— Не волнуйтесь и надейтесь на лучшее, — ответила медсестра, пожимая ему руку. — Постойте здесь минутку. — Она исчезла в одной из дверей, за которой Джо разглядел белую занавеску, и вернулась оттуда с той самой медсестрой, что разговаривала с Шоном.
— Не знаю даже, что с ней, — сказал ей Джо.
— Доктор закончит операцию и выйдет к вам, — сообщила медсестра. — Не волнуйтесь, мистер Лаккези, мы делаем все возможное. Ваша жена находится в критическом состоянии, но надежда есть. Вы можете идти домой, мы знаем, как вас найти. — Она оглядела его. — Вы насквозь промокли. Принести вам полотенце? — Она подождала ответа, но его не последовало. — Какие у вас еще есть ко мне вопросы?
Фрэнк Диган, опустив голову, вошел в кабинет инспектора Майлза О'Коннора.
— Когда он сказал мне, что хочет стать полицейским, чтобы защищать людей, я ведь ему поверил. Решил дать ему шанс. Я не знал, что он спокойно смотрел, как тонет его друг… Наверное, тогда у него рассудок и помутился.
— Власть над людьми ему нужна была. И он отлично знал, что дает ее только работа полицейского, — сухо ответил инспектор.
— И вот чем он закончил…
— Да, сильного защитника ты подыскал, ничего не скажешь. Где твои глаза-то были, Фрэнк? Как ты мог не разглядеть, что в нем самом постоянно шла борьба? Что тебе мешало приглядеться к нему повнимательнее? Ладно, что уж сейчас говорить. Я тоже в какой-то степени виноват.
— Может, мир сошел с ума? — сказал Фрэнк дрогнувшим голосом. Он вытащил из кармана платок, промокнул им глаза. — Одно понятно — это уже не для меня. Ты был абсолютно прав, когда говорил, что пора мне уступать место другим. — Он неловко пожал плечами.
Джо не мог заставить себя позвонить родителям Анны. Он решил дождаться разговора с врачом и тогда, какими бы ни были новости, звонить в Париж. Они сидели и болтали о всякой всячине — о спорте, о школе в Нью-Йорке, о фильмах и книгах.
— Давай поговорим о маме, — предложил Шон.
— Не могу. — Джо покачал головой. — Извини, Шон, я просто не могу.
Старенький ярко-красный «рено-клио» остановился в тихом закутке, рядом с парковкой, напротив терминала Рослер, откуда шли паромы до Англии. Дюк Роулинз сидел в потертом пассажирском кресле, вытянув ноги, загораживая ладонью лицо, словно задумавшись о чем-то. Приближение свободы он почуял сразу, встрепенулся, подхватил рюкзак, вышел из машины.
— Пошли, — кивнул ему Барри Шенли. Он был одет в черный камуфляж и зеленую, армейского образца, куртку с капюшоном и серую футболку с изображением вертолета «Апаш» и надписью внизу: «Ты можешь убежать от меня, но не сможешь спрятаться».
По темному проходу между контейнерами Барри провел Дюка к небольшой заасфальтированной площадке, затем они поднялись по бетонной лестнице, повернули влево и оказались перед мощной деревянной дверью с круглым пластмассовым окном.
— Все, ждем здесь. Сейчас он подойдет, — сказал Барри, глянув на часы. Он провел рукой по наголо выбритой макушке, в которой отражался неяркий предзакатный свет.
Спустя два часа к ним постучался молодой хирург. Шон и Джо разом поднялись. Врач поздоровался с ними, затем Джо вывел его коридор, попросив Шона остаться в комнате.
— Ну, как моя жена? — спросил он.
— Операция прошла успешно, — ответил врач.
— Простите, я не знаю… А что с ней было?
Хирург немного помялся.
— На спине, в области левой почки, рана от стрелы, — начал он объяснять. — Почка повреждена, но не сильно. Больше пострадала артерия, ведущая к ней. Также имелся глубокий порез в брюшной полости, но внутренние органы не задеты.
— Других ран нет?
— Нет, только это.
— Сколько времени потребуется на лечение?
— Не очень долго. Шрамы останутся на всю жизнь, месяца полтора-два будет побаливать. Да даже не побаливать. Скорее она будет ощущать легкую тяжесть, не более того. Строго говоря, раньше чем через несколько часов я не смогу точно сказать, как пойдет восстановление. Думаю, тогда же у вас появится возможность навестить свою жену.
— Спасибо, доктор. Большое вам спасибо. — Джо потряс его руку.
Хирург поклонился и ушел. Джо немного постоял, успокоился, взялся за ручку двери, и тут она открылась. На пороге стоял Шон.
— У мамы все нормально, сынок. Она выпуталась. Ты не представляешь, как я рад. — Ему очень захотелось заплакать, только на этот раз слезами радости.
Дюк похлопал Барри по плечу.
— Молодец, настоящий парень.
— Папаша здесь работает, меня тут все знают, никаких проблем не будет. Это служебный вход.
Дюк продолжал смотреть на него.
— Слушай, а круто у нас все прошло, да? Папашин приятель проведет тебя на паром мимо охраны. Ты мой друг — значит, все в порядке. — Барри улыбнулся. — Я пройду с тобой, а когда ты там устроишься, выйду обратно.
— А этот папашин приятель никому ничего не скажет?
— Да ты чего? — Барри фыркнул, бросил взгляд в заиндевевшее окно. — А как тебе все так удается? — внезапно спросил он. — Просто даже не верится. Из таких переделок выходил. Просто как «Черный ястреб». Фантастика. — Он восторженно причмокнул языком.
— Я просто делаю то, что должен делать. — Дюк равнодушно пожал плечами. «Сосунок», — подумал он.
Барри снова посмотрел в окно.
— Все… Вон он идет… Давай открывай дверь. Иди первым.
Дюк потянул на себя дверь, прошел в полутемный коридор.
Эпилог
Джо сидел на кремовом с золотой вышивкой диване, разглядывая упакованный в пластиковый пакет толстый журнал, который лежал на чайном столике. На пакете был адрес и имя получателя — Памела Лаккези. Джо потянул пакет к себе, осторожно надорвал его край, вытянул журнал, последний номер «Вог. Ваше жилище». Первая статья была озаглавлена: «Революция в интерьере. Свет на побережье Ирландии». Под названием шла поразительной красоты фотография на весь разворот — белый маяк на фоне платинового вечернего неба. Джо пролистнул несколько страниц текста — описания красот покинутой им природы или жизни на побережье, ставшем неприютным, его не интересовали. Он остановился на следующих фотографиях. Сердце у него екнуло, когда он увидел их прежний дом, такой опрятный и уютный под типографским глянцем. Обстановка комфортного минимализма на фоне белизны разных оттенков. Комнаты были сфотографированы с таких неожиданных ракурсов, что он с трудом узнавал их. Все казалось тихим и безмятежным.
Он усмехнулся, увидев снимки кухни и вспомнив пятна соуса на плите и на столах, потертую обувь, сброшенную у входа. Только на одной фотографии была изображена сама Анна. Джо буквально заставил ее сняться. Она не хотела фотографироваться, как она сама говорила, «для мебели». Снимок получился великолепным — Анна, красивая, длинноногая и улыбающаяся, стояла на траве перед маяком, от ног ее начиналась и уходила вниз тень. Джо вытер согнутым пальцем уголки глаз — слез давно уже не было, осталась только щемящая боль в груди и холодная ярость. Статья заканчивалась фотографией опять же на весь журнальный разворот — на ней был изображен маяк, до того как Анна приступила к работе над его интерьером: пугающий, мрачный, с облупившимся фасадом. Этот же снимок Джо продолжал рассматривать и спустя час, когда в комнату вошел Джулио.
— Ну как она? — спросил он.
Джо, словно очнувшись от забытья, удивленно заморгал.
— Мы разговаривали недолго, но мне показалось, что у нее все нормально.
— Можешь поехать к ней в любое время. Не волнуйся, я присмотрю за Шоном.
— Спасибо, отец. Я окончательно решил вернуться на службу. Со дня на день заступаю.
— Может быть, в таких обстоятельствах разумнее было бы немного подождать?
— Знаешь, если честно, то, по-моему, она пока не очень хочет меня видеть. Я действительно виноват во всем, что с ними произошло. Да и безопаснее для нее оставаться в Париже. А я отправляюсь ловить психов… Жаль, не того, которого бы так хотелось поймать. В такой ситуации она едва ли поторопится вернуться.
— Она вернется. Твоя работа — это часть тебя самого. А полицейский ты хороший.
Джо с сомнением поднял брови.
— Если бы я был хорошим полицейским, этот тип, Дюк Роулинз, не выехал бы за пределы Ирландии. А теперь он гораздо свободнее, чем нам хотелось бы.
— Его можно как-то выследить?
— Зависит от желания. Интерпол работает, я, насколько возможно, слежу за их действиями… — Он пожал плечами. — Потребуется время. Он очень хитер. Ты сам представь, ведь он полжизни только и делает, что скрывается, научился прятать концы в воду.
— В конце концов он все равно попадется в руки властям.
Джо многозначительно посмотрел ему в глаза.
— Мне не нужно, чтобы он попался властям. — Он сделал ударение на последнем слове, вздохнул. — Нет, Анне лучше пока оставаться у своих родителей.
— Ну, если только пока.
— Я просто не представляю, чем я могу ей помочь. Иногда ночами она начинает плакать. А тут я стану утешать ее, говорить, что это просто дурной сон, ночной кошмар. Ну какая от меня ей польза? Она упрекает меня за все, а я не имею понятия, что делать с этим. Он же сказал, что убьет ее и Шона. Не меня. О чем она прекрасно знает. Для него главное — причинить мне как можно большую боль. И мне придется жить с сознанием возможного покушения на них, может быть, несколько лет. Нет, уж лучше я останусь один. — Джо помолчал, добавил тихо: — Да меня самого кошмары по ночам мучают.
— Время вас вылечит.
— Анне еще нет и сорока, а сколько она уже пережила. На ее теле шрамы. Она смотреть на них не может без того, чтобы не вспомнить прошлое. Она беспрестанно спрашивает о Шоне — что он делает, где он, с кем… А ты знаешь, что с ним происходит. Нет, я не говорю ей, что он заявляется домой ночами и того и гляди пристрастится к алкоголю. Я молчу. Но что будет, когда она все увидит своими глазами? Пусть пройдет немного времени и все постепенно образуется. Я пойду работать, Шон возьмется за ум. Знаешь, когда он с ней разговаривает по телефону, он становится совсем другим. Вот и остается мне только смотреть за ним. Может, они меня просто боятся? — Он посмотрел на Джулио.