Джо выбрал первый маршрут. Он двигался медленно, тщательно оглядывая каждый метр земли под ногами, поднимая любой подозрительный предмет и внимательно рассматривая его. Вскоре дорога, свернув влево, привела его к дому Грантов, где жил Питер со своей матерью. Немного постояв возле него, Джо отправился дальше, к дому Кэти. Подойдя к нему, он повернул назад, к перекрестку, но уже другим маршрутом. Взяв правее, он вышел на узкую тропинку, круто поднимавшуюся к самому верху церковной дороги. Края тропинки обрамлял невысокий покосившийся парапет. Джо посмотрел вниз, на сероватый поток, бурлящий вдоль узкого берега, на частые небольшие волны с клочьями пены, затем взглянул направо, на каменное здание церкви, рядом с которым находилось кладбище, маленькое и ухоженное. Джо тронулся дальше и вдруг остановился, осененный внезапной догадкой. Теперь он отлично знал, что именно ему нужно искать.
Из крошечной кухни полицейского участка О'Коннор появился с двумя чашками кофе в руках. Одну он поставил на стол Фрэнка, а с другой снова подошел к окну.
Сделав несколько глотков, он снова заговорил:
— Я вот о чем все думаю, Фрэнк. Действительно ли ты знаешь местную молодежь?
— Что ты хочешь сказать? — Фрэнк вопросительно поднял брови.
О'Коннор повернулся к нему.
— Видишь ли, в чем дело. Твоя помощь имеет для меня очень большое значение. Ты знаешь местность, знаком с жителями, но свободен ли ты в своих суждениях? Нет ли в них предвзятости?
— Нет, конечно, — ответил Фрэнк, сохраняя уверенный внушительный вид.
Железную калитку кладбища придерживал кусок старого корабельного каната, привязанный к прутьям забора. Джо снял его, подал калитку вперед и вошел. Под ногами его тихо шуршал гравий, им же были посыпаны и узенькие тропинки возле некоторых могил. Чуть правее, где основная дорожка поднималась на холм, гравия не было, там росла невысокая трава. Джо довольно быстро отыскал нужную могилу и прочитал надпись на памятнике: «Мэтью Лоусон. 1952–1997. Любимому мужу от его жены Марты и дочери Кэти». Под памятником лежала искусственная белая роза.
Фрэнк поднялся, давая понять инспектору, что пора уходить. В комнате повисло напряжение, разрядить или вынести которое у него не было ни сил, ни желания. Он прекрасно понимал О'Коннора и не обижался на него, подобные мысли в такой ситуации возникнут у любого. Но зачем инспектору понадобилось высказывать их? Вот что его удивляло.
Возвращаясь назад, в деревню, Джо все больше и больше мрачнел. Эта роза свидетельствовала о том, что он правильно угадал маршрут, которым ходила Кэти, и что она была на могиле отца. Но что именно означает оставленная ею белая роза? Дань памяти? А может быть, она служит неким сообщением? Кому? Покойному отцу? Следовательно, Кэти уже давно собиралась… Джо поморщился. Ему не хотелось думать о том, что молодая красивая девушка может хладнокровно планировать свою смерть. Но кто из нас свободен от мрачных образов и негативных мыслей?
Фрэнк вышел. О'Коннор сел в кресло у окна. Он видел, как Фрэнк, засунув руки в карманы и опустив голову, перешел дорогу и скрылся в дверях бара Данаэра. Инспектор надеялся, что ему удалось оправдать возлагавшиеся на него надежды. Теперь он пытался убедить себя в том, что сказал Фрэнку то, что должен был сказать.
Джо опустился на скамью рядом с Фрэнком, вытащил из кармана карту и разложил на столе.
— Ну смотри, — заговорил он. — Вот здесь, — он ткнул пальцем в карту, — они гуляли в тот вечер. По этим двум дорогам, — он провел дальше по карте, — из деревни можно выехать в город.
Фрэнк нахмурился. В комнату из душевой возвратился Ричи.
— Чего это вы тут рассматриваете? — Он наклонился над картой и хмыкнул.
— Ричи, подожди, не суетись.
— Я всего лишь хочу показать вам место, где Кэти исчезла в ночь на субботу, — пояснил Джо.
— А зачем? — спросил Ричи.
— Затем, что я его знаю.
— Ничего ты не знаешь. И по этой карте не узнаешь никогда. Ты посмотри, в каком году она отпечатана. Посмотри, посмотри на обороте. Видишь? Почти пятнадцать лет назад.
— Я сегодня сделал на ней уточняющие пометки, — ответил Джо.
Ричи снова склонился над картой, некоторое время изучал ее, затем снова выпрямился и смущенно взглянул на Джо.
— В любом случае нам это все не нужно, — пробормотал он. — Кстати, у нас сейчас совещание. Ты не возражаешь, если мы тебя попросим удалиться?
— Послушай, я прошу у вас всего одну минуту. Вы считаете, что она шла вот здесь…
Ричи оборвал его:
— Это ты меня послушай. Ты знаешь об этом деле ровно столько, сколько тебе положено, да и то потому, что знаком с Мартой Лоусон. О чем вы там с ней болтаете, меня не волнует. А вот то, что ты суешь свой нос в наше расследование, меня действительно волнует. Ты был детективом в Нью-Йорке. Ну и что? Я раньше в баре работал, но не лезу к Данаэру со своими советами. И здесь я не пиво по столам разношу.
— Ричи, ведь пропала девушка, — попытался успокоить его Джо.
— Да. И здесь вполне может быть замешан твой сынок. Все это мне известно. Так что скажи спасибо, что мы его еще не начали раскручивать.
— Я просто хотел помочь…
— Мне твоя помощь не требуется. Устал я уже от невежественных янки, которые считают, что призваны спасать мир.
Глава 10
Стингерс-Крик, Северный Техас, 1982 год
— Ох и надерет же сегодня мой сыночек задницу кое-кому, — весело сказала Ванда. — И отлично. Пусть знают Дюка Роулинза. Хрен им всем в сумку, а не победу! — Она расхохоталась.
Дюк недовольно засопел.
Выйдя из машины, Ванда нагнулась, чтобы заправить джинсы, вылезшие из оранжевых сапог на высоченных шпильках, затем, выпрямившись, подтянула их и посмотрела на Дюка. Тот уже стоял рядом с ней, одетый в новенькую футбольную форму.
— Ну и круто же ты у меня выглядишь. — Ванда прищелкнула языком.
Дюк подошел к машине и, достав наплечники и свитер, натянул на себя.
— Видали? Команда «Пумы», номер пятьдесят восемь, — сказала Ванда. Она впервые видела сына в форме. — Послушай, а что ты собираешься на поле делать? За что я, собственно говоря, заплатила тридцать зеленых?
— Я бросаю мяч и слежу за тем, чтобы центральный защитник противника не блокировал нашего.
— Замечательно. Буду во все глаза следить только за твоей игрой. — Она ткнула пальцем в грудь Дюка.
Дюк посмотрел мимо матери, на другую семью, приехавшую на футбол и празднично одетую. Отец стоял рядом с сыном, улыбаясь и положив руку ему на плечо.
— Дюк, погляди-ка на группу поддержки. Какие милашки, — сказала Ванда.
В углу парковки группа девочек-подростков, расположившись полукругом, репетировали танцевальные движения, сопровождая их веселыми приветствиями. Неподалеку от них Дюк увидел гимнастку. Она стояла на одной ноге, вытянув вторую вверх и прижимая ее руками к плечу. Рядом с ней стояли еще несколько девочек-гимнасток, подпрыгивая с ноги на ногу. Дюк с такой же презрительной усмешкой, как у Ванды, несколько минут разглядывал их, затем повернулся к ней. Увидев его лицо, она нахмурилась.
— Перестань! Не смотри так, — проговорила она и шлепнула Дюка по руке.
У входа на стадион в клубах сигаретного дыма стояли двое мужчин.
— Кого я вижу! — сказал один другому. — Наша Ванда-сосулька прибыла.
— Где? — обернулся второй. — Точно, она. Не знаешь, с кем она сейчас потеет?
— Да черт его знает, кто ее охаживает. Наверное, тот, у кого ничего получше нет.
Они неестественно громко захохотали и стали хлопать друг друга по плечам.
В это время Дюк как раз приближался к стадиону. Проходя между ними, он выкрикнул:
— А ну посторонись! — и ткнул обоих мужчин локтями в животы. Они разом перестали смеяться, подались назад, пропуская его, затем переглянулись и покачали головами.
— Весь в Ванду, сучий сын. Ублюдок, — прошептал первый.
— А ведь ему всего двенадцать, — сказал его приятель. — Что же из него дальше будет?
Сначала Дюк направился на площадку для взвешивания, а оттуда к своей матери, уже сидевшей на трибуне стадиона, рядом с Джефом Риггзом. До окончания первого матча оставалось несколько минут. С поля прибежал Донни, радостный, мокрый, с красным счастливым лицом.
— Задал мой костлявый им сегодня жару, — довольно произнес Джеф, поворачиваясь к Ванде. — Ну что, упарился? — Он повернулся к сыну, провел ладонью по своему лысому сверкающему черепу, смахивая капельки пота с приплюснутой макушки, и громко пукнул.
Ванда отстранилась от него.
— Молодец, Донни. Значит, ты сегодня герой «Малышей»? — спросила она.
— Это я в «Малышах» играю, — поправил ее Дюк. — Он играет в «Лилипутах».
Ванда снова повернулась к Джефу и улыбнулась.
— Дюк обещал мне сегодня забить гол, — сказала она.
— Да ладно тебе, мам, — рассмеялся он. — Ничего я тебе не обещал.
Джеф посмотрел на него.
— Пора тебе на поле. Гляди, твои уже собираются. Удачи, сынок.
— Все, я пошел. — Дюк схватил шлем и побежал вниз, к своей команде.
Ванда не стала пересаживаться поближе — осталась сидеть рядом с Джефом. От края поля ее отделяло пять рядов скамеек, на которых сидели родители учеников. Они смеялись, улыбались и шутили, показывая друг другу своих детей, выстроившихся на поле. Ванда, нахмурившись, разглядывала бледные красные пятна и шелушащуюся кожу на своих ногах. Вытянув правую ногу из сапога и нагнувшись, она осмотрела пятку, покрытую толстой потрескавшейся коркой, и увидела на ней маленькие пятнышки крови. Сильно нажав на край пятки, она выдавила кусочек шляпки от гвоздя, насупив брови, оглядела ее и бросила под скамейку. Вдоль скамеек шла Кристел Бьюкнен, невысокая худущая крашеная блондинка, с жесткими как проволока волосами и лицом, на котором лежал толстый слой пудры. Правой рукой она беспрестанно поправляла прическу, на мизинце левой у нее болтался пакетик с пластиковой бутылочкой охлажденного кофе и двумя тонкими белыми стаканчиками. Кристел остановилась возле Ванды и опустилась на скамейку рядом с ней.