– Кто ты? – спросил Уоррен, хотя и так все знал. Она больше не была Кэтрин. Она стала Ребекой.
Отвернувшись от него, Кэтрин-Ребека подошла к стереосистеме и достала из-под обложки альбома Пиаф написанную почерком Ребеки записку.
– Я была слаба, и ты это знал. Но я быстро образумилась. Я пыталась заставить тебя понять, – сказала она, поворачиваясь к нему с письмом в протянутой руке, – но ты не слушал и не сдавался. Все, что ты ответил, было «нет».
– Он мой сын! – крикнул Уоррен. – А ты…
Он спохватился и потряс головой, пытаясь избавиться от этого проклятого смещения реальности.
– А она собиралась не подпускать меня к нему! – воскликнул он, поправляя себя – все еще не желая признавать правду, свидетельство которой стояло прямо перед ним.
– Я долго ждала, чтобы покончить с тобой, – прошипела Кэтрин-Ребека. – Все эти холодные, одинокие годы я ждала возможности отомстить. И теперь я отберу его у тебя навсегда. Он узнает правду, Уоррен. И когда это произойдет, возненавидит тебя. Повернется к тебе спиной. Проклянет тот день, когда полюбил тебя!
Она швырнула письмо ему в лицо.
Взрыв бешенства наконец преодолел изумление Уоррена. Шлепком тыльной стороны руки он впечатал ее в зеркало. Шок ошеломил то, что завладело ею, и перед безумной яростью взгляда Уоррена Райта вновь предстала Кэтрин. Он попытался сорвать ожерелье у нее с шеи, но она царапалась и хватала его за руки, так что он не мог вырваться. Его пальцы вцепились ей в горло и начали сдавливать. Скрючив пальцы, Кэтрин нацелилась ему в лицо, но Уоррен вертел головой, парируя ее атаки. Она стала пинать его коленями. Он прижал ее к стене, чтобы Кэтрин не могла воспользоваться этим преимуществом. В какой-то момент она была уверена, что ощутила его эрекцию, когда он еще тесней привалился к ней. Неистовство борьбы возбудило его.
Хватка Уоррена усилилась. Она просчиталась. Сейчас он победит. Теперь никто уже не узнает правды. Все в его руках. Ей суждено отверженное забвение Кассандры[50], вызывавшей лишь жалость и неверие – жертвы собственных абсурдных бредней и галлюцинаций.
Правосудие не восторжествует.
Ребека не обретет покоя.
«Не сдавайся! Это еще не конец. Подержись еще немного!»
Этот голос прозвучал откуда-то из самой глубины ее души – такой спокойный, такой уверенный и бесстрашный. Кэтрин захотелось нырнуть вглубь себя, чтобы найти его источник, ощутить на себе его объятия, чтобы больше не чувствовать боли.
«Нет! Подожди! Еще чуть-чуть. Будь сильной! Не поддавайся!»
В этом голосе была властность. Он наэлектризовывал. Он побуждал. И по какой-то непонятной причине Кэтрин решила, что не хочет его разочаровывать. Она открыла глаза и с вызывающей невозмутимостью посмотрела на Уоррена, вынуждая его смотреть на себя – вынуждая увидеть свою уязвимость, вынуждая наблюдать за тем, что он с ней делает. Заставляя его осознать его собственную слабость. Выражение ужаса промелькнуло на его лице, когда он увидел себя в отражении ее глаз. Кэтрин удивила его, взяв его за руки и еще крепче обхватив ими свою шею. Уоррен попытался ослабить ее хватку, но она не отпускала его. Подтянула его пальцы к своей шее, к жемчужинам, и сжала еще сильнее. Не моргая, смотрела ему прямо в глаза. Паника на его перекошенном лице усилилась, когда что-то влажное и теплое просочилось сквозь их пальцы. Кэтрин ощутила, как поток чего-то вязкого скатывается с горла.
Руки Уоррена наконец выскользнули из ее захвата, и он отпустил ее. Она съехала по стене на пол, а он в ужасе попятился от нее. С его рук капала кровь. Уоррен в полном недоумении опустил на нее взгляд.
– Что ты за ведьма такая? – простонал он.
Кэтрин по-прежнему прижималась к стене, все еще обжигая его взглядом, все еще не мигая. Из-под жемчуга у нее на шее обильно выбивалась кровь.
И тут Уоррен увидел, как в зеркале на стене над ней что-то шевельнулось. Темная фигура, которая скользнула в комнату из фойе, протягивая к нему руку. Он повернулся к ней лицом.
Кэтрин не могла пошевелиться. Могла лишь наблюдать, как призрак подплывает к Уоррену. Откуда-то из глубин его темного силуэта вырвался яркий всполох, на миг осветивший комнату, как вспышка фотоаппарата. Оглушительно громыхнуло, за чем немедленно последовал леденящий душу стон, и Уоррен с вдруг отвисшей челюстью рухнул на пол, в отчаянной предсмертной агонии пытаясь дотянуться до письма Ребеки, лежащего в паре футов от него.
Фигура скользнула в полосу лунного света и бесстрастно смотрела вниз, пока Уоррен не перестал хватать воздух ртом, а затем опустилась на колени, чтобы проверить пульс. А когда наконец подняла голову, встретившись с недоверчивым взглядом Кэтрин, она бы вскрикнула, если б смогла.
Это был Джек.
Глава 24
Сидя на коленях перед Кэтрин, он изучал ее, как энтомолог, рассматривающий какой-то новый вид жука.
– Ты была великолепна, – наконец прошептал Джек. – Не могло бы получиться лучше, даже если б я с тобой все заранее отрепетировал.
Он снял с нее ожерелье. Она не могла остановить его. Пролаксис, борьба с Уорреном – все это в конце концов обездвижило ее. Кэтрин была на грани обморока. И все же ее мозг отказывался капитулировать, перебирая возможные варианты. «Что он тут делает?» Она попыталась заговорить, но гортань саднило от борьбы. Вышло лишь слабое невнятное карканье.
– Как ты?..
Закончить она не смогла. Да этого и не требовалось.
Джек улыбнулся.
– Я был здесь все это время. Ждал подходящего момента.
Вырвав письмо Ребеки из цепких пальцев Уоррена, он присел рядом с Кэтрин и прислонился спиной к стене. Унылая улыбка промелькнула у него на лице, когда он прочитал то, что написала его мать.
– После смерти отца я разбирал вещи, чтобы сдать их на хранение, – сказал Джек, словно отвечая на вопросы, которые, как он знал, задавал ее разум. – Нашел пластинку Пиаф и вспомнил, как моя мать слушала ее, когда я был еще совсем маленьким. Наверное, это мое единственное настоящее воспоминание о ней. Я заметил, что обложка надорвана, и вот вам…
Он уставился на написанное своей матерью. На него вдруг снизошло странное спокойствие, почти что облегчение.
– Сначала я ничего не понял. Но потом обнаружил вот это. – Джек поднял жемчужное ожерелье. – Уоррен был в Пекине, пытался закрыть очень выгодную лицензионную сделку. Ему нужны были кое-какие документы, которые, как он думал, он оставил дома в письменном столе в своем кабинете. Я не сумел их найти. Но когда уже выходил из комнаты, чтобы перезвонить ему, мною завладело странное побуждение. Какой-то голос в глубине головы все повторял: «Загляни в стенной сейф». Снова и снова. И никак было от него не избавиться. Как думаешь, что это было? Счастливая случайность или, – он подмигнул и рассмеялся, – может, некая паранормальная подсказка?
Слово «паранормальная» Джек заключил в изображенные пальцами кавычки. Кэтрин была слишком слаба, чтобы ответить.
– Ладно, неважно. К счастью, мой дядя, – он глянул на тело на полу, – был безнадежно старой закалки. Один и тот же пароль для всего на свете. Для телефона, компьютера… И настенного сейфа тоже. – Джек поднес жемчужины к лунному свету. – По-моему, полиция называет такого рода вещи трофеями. Убийцы хранят их, чтобы заново переживать испытанные чувства. Охренеть, точно?
На жемчужинах не было и следа крови.
Кэтрин покосилась на тело Уоррена. Пальцы у него были чистыми. Она попыталась дотронуться до собственной шеи. Там тоже не было крови.
– В любом случае, когда я нашел это в его сейфе, реальность внезапно изменилась. Все, во что я верил касательно того, кто он такой и кто я такой, – все это треснуло по швам. Долгое время я не знал, что делать. Мой дядя был богатым и влиятельным человеком. Он мог запросто уклониться от подобных свидетельств. Никакого тебе дымящегося пистолета, или, лучше сказать, окровавленного ножа. – Смех его был ломким и горьким. – Любой хороший адвокат – а у него были лучшие из лучших – сумел бы придумать вполне правдоподобные объяснения и для письма, и для ожерелья. Верно? Ты же сама адвокат. Ты знала бы, как это сделать.
Кэтрин согласилась бы, если б могла.
– Ты хотел, чтобы я нашла их? – Прозвучало это совсем невнятно.
– Учитывая, как легко ты повелась на все остальные мои подсказки, я был почти уверен, что сегодня вечером ты решишь надеть ожерелье и реально свернешь ему мозги набекрень. Думаю, я неплохо разбираюсь в людях. Так ведь?
Кэтрин казалось, будто она тает и растворяется в полу. Ей хотелось закричать, но она никак не могла собраться с силами, чтобы заглушить выводы из того, что он говорил. «Джек знал, что я заманила сюда Уоррена…» Таков был его план с самого начала, осознала она.
– Я знал, что это его рук дело. Это он убил мою мать. Или же как-то организовал это. Без разницы. Он оставил моего отца наедине с алкоголем и отчаянием. Он отнял у меня мою семью. Человек, которого я любил и которым всегда восхищался, человек, о котором я думал как об отце, навязал мне сиротское детство.
Кэтрин почти почувствовала жалость к нему.
– А потом появилась ты, – сказал Джек, поворачиваясь к ней с едва ли не восторженной улыбкой. – Я знал, что он будет сражен наповал, едва только увидит тебя. К счастью, я поручил чересчур усердному частному детективу покопаться в твоем прошлом. На первый взгляд все невинно и благопристойно, но когда я дочитал до конца, то понял, что ты – именно то решение проблемы, которое я искал. Да я просто подарил бы тебе этот дом!
Сочувствие Кэтрин быстро испарилось.
– Почему? – едва не плача, спросила она.
– О, теперь-то ты и сама это видишь, разве не так? Блестящего ума, но проблемная молодая женщина – сложная личная история, случаи психической нестабильности – поселяется в ветхом таунхаусе с темным романтическим прошлым. Я решил, что ты будешь заинтригована. Я рассчитывал на это. На твое адвокатское любопытство, твои аналитические способности. Я решил, что все, что мне придется сделать, это слегка подтолкнуть тебя. Что ты будешь просто идеальной марионеткой. И ты меня не разочаровала. На самом деле даже превзошла мои ожидания.