Повисла тишина. Ее пальцы еще больше запутались в его волосах. Она не могла дышать, никак не могла найти достаточно воздуха, чтобы вдохнуть. Мысль о том, чтобы быть далеко от него, пугала. Ее эмоции забурлили — неистовые, хаотичные и абсолютно бессмысленные, столь неожиданные, что она не смогла их спрятать от Викирноффа.
— Почему ты не можешь остаться здесь? Я могу присмотреть за тобой, пока ты будешь спать. Ты знаешь, что я могу.
Это действительно была Наталья Шонски? Умоляющая мужчину остаться с ней? Не просто какого-то мужчину, а охотника, который связал их вместе, древним заклинанием? Об этом невыносимо было думать.
Часть ее хотела забрать просьбу обратно, сказать что-то веселое и малозначащее, от чего бы они оба рассмеялись, но давящий страх подобрался слишком близко. Он собирался бросить ее, и она снова останется одна.
— Только Мать Земля может излечить мои раны, Наталья, — сказал он, с сожалением в голосе.
— Ну, давай не забывать, что старая добрая Мать Земля предоставляет миленькое убежище еще и Королю Троллей. Что, если он решит вернуться, прокопав тоннель под землей до твоего места отдыха, и спасти твою задницу будет некому, потому что меня там не будет? — ее ногти впились ему в руку. В этой попытке удержать она вызывала жалость.
— Я не хочу оставлять тебя, ainaak enyém, но ты пока еще не можешь пойти со мной и спать нашим восстанавливающим силы сном.
— Как я могу быть навечно твоей, если Король Троллей собирается утянуть тебя в свое логово, пока ты спишь? — Ведь она бы не стала умолять его остаться. Никак нет. — Я пойду с тобой, и буду сидеть сверху в том места, где ты будешь отдыхать.
— Ты не можешь, и знаешь это, — покачал головой Викирнофф. — Я не хочу оставлять тебя наедине с эмоциями от разлуки со Спутником Жизни, но у меня нет другого выбора.
Одна рука скользнула к ее затылку, большим пальцем он нежно погладил подбородок, склоняя голову еще ниже.
— Я вполне способна защитить себя, — напомнила ему Наталья, расправляя плечи. Его рот был так близко. Искушение. Она знала, что он хотел ее. Его тело было переполнено желанием. Это говорил каждый удар его сердца, твердость мускулов и разбухшая плоть в паху. Но яснее всего это читалось в его глазах, сверкающих невероятной энергией, когда он поднял на девушку алмазно-твердый взгляд. От эротических сцен, фрагментами выхваченных из его разума, у нее перехватило дыхание. Он был не застенчивым любовником, а именно тем, кого хотела тигрица, в котором нуждалась, о котором мечтала и фантазировала. Было бы не сложно уговорить его остаться, удержать рядом. Непрошеная мысль никак не желала уходить из головы. Наталья не хотела, чтобы он ее бросил.
Викирнофф наклонился, чтобы поцеловать ее. Немного вкусить, почувствовать вкус её губ, чтобы пережить разлуку, но его воля растаяла, как только неожиданный огонь разгорелся в его венах, а возбужденная эрекция болезненно вжалась в ткань джинсов. В голове послышался странный рев, и каждая рана, нанесенная ему, каждое нервное окончание, охваченное болью, сосредоточилось в паху, оставив только нужду и жажду. Он не мог больше думать, только чувствовать — удовольствие и боль так переплелись, что он уже их не различал. Ему необходимо было убедиться, что женщина в его руках, которая должна была принадлежать ему, действительно ему принадлежала, несмотря на ее возражения. Никто кроме неё, только Наталья.
Он впился грубым и требовательным поцелуем, зубы покусывали ее нижнюю губу, а язык, словно завоеватель, глубоко проник в ее рот. Она поняла, что он не больше нее, хотел расставаться. Он был более чем готов уступить соблазну. Раненный, охваченный болью — это не имело значения, он бы бросил все, чтобы заполучить ее тело, стать частью ее. Голод казался неутолимым, ее, его — она уже была не в состоянии различить. Понимала только, что ее пальцы сжали его волосы в кулак, а ее голова отклонилась назад, чтобы дать ему лучший доступ, в то время как ее рот жадно пожирал его.
Он притянул ее ближе, и она обхватила его за шею. Он напрягся, задрожал и немедленно на его теле выступили кровавые бисеринки пота. Наталья оттолкнулась от него, вжимаясь в стену, прикрывая обратной стороной руки исцелованные губы.
— Это сумасшествие. Ты сводишь меня с ума. Уходи прямо сейчас. Солнце поднимается, твои глаза обжигает, не успеем оглянуться, как загорится твоя кожа.
Викирнофф попытался улыбнуться. Было такое чувство, что огонь уже танцевал по его коже, но она была права. Он ослабел, нуждался в крови и заживляющей почве. Лишь то, что он был древним, хорошо знаком с серьезными ранами позволяло ему оставаться на ногах. Но его сила не могла длиться вечно, а в грядущих сражениях он будет ей необходим.
— Иди, Викирнофф, я серьёзно.
— Для начала я должен убедиться, что ты в безопасности. Убери охранные заклятия и зайди в свою комнату.
Она не могла ясно мыслить, кровь пылала, а тело сковало напряжение и дискомфорт, умоляя о разрядке. Она сделала глубокий вдох и вынудила свой рассеянный мозг собраться. Сконцентрируйся она на охранных заклятиях, а не на том, что он собирается уходить, она была бы в порядке.
С тех пор как они ушли, в комнате ничего не изменилось. Она бросила рюкзак в угол и села на маленький стул прямо перед телевизором. Ей пришлось доплатить за телевизор, он был покрыт теми же красочными гобеленами как стены и кровать, так что едва было видно экран.
— Со мной все будет в порядке. Как видишь, здесь никого нет, и не было.
— Это будет не просто. Крайне сложно находиться далеко от Спутника Жизни. Я, конечно, не испытывал чего-то подобного, но мне рассказывали, что печаль сокрушительная, потому что наш разум нуждается в контакте. Я буду спать, и у тебя не будет ко мне доступа.
— Не льсти себе, Вик, — она сложила руки на животе, сдерживая приступ тошноты, но сумела улыбнуться. — Прожила же я без тебя столетие-другое. Думаю, что и сейчас справлюсь.
— Тебя начнут одолевать сомнения, Наталья. Ты подумаешь, что я мертв. Ты и так пережила сегодня эмоциональное потрясение. Будет трудно не поддаться неистовой скорби.
— Скорбь? Не просто скорбь, а даже неистовая скорбь? — Одна ее бровь изогнулась. — Думаю, как-нибудь справлюсь. Солнце встает, и ты напрасно тратишь время. Просто уходи сейчас, прежде чем…
Ее голос затих. Ей было нужно, чтобы он ушел.
— Не пытайся получить доступ к прошлому, касаясь церемониального ножа, Наталья, — предупредил Викирнофф.
— С мозгами у меня все в порядке, и все это время прежняя я прекрасно ими пользовалась, — ответила она. — Ты тянешь время.
— Дай мне своё слово.
Она начинала чувствовать отчаяние.
— Я даю тебе своё слово, а ты говоришь мне первую строчку еще раз.
— Первую строчку? — Его брови взлетели.
— Связывающего заклятия. Я хочу, чтобы ты повторил ее на своем языке. — Ее подбородок поднялся. — Ты не единственный лингвист. Я могу говорить на нескольких языках, и очень хорошо понимаю высказывания.
— Так ты все еще настроена, отменить связующий ритуал.
— Да.
Она уже и не знала, собиралась ли, но, гореть ему синим пламенем, он уходил, а она сама себя не узнавала — больше напоминала, хнычущего ребенка, готового расплакаться. Чтобы он остался, она попыталась соблазнить его и даже умоляла его. В ней не осталось стыда, и ей это совсем не нравилось.
— Te avio päläfertiilam, — его глаза снова стали напоминать твердь алмаза.
— Строка не такая уж и трудная. В вымирающих языках слова часто опускаются. Значит, никаких `являются` здесь не будет. Буквально можно перевести: `Ты — венчанная жена моя`. — Она посмотрела на него торжествующе. — Ты буквально женился на мне, соединился со мной, связал нас как принято у твоего народа.
— Это так.
— Давай следующую строчку, если только ты не боишься, что я смогу отменить заклятие, — бросила она вызов.
Он внезапно наклонился вперед, упершись руками по обе стороны от ее головы и весьма эффектно поймав в клетку.
— Для меня это не имеет значения. Ты моя Спутница Жизни, ainaak enyém, навсегда моя, не о чем больше говорить. Я не бросаю того, что является моим. Если попытка найти способ отменить ритуальные слова, займет тебя и позволит пройти через часы нескольких последующих рассветов без меня, пожалуйста, не стесняйся, работай, сколько твоей душе угодно, — он поцеловал ее. Сильно. Глубоко. Свирепое заявление своих прав, предназначенное встряхнуть ее, заклеймить, и ему это удалось. Наталья не смогла не ответить, приоткрыв для него рот, наслаждаясь им, пожирая его с тем же острым голодом. Викирнофф прервал поцелуй и поднял голову, держа в плену взглядом. — Ты моя. Твоё тело не лжет, Наталья.
— Ой, уходи. Я принадлежу себе. Мне все равно, что ты говоришь…, — Она толкнула его. Её голос затих, девушка пристально уставилась на Викирноффа. — Несколько следующих рассветов? Что это значит? Ты не вернешься сегодня ночью? — Первой ответной эмоцией был страх, а за ним — гнев. Она снова его толкнула. — Ты сотворил это со мной! Ты заставил меня от тебя зависеть, но я отказываюсь, полностью отказываюсь, тратить впустую свое время на скорбь, когда ты сам уходишь от меня. Не следовало нас связывать, если ты собирался так поступать. Убирайся отсюда, Викирнофф, и не волнуйся! Я не собираюсь оглядываться назад. Ни в коем случае!
Неужели она снова его подстрекала? Бросала вызов? У нее в голове был такой хаос, что она просто не могла думать ясно.
— Я могу взять тебя с собой, Наталья. Мы же обменивались кровью дважды. И я бы с удовольствием сделал это снова.
Предупреждение, угроза и соблазн зазвучали в его голосе.
Она изучала его лицо. Мужчина был на грани потери контроля. Слишком много чувств, слишком много эмоций накопилось в нем, взаимно разжигающих друг друга. Наталья глубоко вздохнула и отступила от края пропасти, в которую почти рухнула.
— Прости, Викирнофф. Я сильно потрясена. Спасибо за все, что ты сделал для меня. Может и не похоже, но я действительно благодарна.