К ее удивлению, Алекс сразу согласилась с ее оценкой ситуации и позже в тот же день собиралась изложить эти ее аргументы своим партнерам.
– Хотя мне интересно, была бы ты такой размазней всего пару месяцев назад, – хмыкнула ее подруга, прочитав записку Кэтрин. – Ты всегда была настоящей амазонкой.
Кэтрин хотела отстоять свою позицию как наиболее прагматичный, хладнокровный подход, но все же признала, что «пребывание по ту сторону зазеркалья, пожалуй, и вправду меняет точку зрения на некоторые вещи».
И все, что ее на самом деле заботило, – это как бы поскорее вернуться на эту сторону.
На то, чтобы выяснить, где живет Роберто Гутиэррес, много времени не потребовалось, и когда тот наконец ответил на звонок, в голосе у него звучало почти облегчение оттого, что ему есть с кем поговорить. Он был из тех, кто помнил. Именно он и открыл Ребеку.
– Тогда я был зачуханным фотографом-поденщиком без гроша в кармане, едва не помиравшим с голоду. А она – семнадцатилетним необработанным бриллиантом, работавшим в закусочной на колесах в Квинсе.
– В Квинсе? – удивленно переспросила Кэтрин.
– Во всем, что я читал, говорится о том, что родом она из какой-то аристократической семьи в Майами. Отец – бразильский дипломат, мать – ученая.
На другом конце провода раздался тихий смешок.
– Наверное, вам захочется навестить меня, чтобы мы могли нормально поговорить.
Жил он в районе Хайлендтауна в Балтиморе, в скромной, но комфортабельной квартирке, меблировка которой была со вкусом подобрана и где все предметы хорошо сочетались друг с другом, пусть даже и выглядели малость потертыми. Стены были увешаны сделанными им фотографиями, и Кэтрин ничуть не удивилась, увидев на большинстве из них Ребеку в пору ее расцвета. Она украшала обложки всех крупных модных журналов, была лицом многочисленных предметов роскоши, и запечатлевал ее почти исключительно Роберто Гутиэррес.
– Для начала, я никогда не был ее любовником, – объявил семидесятишестилетний Гутиэррес, внося в гостиную чай. – Любой, кто нас знал, хорошо понимал, насколько нелепа подобная мысль, но она хорошо зарекомендовала себя в таблоидах, поэтому мы ее поддерживали. Просто еще один вымысел в мифе о Ребеке Федела.
– Федела? – спросила Кэтрин, подражая испанскому произношению Гутиэрреса.
– Вы ведь не пишете книгу, я надеюсь? – Он насупился.
– Господи, нет, конечно же!
Кэтрин уже призналась, что купила таунхаус Роберта и Ребеки Райт в Джорджтауне и была просто очарована его историей, вот и всё. Часть, касающуюся знакомства с Джеком и обнаружения гардеробной Ребеки, она опустила. Равно как и не стала упоминать про ее пистолет.
Он уселся напротив и мгновение изучал ее – похоже, все еще решая, насколько ей можно довериться. Или, может, ему было просто неловко признать, насколько сильно она напомнила ему Ребеку. Наконец старик отхлебнул чаю и откинулся на спинку дивана, опустив веки; внимание его рассеялось, когда он погрузился в собственные воспоминания.
– Мы почти сразу же добились небывалого успеха. Ей едва успело исполниться двадцать, а у нас уже были обложки всех достойных журналов, – сказал он, указывая на стену позади себя. Настороженный взгляд и андрогинное телосложение Ребеки были полной противоположностью общепринятым американским архетипам тех времен – таким как Шерил Тигс, Кристи Бринкли или Синди Кроуфорд. И это выглядело на удивление эротично. Воспламеняло желание как у мужчин, так и у женщин.
– За ней гонялись по всем континентам – рок-звезды, политики, претенденты на королевскую власть, кого ни назови, – улыбнулся Гутиэррес. – Настоящие хищники, все до единого. Вообще-то она находила это довольно забавным. У нас была завидная жизнь, и, уж поверьте мне, мы пользовались этим на всю катушку. Славой, пропитанной сплетнями золотой молодежи, преследованиями папарацци… Приятно вспомнить. Но могу заверить вас, что эта загадочная, говорящая на нескольких языках личность по имени Ребека, представленная публике, не имела ничего общего с теми обреченными на бедность кругами, из которых она вышла. Вся эта история с отцом-дипломатом и матерью-профессоршей была просто грамотно составленной брехней. – Старик снова рассмеялся. – Раздолье для наших пиарщиков, но, самое главное, это позволило скрыть серьезное пятно на ее прошлом.
Ее мать была проституткой, вечно одурманенной наркотиками, сообщил он Кэтрин. А кем был ее отец, Ребека так никогда и не узнала.
Она была самым целеустремленным человеком, которого он когда-либо встречал. К своей карьере относилась близоруко, к своей рыночной стоимости – воинственно, а к своей независимости – просто-таки фанатично. Ее честолюбие и амбиции никогда не позволяли ей вступать в какие-либо серьезные отношения. Любовные интрижки лишь отвлекали ее от дела, поэтому Ребека не могла их себе позволить. Не исключено, что такая неистовая одержимость и замкнутость делали ее еще более интригующей, сказал Гутиэррес, но сердце ее оставалось непроницаемым.
– Пока она не встретила Роберта Райта, – вставила Кэтрин.
– И его брата-близнеца, – нахмурившись, добавил Гутиэррес.
– Близнеца? Уоррена?
– Однояйцевого. Они были просто одно лицо.
Кэтрин попыталась скрыть свое потрясение, потягивая чай и разглядывая фотографии Ребеки.
– Вы этого не одобряли? – наконец спросила она.
– Уоррена? Нет! Но, подобно большинству великих атлетов, Ребека была достаточно умна, чтобы понимать, что ее карьере суждено быть недолгой. На горизонте постоянно маячат новые девушки, и непостоянная публика всегда готова к какой-нибудь очередной «штучке». Она все равно уже устала от поверхностности всего этого, когда появился Уоррен. Он мог преследовать ее на фотосессиях по всему миру, таскать на светские мероприятия со знаменитостями – в общем, пытался соблазнить ее всеми возможными способами.
– Чтобы она стала его трофеем?
– О, я никогда не сомневался в безмерности его страсти, – печально вздохнул Гутиэррес. – Но его огонь всегда горит слишком уж жарко. Поглощает все на своем пути, пока не закончится кислород и все не начинают задыхаться. Уоррен был буквально опьянен, но всегда есть и похмелье.
– А его брат? – спросила Кэтрин.
Лицо Гутиэрреса смягчилось.
– Роберт был мягким человеком, в отличие от своего брата. И в конечном счете покорил сердце Ребеки своей добротой, юмором, игривостью. Тот еще был проказник… Ребека чувствовала, что с Робертом у нее могут быть душевное спокойствие, стабильность, будущее. И никакого похмелья. – Старик усмехнулся. – Разве что после какой-нибудь из их сказочных маскарадных вечеринок. Боже, как я по ним скучаю!
– Маскарадных?
– О, Роберт их просто обожал! Приглашение к Роберту и Ребеке Райт на Хэллоуин было очень желанным подарком. Можете себе представить? Великие и могущественные, прикрытые тщательно продуманными масками… Не забывайте, в конце концов это были восьмидесятые. Удивительно, что никто до сих пор так и не написал подробный отчет о том, что тогда было сказано и сделано.
– И как Уоррен отнесся к тому, что его отвергли?
– А что он мог сделать?
«Интересно… – подумала про себя Кэтрин. – Алекс вроде сказала, что этот человек не принимает “нет” в качестве ответа…»
– Уоррен Райт был в первую очередь бизнесменом, – продолжал Гутиэррес. – Они вместе с братом построили могущественную империю. Ничто не могло поставить ее под угрозу. Абсолютно ничто. Даже любовь, если б она встала у них на пути.
– А что тогда стало с вами? С вашими с ней отношениями? – неуверенно спросила Кэтрин.
У Гутиэрреса вырвался протяжный вздох, взгляд его стал каким-то пустым.
– Мы были близки, как брат и сестра. До того самого дня, когда ее не стало. Она и вправду любила Роберта. Я знаю это. И был рад за нее. И хотя это означало конец наших профессиональных отношений, в итоге я зауважал Роберта.
– Но не Уоррена?
Гутиэрресу потребовалась пара секунд, чтобы ответить:
– Уоррен Райт пугал меня.
Глава 8
В краткий промежуток времени между колледжем и юридическим факультетом Кэтрин версии 1.0 использовала беспорядочные половые связи, чтобы подавить постепенно нарастающий стыд и чувство вины, от которых так и не смогла полностью избавиться. Она убедила себя, что не заслуживает любви, но случайный секс позволял ей владеть своими желаниями. По крайней мере, так она себе говорила. Выбор оставался за ней. Это она была тем, кто охотился, тем, кто контролировал ситуацию. И иногда Кэтрин позволяла себе наслаждаться всем этим грязным, потным спектаклем когда и где только можно. Но вскоре она научилась еще более эмоционально удовлетворяющему методу контроля, основанному не на обещании секса, а на отказе от него. Ее неприступность не вызывалась фригидностью или ханжеством, и она никогда не использовала свою неуловимость, чтобы кого-то поддразнить и продинамить – хотя, по правде говоря, не могла не получать удовольствие от замешательства нетерпеливых потенциальных любовников, которые никогда не понимали, почему даже в эпоху «ЯТоже»[26], породившую атмосферу взаимной стыдливости, эту привлекательную, чувственную женщину невозможно соблазнить. Хоть как-то. И, став восходящей звездой «Уотсон, Коэн, Дэниелс и Марбери», Кэтрин довела этот свой образ до полного совершенства. Быть недоступной означало быть манящей, таинственной, могущественной. Истинным воплощением Афины.
Поэтому гормональный всплеск, который она испытала при виде изысканной и явно дорогой коробки гардений, доставленной в ее офис, встревожил ее. Пульс участился, кожа стала горячей. Кэтрин ничего не могла с собой поделать, и ей это не нравилось. Был это восторг или же опасливый мандраж? Как на это следует реагировать Кэтрин 2.0? Конечно, она находила Джека Райта весьма привлекательным. Но кто знает, к чему все это может привести? И готова ли она это выяснить? Прошло уже много времени с тех пор, как у Кэтрин в пос