Страх и паника вытеснили разочарование и гнев. Кэтрин развернулась и поспешила обратно тем же путем, каким пришла.
Она опять перешла в режим гибернации, ожидая неизбежного продолжения. Или, может, еще какого-то знака от Ребеки. Кэтрин и сама не знала, как бы отреагировала, если б клика доброхотов и вправду попыталась заманить ее в какое-нибудь нейтральное место, чтобы раскрыть карты, но, как ни странно, никто так и не вышел на связь. Кэтрин решила, что Джек не счел уместным что-либо инициировать со своей стороны, а ее мать была слишком трусливой, чтобы возглавить атаку. Но от доктора Фрэнкл не поступило даже коротенькой эсэмэски, когда Кэтрин пропустила свой обычный прием. Наверное, Алекс убедила всех, что именно она должна организовать вмешательство, хотя сообщения, которые она оставляла на голосовой почте и на которые Кэтрин не отвечала, казались скорее умоляющими, чем убеждающими. «Кей, не будешь так добра перезвонить мне? Я волнуюсь за тебя!» Этот тон смущал Кэтрин. Разве не должно это звучать чуть менее встревоженно и чуть более дружелюбно? Что-нибудь вроде: «Эй, зайка, ничего особенного, но, может, тебе хочется с кем-нибудь поговорить?» Что было бы кодом для «И тогда я закину удочку». Алекс и вправду как-то раз приезжала к ней. Кэтрин спряталась в своей ванной, игнорируя уговоры у входной двери.
– Ну давай же, Кей, открывай! Я знаю, что ты там. Почему ты не отвечаешь на звонки? Пожалуйста, зайка, подойди и поговори со мной. Это очень важно.
Как скоро, гадала Кэтрин, они предпримут решительные меры и вызовут полицию, чтобы та ворвалась в таунхаус с ордером на изоляцию лица, находящегося в непосредственной опасности? «Мы боимся, что она общается с ду́хами». Такая возможность одновременно и забавляла, и пугала ее. Пугающим был тот факт, что это было правдой.
Словно в подтверждение готического ужаса того, что с ней происходило, со стороны Карибского моря к Восточному побережью приближался суровый грозовой фронт, и прогноз обещал скорость штормового ветра до пятидесяти миль в час, как только он достигнет Вирджинии. Синоптики ожидали, что после выхода на сушу ветер немного ослабнет, но округу Колумбия следовало приготовиться к проливным дождям и возможному наводнению. Людям было рекомендовано отменить свои планы и переждать непогоду. Кэтрин решила этого не делать.
Устроившись за туалетным столиком Ребеки, она не спеша перефразировала письмо, которое обнаружила под обложкой пластинки Пиаф.
Уоррен,
Я нашла письмо Ребеки. И, по-моему, теперь точно знаю, что произошло между вами на той вечеринке много лет назад. Ребека сказала, что это непростительно, и она продолжает терзаться из-за этого и по сей день, даже если вас это ничуть и не терзает.
Она заклинала вас не разбивать сердце вашему брату и позволить ей без страха жить собственной жизнью.
Вы предпочли поступить иначе.
Вам нужно загладить свою вину.
K.
От усиливающегося ветра дребезжали оконные стекла. Это была идеальная атмосфера для того, что задумала Кэтрин. Дождь еще не начался, поэтому она надеялась, что курьерская служба доставит ее записку без промедления. Сдавшись, Кэтрин приняла пару таблеток пролаксиса, чтобы успокоить нервы, и стала ждать, когда догорит подожженный ею фитиль.
Как оказалось, ждать пришлось недолго.
Она так до конца и не поняла, что заставило ее проснуться. Это мог быть какой-то шум или, наверное, вспышка света. Или, может, острый, жгучий, дразнящий запах. Одно было несомненно. Когда она открыла свои слипшиеся веки, над ней нависал какой-то силуэт. Мужской. Расплывчатый и нематериальный. Или, может, и не мужской. А женщины с короткими волосами. Трудно сказать. «Такое уже случалось», – сказала себе Кэтрин, чтобы успокоить нервы. Как и прежде, фигура оставалась неподвижной, совершенно безразличной к тому факту, что Кэтрин проснулась и обнаружила ее там. Она попыталась пошевелиться, но была словно парализована.
«Это всего лишь сон… Сон, вдохновленный пролаксисом».
Что-то давило ей на грудь. Кэтрин задыхалась. В панике она заставила себя сопротивляться, до крайности напрягая мышцы. Собрав все свои силы, принялась неистово отбиваться руками и ногами. Это сделало свое дело. Кэтрин резко проснулась и обнаружила, что призрак исчез, но ее руки все еще дико молотят воздух, а ноги судорожно брыкаются под одеялом. Потребовалось несколько секунд, чтобы тело расслабилось, а дыхание пришло в норму. Последнее, что она помнила, это как закончила свою записку Уоррену, а затем приняла пару таблеток, чтобы снять напряжение. И вот теперь она здесь, в постели… Неужели отключилась? Приходил ли посыльный, чтобы забрать записку?
И что это за запах?
Кэтрин соскользнула с кровати и на ватных ногах направилась к туалетному столику, словно водолаз под водой. Разум ее был затуманен, собственное тело казалось каким-то чужим. Наконец она поняла, что это был за запах. Гардении. Маленький букет. Должно быть, именно это ее и разбудило. Тот стоял перед зеркалом на туалетном столике Ребеки, а вокруг основания вазы было обмотано нечто такое, от чего она чуть не упала в обморок.
Нитка изысканного черного жемчуга.
Кто-то был в доме. В ее спальне! Она инстинктивно потянулась к шкатулке за пистолетом Ребеки.
Тот исчез!
Когда Кэтрин опять подняла глаза, из зеркала на нее глянуло ее изломанное отражение.
И вот тогда-то и послышался смех.
Когда Кэтрин спустилась по лестнице, маскарад был в самом разгаре. На ней было платье Ребеки, и она слегка подкрасилась. Небрежно растрепала волосы и в порыве откровенной дерзости надела жемчуг. Выглядела она сногсшибательно.
Как и прежде, параллельный мир был несфокусирован. Время хромало, и свет был призрачным. Голос Эдит Пиаф из стереосистемы звучал словно сквозь вату. Мистер Свин в своем белом фраке по-прежнему гонялся за мисс Ведьмой и мисс Шталмейстер по гостиной, стараясь не расплескать мартини, которым он хотел их соблазнить. Парочка в гардеробном шкафу все еще трахалась. С кухни доносился смех, в гостиной поддразнивали друг друга из-за своих костюмов или ужасались страшноватым маскам с пустыми глазницами и зашитыми проволокой губами. Все пытались увернуться от парня с фаллическим носом. Время ускорилось, а затем опять замедлилось. Словно кто-то держал ее руку на пульте дистанционного управления реальностью, быстро переключая дорожки, приостанавливая воспроизведение и перематывая назад. Кэтрин увидела, как какая-то пара повернулась друг к другу, чтобы чокнуться коктейльными бокалами, а затем внезапно начала все сначала. Мгновенный повтор. Вечеринка превратилась в серию резких монтажных переходов.
По пути в бар Кэтрин столкнулась с горничной-француженкой, заигрывающей с арабским шейхом. Но, как и прежде, никто не обращал на нее ни малейшего внимания. Как и в прошлый раз, ее присутствие не было чем-то примечательным, потому что, когда она наконец заметила в зеркале у камина свое отражение, идущее через комнату, то увидела там не Кэтрин.
А Ребеку.
Приняв шампанское от молодого человека в костюме официанта и маске-тыкве, Кэтрин снова повернулась к зеркалу, где увидела отражение высокого мужчины в смокинге и маске на половину лица. Тот стоял в дальнем конце комнаты с группой других мужчин. «Роберт!» – продолжал выкрикивать откуда-то чей-то голос. Мужчина повернулся, чтобы посмотреть, кто это, и заметил, что Кэтрин пристально смотрит на него. Быстро пересек комнату и подошел к ней сзади, после чего обнял ее за талию и поцеловал в шею.
– Дорогая, – пробормотал он. Кэтрин закрыла глаза и с готовностью откинулась в его объятия, отчего тоненький голосок где-то в самой глубине ее души отчаянно запротестовал: «Что ты творишь? Это же все ненастоящее! Ты совсем потеряла голову!» Но все это казалось ей абсолютно реальным – реальным и знакомым. Она была готова утонуть в этом сюрреалистическом пруду прошлого.
А потом Кэтрин вдруг почувствовала, что он исчез.
Когда она подняла глаза, тот мужчина был уже в фойе – стоял там один и поднимал руку, словно подзывая ее. Совсем как раньше. Но на сей раз что-то было не так. Что-то в нем изменилось, стало другим. Что-то неуловимое, но пугающее. Кэтрин не могла понять, что именно.
Внезапно в отражении зеркала позади нее появилось новое дополнение к этой галерее призраков – Роберто Гутиэррес, фотограф и конфидент Ребеки. Одет он был в кричащий желтый костюм, а лицо его было густо накрашено подводкой для глаз и румянами. В нем тоже было что-то необычное. Он сразу выделялся среди остальных, но вовсе не из-за своего костюма. Дело было в том, как он двигался, как сияло его лицо. Почему-то Гутиэррес казался менее эфемерным.
«Вы спрашивали меня, на ком была та маска, которую вы нашли в сундуке внизу», – прошептал он ей на ухо.
Продолжительная дрожь прокатилась по комнате. Кэтрин почувствовала, как прошлое и настоящее сливаются воедино.
«На них обоих», – закончил Гутиэррес.
Ее глаза проследили за его взглядом, когда он перевел их с мужчины в гостиной на другое отражение в другом конце комнаты. Близнец! Тот же смокинг. Та же маска. Они были зеркальным отражением друг друга.
«В тот вечер их костюмы были полностью идентичны. Как и они сами. Только вот один носил маску слева, а другой справа».
Этот образ ошеломил Кэтрин, как порыв арктического ветра. Маски у близнецов и вправду были на разных сторонах лица.
«Я полагаю, Роберт думал, что это будет потрясающе весело, – улыбнулся Гутиэррес, – наблюдать, как все пытаются понять, кто есть кто. Уверяю вас, я бы не смог. И не думаю, что кто-то другой тоже смог бы».
В голове у Кэтрин эхом отдавались слова Ребеки:
«Я был пьяна. Ты не был самим собой».
Кэтрин почувствовала, что ее разум начинает утекать, словно вода в канализацию. Она вытянула руку и оперлась руками о стену, чтобы не упасть, закрыла глаза и опустила голову, делая глубокие вдохи в попытке прочистить мозги и удержаться на ногах. Но дрожь времени продолжалась. Более того, становилась лишь сильней, накладываясь на нарастающую какофонию рычащих голосов, искаженной музыки и психотического смеха.