Хлопуша остановился всего на мгновение, но и этого хватило, чтобы чудовище, которое он встретил в лесу, настигло его и прыгнуло ему на плечи. Хлопуша резко извернулся, и голая тварь соскользнула на землю, зажав в когтях выдранные куски кафтана.
Хлопуша, в котором проснулся боевой дух, с ревом прыгнул на костлявую спину чудовища. Он обхватил жилистую, тощую глотку твари локтем, прижал упирающуюся тварь к земле всем своим восьмипудовым весом и попытался сломать ей шею. Но не тут-то было. Тварь, даром что хлипкая на вид, оказалась сильнее и крепче самых мощных гофских борцов.
Никогда еще Хлопуша не встречал столь сильного противника. Лысое чудовище билось и извивалось под ним, как дюжина псов, мускулы его были тверже канатных узлов, а выпирающие кости тощей шеи, казалось, были выкованы из железа и так же несокрушимы. Пытаясь вырваться, тварь шипела, рычала и брызгалась слюной.
На какое-то мгновение Хлопуше показалось, что повизгивание и шипение сложилось в членораздельные слова, и полный злобы голос процедил:
– З-з-загрызу…
Чудовище дернулось, как норовистый конь, и Хлопуша скатился с его тощей спины.
– Бог Хорс и крылатый пес Семаргл, помогите мне! – в отчаянии крикнул он, вскочил на ноги и рубанул тварь мечом по костлявой груди.
Удар рассек бледно-землистую грудь чудовища, и она раскрылась, как кровавый цветок, – обрубленными ребрами наружу. Хлопуша хрипло перевел дух, но тут случилось нечто невероятное: уродец обхватил себя за бока ладонями и с силой свел окровавленные обрубки ребер обратно к грудине. И – великий Велес! – эти обрубки тут же схватились и срослись. А следом за ними затянулась и бледная дряблая кожа.
Лысая тварь отвратительно усмехнулась, а затем со скоростью молнии рванулась вперед. Хлопуша снова вскинул меч, но махнуть не успел – тварь одним сильным ударом вышибла меч из его судорожно сжатых пальцев, а затем прыгнула на широкую грудь Хлопуши.
Длинные пальцы твари впились толстяку в плечи, ноги уперлись ему в живот, а огромный рот раскрылся и устремился на Хлопушино лицо. Хлопуша судорожным, отчаянным движением увернулся от острых слюнявых зубов, выхватил из-за пояса кинжал и по самую рукоять вонзил его в тощий живот твари.
Чудовище зашипело и разжало пальцы. Хлопуша тут же стряхнул его с себя и нанес еще несколько быстрых, точных ударов кинжалом. В сердце, в шею, снова в живот. Потом отпрыгнул в сторону и замер, тяжело дыша и не спуская глаз с лысой, закатившей глаза твари.
Чудовище еще дважды дернулось, а затем оцепенело. Оно было похоже на огромное дохлое насекомое, вздернувшее кверху засохшие крючковатые лапки.
Хлопуша повернулся к толмачу. Рамон сидел на спине у второй твари, сжав ее шею коленями, и быстро перепиливал ей кинжалом хребет. Наконец, лысая уродливая голова чудовища упала на землю, а тело его расслабилось и замерло.
Рамон поднялся на ноги и взглянул на Хлопушу.
– Жив? – хрипло выдохнул он.
– Жив, – ответил толстяк.
Рамон кивнул, сорвал пучок травы, тщательно вытер клинок кинжала и вложил его в ножны.
3
Советник Кудеяр вошел в горницу и с порога взволнованно воскликнул:
– Первоход, это уже не пустяк!
– Что? – Глеб, сидевший за столом с кузнецом Вакаром, оторвал взгляд от чертежей и взглянул на советника. – О чем ты?
Кудеяр сдвинул брови и сухо доложил:
– Уже три каравана купцов не дошли до Хлынь-града. А сегодня в город приехали два путешественника. Путь их лежал через лес близ Повалихи.
– И что? – нетерпеливо спросил Глеб, которого больше интересовал чертеж новой водонапорной башни, чем россказни о пропавших караванах.
– Эти путешественники рассказывают страшные вещи.
– Да? – Глеб вновь взглянул на чертеж. – Слушай, Кудеяр, мы сейчас немного заняты, поэтому не мог бы ты…
– Первоход! – резко произнес Кудеяр. – Я говорю тебе о погибших людях! Восемь купцов сгинули без следа! А с ними двадцать пять охоронцев! Путешественники, о которых я тебе толкую, наткнулись в лесу на остатки одного из караванов. Там были только подводы. Ни людей, ни лошадей они не увидели.
– Вот как? – Глеб нахмурился. – Значит, купцы и охоронцы разбежались? Не понимаю, чего ты так тревожишься о них. Рано или поздно они выйдут из леса и объявятся в городе или в ближайших…
– Первоход, ты не слушаешь меня, – горестно вздохнул Кудеяр. – Путешественники не нашли ни людей, ни лошадей. Но они нашли обглоданные кости.
Глеб замер над чертежом. Потом медленно повернул голову и взглянул на Кудеяра.
– Гм… – задумчиво произнес он. – Возможно, это порезвились разбойники. Перебили купцов, а после – чтобы отвести от себя подозрения – разбросали на месте бойни кости. Нынче разбойников много развелось. – Глеб усмехнулся и иронично добавил: – Не будь я таким совестливым, сам бы пошел в разбойники. Зарплата больше, график удобнее. Красота.
Советник Кудеяр вздохнул.
– И снова ты не слушаешь меня, Первоход. Купцы возвращались с ярмарки, и подводы их были пусты. Товара на них не было. И кости выглядели так, будто их обгладывали, а не вываривали. – Кудеяр секунду или две помолчал, а потом выпалил: – Что, если это были темные твари? До Повалихи не так уж и далеко. Что будет, если они попрут на Хлынь?
Глеб поморщился:
– Не нагнетай. Быть может, путешественники, о которых ты говорил, сами убили купцов? Убили, а потом придумали эту историю про кости.
– У меня тоже возникла такая мысль, – признался Кудеяр. – Поэтому я отправил их в пыточный дом.
– Что? – не расслышав, переспросил Глеб. – Куда ты их отправил?
– В пыточный дом, – повторил Кудеяр. – Дознаватель Скряба работал с ними всю ночь.
Лицо Глеба вытянулось от изумления.
– Ты отправил невинных людей на пытки? Если это шутка, то скорей успокой меня!
Кудеяр покачал белокурой головой:
– Это не шутка. Нам ведь нужна правда. Под пытками путешественники повторили свой рассказ. Поэтому я и пришел к тебе.
Глеб сверкнул глазами и холодно осведомился:
– Почему ты мне сразу обо всем не рассказал?
– Я докладывал тебе о пропавших караванах, Первоход. Но ты был так увлечен новыми чертежами, что пропустил мой доклад мимо ушей.
Наступило молчание. Глеб подрагивающей рукой пригладил усы и пророкотал, глядя на советника исподлобья:
– Если ты еще раз отправишь невинных людей в пыточную, Кудеяр, я заставлю пытать тебя самого. Где они сейчас?
– В подземелье. С ними хорошо обращаются и…
Глеб поднялся из-за стола:
– Веди меня к ним. Да, и пошли кого-нибудь за хорошим лекарем. Он может им понадобиться.
Миновав темный коридор подземелья, Глеб в сопровождении советника Кудеяра и четырех ратников вошел в молодеческую охоронцев. Охоронцы тут же вскочили с лавок и встали навытяжку. Огромный чернявый мужик в кожаном фартуке тоже нехотя поднялся со скамьи.
Глеб взглянул на него и сухо осведомился:
– Кто ты?
– Дознаватель Скряба, – ответил тот.
Первоход сурово оглядел его грузную фигуру, на мгновение остановил взгляд на заляпанном кровью фартуке, снова уставился бугаю в лицо и осведомился:
– Это ты мучил двух странников?
– Я. – Бугай развязно усмехнулся. – Люблю усердствовать на княжьей службе.
Глеб повернулся к старшему охоронцу и коротко приказал:
– В кандалы ката.
Затем отодвинул бугая в сторону плечом и вышел из комнаты.
– Как же это! – возмущенно и испуганно запричитал у него за спиной кат-дознаватель. – За что ж это, а! Ведь я не по злу, а по твоему приказу!
Глеб, не слушая его воплей, широко и стремительно шагал по темному кирпичному коридору, тускло освещенному пламенем смоляных факелов.
– Зря ты так, Первоход, – едва поспевая за ним, проговорил Кудеяр. – Дознаватель всего лишь делал свою работу. За что его в кандалы?
– За излишнее усердие, – сухо обронил Глеб, останавливаясь перед дубовой дверью. – Здесь?
– Да.
Глеб отодвинул засов и шагнул внутрь.
Остановившись перед клеткой, Глеб сам отомкнул замок и распахнул зарешеченную дверцу.
– Выходите, ребята!
Внутри кто-то завозился и тихонько выругался. Затем пробасил:
– Опять на пытки? Велес на вас отыграется, упыри. Всех на части покромсает, если я сам раньше не доберусь.
Голос показался Глебу знакомым. Прошло несколько секунд, и два человека в изорванных, грязных, забрызганных кровью одеждах вышли из клетки на свет. Глеб изумленно на них уставился, не поверив своим глазам.
– Рамон! – воскликнул он. – Хлопуша! Вы ли это?
Глеб кинулся к ним и обнял сразу обоих, но толстяк вскрикнул от боли, а Рамон яростно зашипел. Глеб поспешно отпрянул от них. Рамон был бледен, на его левом плече, сквозь болтающиеся лохмотья рукава, виднелись свежие багровые шрамы. Хлопуша, морщась от боли, пригладил пальцами ушибленную катом грудь, на которой чернел огромный синяк.
Похоже, они не сразу сообразили, кто перед ними стоит. А сообразив, удивленно вскинули брови и проговорили почти хором:
– Первоход?
– Да, это я! Проходите к скамье! Эй, охоронец! – окликнул он одного из сопровождающих. – Постели на скамью что-нибудь мягкое.
– Где ж его взять, мягкое-то?
– Плащ свой расстели, болван!
Охоронец поспешно стянул плащ, сложил его вдвое и расстелил на скамье, однако Рамон, усмехнувшись разбитыми губами, сказал:
– Если ты пришел увести нас отсюда, уводи скорее.
– Нет у нас охоты тут рассиживаться, – подтвердил Хлопуша. – Хоть устели весь пол персидскими коврами.
– Вы правы, – немедленно согласился Глеб. Он снял свой плащ и набросил его на плечи Хлопуше. Затем взял со скамьи плащ охоронца и осторожно укутал им Рамона. – Идемте!
В светлой, чистой горнице после пары кружек хмельного сбитня Хлопушу и Рамона слегка разморило. Они сидели на укрытой коврами скамье, чисто умытые, причесанные и одетые в богатые ферязи. Черные кудрявые волосы Рамона рассыпались по его узким плечам. Бородка была аккуратно подстрижена и подбрита, а в смуглом левом ухе поблескивала золотая серьга.