему теперь не удастся.
— Тут было очень холодно. Я попросила зажечь огонь. Лето, как всегда, запаздывает.
— Хорошая мысль. Теперь тут приятно и весело. Вы обедаете с нами сегодня?
— Думаю, что с вами. Мне не хватает Фанни. Она обычно читает мне.
— А Амелия вам не сможет почитать?
— О, Амелия. Это легкомысленное создание. — Голос старой леди был снисходителен. — Я жду новых детей. Они помогут мне коротать время. Только представьте себе, Эдгар! Такие тайны в вашей семье.
— Едва ли тайны, мама. Я допускаю, что у моего брата было прошлое. Но это не касается детей. Нам не нужна вся эта чепуха о грехах отца. Я человек с широкими взглядами.
— И умный, и терпимый, — одобрила леди Арабелла. — Знаете, когда-то я думала, что моя дочь сделала ошибку, выйдя за вас замуж. Но вы удивили меня.
— Спасибо, мама. Надеюсь, что я был ей хорошим мужем.
Старая леди мягко улыбнулась. Ее близорукие глаза смотрели на огонь.
— К тому же, вы дали ей этот великолепный дом. Знаете, я нашла новый способ проводить время с тех пор, как дети стали чересчур взрослыми для страшных рассказов. Я занимаюсь историей Даркуотера. Если бы я была мужчиной, мне следовало бы стать историком. Эти старинные происшествия восхищают меня. Понимаете, у Даркуотера такая история…
Эдгар поднял было графин с хересом, но снова поставил его, внимательно слушая.
— Она есть у всех старых домов, — сказал он. — Полагаю, вы имеете в виду эту легендарную птицу. Предвестника несчастья, да?
— Не только несчастья, — с оживлением сказала леди Арабелла. — Смерти.
— Послушайте, мама! Как же вы любите уныние.
— О, да, уныние. А также вопросы наследования. Родословное древо. Все эти фруктовые деревья с детьми на ветвях. Как красиво.
Эдгар снисходительно улыбнулся.
— Где вы находите все эти материалы?
— О, все они здесь, в доме. Некоторые из Давенпортов вели аккуратные записи.
Улыбка Эдгара исчезла.
— Библиотека — это мой заповедник. Я не хочу, чтобы вы копались там, мама.
— Там столько книг, и за эти годы никто не позаботился даже открыть их, — печально сказала леди Арабелла. — Очень жаль, что Джордж и Амелия не унаследовали мои литературные вкусы. Нужно развивать свой ум. Вы не должны запрещать мне мое маленькое хобби, Эдгар. Кроме того, я не думала, что Давенпорты были такой интересной семьей. Этот дом видел всякие времена.
Эдгар внимательно смотрел на нее. Ее лицо было вежливым, невинным и погруженным в мысли. Она могла бы рассказывать такие вещи кому угодно. Они не были направлены специально на него. Или все-таки были?
Никто не позвонил, чтобы принесли лампы, и в комнате царили сумерки. Утонувшая в кресле с подлокотниками, с перемежающимся отблеском огня на ее широких черных юбках и белом кружевном чепце, леди Арабелла выглядела, как чудовищная моль. Именно ею она и была, терпеливо копаясь в старых книгах и дневниках, всех этих заплесневелых принадлежностях старого дома, раскрывая секреты и давая им возможность бродить внутри нее. У нее была опасная привычка приукрашивать и преувеличивать. Не то чтобы имело большое значение, какие скандалы могли возникнуть в отношении мертвых и давно ушедших Давенпортов. Все равно, ему давно следовало бы ознакомиться с этими старыми книгами самому.
— Все старые дома видели интересные времена, — сказал он, затем вспомнил, что уже сделал это плоское замечание прежде, и добавил, — он не увидит их больше, пока я живу здесь.
— Но как вы можете быть уверены? — энергично сказала леди Арабелла. Она взялась за свою любимую тему. — События принуждают нас. Например, прибытие этих незнакомых детей. Они изменят обстановку, а это может вызвать дальнейшие изменения. Затем рана Джорджа на войне. Вы не можете отрицать, что она сделала его почти чужим. Мы должны знакомиться с ним снова. И еще — вы не забыли, что в этом году Амелия выходит в свет, а Фанни станет совершеннолетней? Все это семена будущей драмы.
Голос леди Арабеллы стал глубоким и звучным, как это происходило, когда она подходила к страшной части волшебной сказки, моменту, когда она намеренно хотела поразить и удивить свою аудиторию.
— Вы сами всё увидите, Эдгар, — многозначительно сказала она.
— Послушайте, мама, — шутливо сказал Эдгар. — Вы как ребенок, пытающийся взболтать мутную воду, чтобы посмотреть, что лежит внизу.
Старая леди словно ждала этих слов, чтобы наброситься.
— Но почему вода мутная?
Эдгар налил себе бокал хереса, поднял его и сделал большой глоток.
— Я не знаю, о чем вы говорите. Надеюсь, вы будете воздерживаться от таких таинственных разговоров за обедом.
— Но… почему же? Это может сделать жизнь веселее. Люди наслаждаются, слушая о скандалах у других.
— О скандалах! — Брови Эдгара удивленно поднялись. — Что именно вы имеете в виду?
Леди Арабелла сонно закрыла глаза.
— До чего же я обожаю читать чужие письма. Они так много открывают. Ваш двоюродный дед очень талантливо писал. Я боюсь, что в нашей семье это умирающее искусство. Можете ли вы представить, что Джордж или Амелия пишут по-настоящему художественные письма. Разумеется, Фанни может. Она могла унаследовать ирландскую склонность к поэзии.
— Я все же не понимаю, о чем вы говорите, — добродушно сказал Эдгар. — Письма моего деда должны быть у адресатов, а не здесь.
— И я так же думаю. Вы понимаете, ведь еще существуют и ответы. Оказалось, что у меня есть сноровка обращения с потайными ящиками в столах. Я могла бы стать настоящим взломщиком. Возможно все-таки, — хихикнула старая леди, — я не спущусь вниз к обеду в честь вашего друга, сэра Джайлса Моуэтта.
Эдгар наклонился над ней.
— Что вы нашли?
— В следующий раз я буду искать потайные места в стенах. Не могу представить, почему я раньше не подумала о столь восхитительном времяпрепровождении.
— Что вы нашли?
— Эдгар, не дышите на меня так. Я уже сказала вам, что нашла. Только старые семейные письма. К сожалению, никакого тайного клада соверенов.
— Покажите их мне.
— Ну, разумеется, я покажу их, когда найду.
— Вы сказали, что уже нашли их.
— С тех пор я опять их потеряла. Это очень обидно — я стала такой забывчивой. Но они снова попадутся, и тогда, конечно же, вы увидите их.
— От кого они были? Это, по крайней мере, вы помните?
— От кого-то по имени Филипп. Это родственник вашего двоюродного деда. Вы никогда не рассказывали мне обо всех разветвлениях вашей семьи. Но он кажется человеком заметного литературного таланта. Действительно жаль, что ваши дети не унаследовали его. Но у них есть другие достоинства. Амелия хорошо владеет иголкой, а Джордж, несмотря на свою болезнь, превосходный наездник. И, кстати, Эдгар, мальчику очень нужна новая лошадь.