Это все Джек. Это из-за него. В один прекрасный момент просто появились грузчики, и не успела Кэтрин опомниться, как они стали заносить в дом мебель с того склада временного хранения, расспрашивая ее, что куда поставить. Почему она не позвонила Джеку и не спросила его, с чего это он взял, будто знает, каким будет ее ответ? Почему не велела грузчикам увезти все это обратно?
Кэтрин знала почему. Она просто не хотела этого делать, находя оправдания его дерзости и самонадеянности. Каким-то извращенным образом они делали его привлекательным для нее. И хотя это казалось расхожей банальностью – некоторые могли бы даже назвать такое вполне предсказуемой реакцией на малопонятного пока представителя противоположного пола, Кэтрин ничего не могла с собой поделать. Он был надломлен. Уязвим. Ничего удивительного, учитывая печально известную историю его семьи. Она узнала все признаки. Разум приказывал ей сопротивляться, но ее нервные окончания оказались чересчур уж восприимчивы. Честно говоря, Кэтрин немного опасалась этого влечения, но в то же время оно ее возбуждало. В общем, Джек представлял собой определенный риск для ее душевного равновесия – может, даже и прямую опасность, но какая-то часть ее хотела доказать, что она способна справиться с этим. Этого требовало ее выздоровление.
– Ты что, и вправду не хочешь его сюда поставить?
Ее мать стояла у входа в гостиную с двумя грузчиками, сгибающимися под тяжестью массивного дубового журнального столика, выглядевшего так, словно некогда он был дверью в какую-нибудь испанскую миссию восемнадцатого века. Слоун «просто случайно проходила мимо» после похода в «Нейман-Маркус». Довольно дорогостоящая экскурсия, судя по количеству магазинных пакетов, которые она свалила в гостиной.
– Вот где он должен стоять, – решительно сказала Кэтрин, показывая мужчинам, куда поставить их ношу. «Там, где он всегда и стоял», – подумала она, хотя и не могла сказать почему. Она застыла у камина, вперившись взглядом в обложку альбома Эдит Пиаф «Осенние листья». С названием песни, которая, как представлялось Кэтрин, доносилась из соседнего таунхауса, принадлежащего мисс Дюпре. Но «мисс Дюпре не слушает музыку, она глухая»… Альбом Кэтрин обнаружила в элегантном комоде «Хендерон», который грузчики занесли ранее вместе с классической стереосистемой «Харман-Кардон».
– Он такой громоздкий… – пробормотала Слоун, неодобрительно покосившись на журнальный столик. – Вообще-то ничуть не в нашем стиле.
– В каком это смысле «не в нашем», мама? До или после Рекса? – Кэтрин уже отложила пластинку и заканчивала заводить антикварные каминные часы, привезенные вместе со всем остальным. Торжественный вестминстерский бой курантов сразу же возвестил о наступлении очередного получаса.
Проигнорировав замечание дочери об отчиме, Слоун вернулась в фойе.
– Держите, ребята, – сказала Кэтрин, протягивая грузчикам тоненькую пачку двадцатидолларовых купюр. – Разделите между собой.
Поблагодарив ее, мужчины направились к своему фургону, припаркованному на улице рядом с «Мерседесом» – подарком Джека. Кэтрин еще раз оглядела комнату и просто не могла поверить, насколько безупречно все выглядело. Все идеально сочеталось друг с другом. Все на своих местах. Просто с ума сойти.
«Червячок» исчез, и Кэтрин совсем забыла про него, пока, обернувшись, не увидела в фойе свою мать, которая задвигала английский стул с высокой спинкой и потертым тростниковым сиденьем от двери в темный угол, подальше от глаз.
– Тебе не кажется, что так лучше? – поинтересовалась Слоун с самодовольной улыбкой.
– Мы думаем, что Кэтрин добивается больших успехов, – произнесла доктор Тэми Фрэнкл, пощелкивая шариковой ручкой.
– Да, мы и вправду так думаем, – отозвалась Кэтрин, присаживаясь на краешек дивана напротив кресла Фрэнкл. Ее мать устроилась у другого конца стола. Выражения лиц у обеих были кислые. Расстояние между ними не превышало трех футов, но они могли с равным успехом располагаться на противоположных концах футбольного поля.
– Больших успехов? – пробурчала Слоун. – Принять машину и целый фургон мебели от человека, которого она едва знает?
– Я оказала ему услугу.
– И что же взамен?
– О, прошу тебя…
Друг на друга они не смотрели. Обращались исключительно к доктору Фрэнкл, словно та была своего рода посредником – неким волшебным переводчиком, через которого можно было передавать слова и намерения, избегая таким образом необходимости прямого контакта.
– Вам не кажется странным, – продолжала настаивать Слоун, – что она хочет жить в доме, полном вещей, принадлежащих другим людям? Причем давно умершим.
– Я предложила заплатить за них. А кроме того, все это просто идеально подходит для этого дома. Как будто специально для него подобрано. Как будто мне самой судьбой предназначено это иметь.
– Мне это положительно представляется отвратительным.
«До чего же мучительны эти семейные сеансы, – подумала Кэтрин. – Почему Фрэнкл так настаивает на них? Всякий раз, когда мне кажется, что я наконец свободна, меня затаскивают обратно в клетку».
– Почему ты просто не можешь оставить меня в покое?
– А что заставляет тебя думать, что тебя следует оставить в покое? – прошипела Слоун. – Переезжаешь сюда одна, в этот склеп, а не дом… Кидаешься опять работать… Это уже чересчур. Чересчур уж внезапно. Ты все еще слишком слаба. А теперь ты еще и ни с того ни с сего встречаешься с мужчиной.
– Я не встречаюсь с ним.
– Тогда как ты это называешь?
Они по-прежнему не смотрели друг на друга.
– Я теряю ее, не так ли?
Фрэнкл перестала щелкать ручкой, с удивлением осознав, что Слоун обращается непосредственно к ней, а не общается через нее.
– Я теряю ту дочь, которая у меня была!
– Дочь, которую ты хотела бы иметь, – ухмыльнулась Кэтрин.
– А ты теряешь единственного человека, который всегда любил тебя! – Голос у Слоун дрогнул.
Кэтрин лишь закатила глаза, в очередной раз узрев, как мать разыгрывает из себя героиню дешевой мелодрамы.
– Ты никогда не любила меня, мамочка… Ты любила свое представление обо мне.
– Мы собираемся завести это по новой?
Кэтрин наконец повернулась к матери, и ярость в ее взгляде заставила Слоун отпрянуть.
– Почему ты не хочешь признать это, мама? Я никогда не стану идеальным маленьким клоном Кейт Хепбёрн, о котором ты мечтала! И никогда не смогла бы им стать. А в один прекрасный день я взяла и доказала это, не так ли? Поэтому ты и отослала меня подальше.
– Я… я думала, что так будет лучше, – пробормотала Слоун. – В то время.
– Это была не моя вина! – закричала Кэтрин.
Слоун застонала, будто получив удар в живот.
Фрэнкл отложила ручку.
– Думаю, сейчас самое время прерваться.
«Это была не моя вина!» – повторила Кэтрин про себя.
Но тут вмешался другой голос:
«А чья же еще?»
Она уже лежала в постели, когда ее разбудил запах. Сеанс с доктором Фрэнкл и матерью полностью вымотал ее, и Кэтрин, должно быть, задремала, изучая записи по делу для предстоящего совещания, поскольку на улице уже стемнело. Свет она еще не включала. Комната представляла собой смутное пятно из аморфных силуэтов и теней. Запах, однако, был отчетливым. И вездесущим.
В ногах ее кровати кто-то стоял. Смотрел на нее сверху вниз. Какой-то силуэт. Расплывчатый и нематериальный. Вроде мужской. А может, и женщины с короткими волосами. Трудно сказать. Кэтрин на миг оцепенела от шока, но фигура оставалась неподвижной, совершенно безразличная к тому факту, что она проснулась и обнаружила ее там.
Кэтрин суматошно потянулась к прикроватной лампе и включила ее. Никого. Лишь шелковистое облачко тумана клубилось там, где только что маячила фигура.
И все же этот запах… Сигаретного дыма. Единственный порок, которому Кэтрин никогда не предавалась, потому как одно лишь упоминание о курении вызывало у нее тошноту. Не одна вечеринка была спешно покинута, не один хахаль отвергнут, не один предмет одежды выстиран и перестиран заново, потому что она была слишком чувствительна к отраве, витающей в воздухе, оставшейся у него на губах, прилипшей к ткани. Особую опасность представляли собой отели и арендованные автомобили. Предупреждения «Не курить» частенько игнорировались, и никакая уборка или освежение воздуха не могли полностью устранить последствия нарушения. Так что ей потребовалось лишь пару раз втянуть ноздрями воздух, чтобы понять, что в ее доме кто-то курит.
БУМ!
Совершенно отчетливо – даже эхо с треском заметалось между стенами. Прямо за дверью. Что-то упало. Или кто-то что-то передвинул. В доме кто-то есть. Никаких сомнений.
По комнате скользнула какая-то тень. Резко повернувшись к ней, Кэтрин поняла, что это лишь ее собственное отражение в зеркале над туалетным столиком Ребеки, смотрящее на нее широко раскрытыми глазами со слегка безумным выражением лица. Соскользнув с кровати, она прошлепала к туалетному столику и открыла шкатулку, чтобы достать пистолет Ребеки. Подкравшись к двери спальни, услышала какое-то движение внизу, а запах дыма стал еще более отчетливым. Опасливо выйдя из своей комнаты на верхнюю площадку лестницы, Кэтрин перегнулась через перила. Казалось, что ступеньки уходят куда-то в бесконечность, пропадая в глубоком колодце мрака. Но кто-то или что-то определенно двигалось там, внизу.
Добравшись до подножия лестницы, она увидела какую-то фигуру, скользящую по гостиной, и как можно тише шагнула к краю выдвижной двери, выступающему из стены. Подняла пистолет.
«Офигела, что ли? Ты даже не знаешь, как пользоваться этой хреновиной!» – промелькнуло у нее в голове.
Оставалось надеяться, что хотя бы вид пистолета отпугнет незваного гостя.
«Или спровоцирует его выстрелить в ответ».
Взявшись рукой за дверь, Кэтрин резко задвинула ее в стену. Та с громким «бум!» отъехала по направляющим до упора.