Тетка покачала головой:
– Я знаю, вы с ним не очень-то ладите, а дорога от Манчестера занимает больше часа. Ты уверена, что хочешь подвергнуть себя такому испытанию?
Диана несколько сгущала краски – ладили мы нормально, как ладят между собой люди, которые знают друг друга очень давно. Тед, во всяком случае, общался со мной без всякого стеснения.
– Он – мой отец, – сказала я.
Когда два года назад я навещала Теда в Ки-Уэсте, мы вместе ходили любоваться закатом, посетили несколько художественных галерей, побывали в домике Хемингуэя и, разумеется, прошли по всем его излюбленным барам. Тед знакомил меня с художниками, полицейскими, уличными музыкантами и рыбаками. Мы прекрасно проводили время, пока я не испортила дело своей неловкой, но решительной попыткой сунуть нос в дела, которые меня не касались. Усадив отца перед собой, я, как могла, объяснила ему – дескать, я прекрасно понимаю, что он пьет, пытаясь справиться со своей болезнью, и что его жизнь могла бы реально измениться к лучшему, если бы вместо этого он обратился к терапевту и начал принимать соответствующие лекарства. Биполярное расстройство прекрасно лечится, сказала я и, достав заранее заготовленный мною список местных психотерапевтических клиник, вызвалась сделать несколько звонков.
В итоге, однако, вышло так, что звонки пришлось делать Теду. Сначала он позвонил, чтобы зарезервировать номер в мотеле, а потом вызвал такси, чтобы отправить туда меня.
Всю жизнь я хотела, чтобы Тед изменился – чтобы перестал пить, чтобы обратился к врачам, чтобы стал, наконец, нормальным отцом. Я хотела, чтобы он любил меня так же сильно, как любил Лекси, но все, что бы я ни делала, только отдаляло его от меня.
– Он никогда не изменится, – сказала Диана, словно прочтя мои мысли.
– Я знаю.
– Твоя мать тоже это знала. Знала и все равно полюбила его. И он, хоть и по-своему, тоже ее любил. – Она немного помолчала. – Тед неплохой человек. Нужно только принимать его таким, каков он есть.
Я кивнула.
– Кроме того, он и Лекси были очень близки, – продолжила Диана. – У них обоих была… как это Тед говорил?.. Артистическая жилка?
– Артистическая натура. – Я тоже откинулась на спинку дивана.
– Вот-вот, – улыбнулась Диана. – Артистическая натура.
Теперь, оглядываясь назад, я отчетливо различаю своим взглядом социального работника многочисленные признаки начинающейся болезни, но тогда никто из нас ничего странного или опасного не замечал. Лекси всегда была человеком настроения – сейчас она могла быть благодушна и мила, а через мгновение – поразить вас какой-нибудь ужасной, злобной выходкой. Уязвимые места своих близких она знала наперечет и пользовалась этим знанием, чтобы причинить боль посильнее.
«Артистическая натура», – говорил отец каждый раз, когда пытался найти для Лекси смягчающие обстоятельства, когда ни о каких смягчающих обстоятельствах не могло быть и речи. Тем же самым свойством характера он объяснял и собственные поступки, которые приводили в бессильную ярость нашу мать и превращали в хаос нашу семейную жизнь. Тед мог на неделю исчезнуть – «откликнуться на зов музы», как он это называл, когда уезжал из дома в поисках вдохновения, а потом возвращался, вдребезги разбив машину или опустошив общий банковский счет. Однажды маме пришлось даже внести за него залог, когда в Мэриленде Теда арестовали за нарушение общественного порядка – в нетрезвом виде, разумеется.
Первый отчетливый звоночек прозвенел, когда Лекси исполнилось шестнадцать. Она всегда училась на «отлично», но в седьмом классе вдруг стала получать плохие отметки и прогуливать занятия. На день рождения бабушка подарила ей машину – и не какую-нибудь подержанную развалюху, а новенький «Вольво» (она всегда придерживалась принципа «либо все, либо ничего»). Как-то в конце весны Лекси должна была забрать меня из школы, чтобы вместе поехать на уик-энд в Ласточкино Гнездо. Из-за этой поездки я взяла с собой в школу второй рюкзачок с одеждой и кое-какими лакомствами, которые обычно скрашивали нам трехчасовую поездку: бутылками рутбира, чипсами «Фритос», конфетами «Эм-энд-Эмс» и тому подобным. Но когда после занятий я вышла из школы, Лекси нигде не было. Прошло полчаса, но она так и не появилась, и я подумала, что теперь мы точно опоздаем к бабушке, которая ждала нас к половине седьмого (она обещала приготовить для Лекси ее любимый мясной рулет).
Все школьные автобусы давно разъехались, а я по-прежнему торчала на крыльце со своими двумя рюкзаками. Девчонки из школьной команды по хоккею на траве, разминавшиеся на стадионе, заметили меня и начали смеяться. «Тебя что, забыли, Меткалф?» – крикнула мне Зои Лендовер – капитан команды и моя бывшая подруга, которая теперь считала меня просто капризной дурой. Мне не оставалось ничего другого, кроме как прибегнуть к давно освоенной мною тактике выживания – игнорировать Зои, делая вид, будто она для меня не существует. Будто все они не существуют.
В конце концов я позвонила домой. Я знала, что папа должен быть там: в то время он работал по ночам в кафе «Семь-Одиннадцать», а днем отсыпался, но трубку взяла Лекси. На заднем плане я слышала, как грохочет музыка, и узнала Джоан Джетт.
– Ты что, совсем про меня забыла?! – заорала я.
– Алло? Кто это?! – прокричала она в ответ.
– Не будь такой задницей, Лекс. Приезжая за мной немедленно!
Музыка заиграла громко. Джоан Джетт пела «Вишневую бомбу».
– Кто это?
– Это я, Джеки! Твоя сестра! Я жду тебя на школьной стоянке.
– Вы, наверное, ошиблись, – рассмеялась Лекси и дала отбой.
Я перезвонила еще раз, но она не сняла трубку, поэтому я позвонила на работу маме, и она обещала заехать за мной по пути домой.
– Мне звонили из школы Лекси, – сказала она. – Похоже, твоя сестрица опять сбежала из школы после второго урока.
Судя по маминому отрывистому тону, Лекси ожидала серьезная головомойка. Я, правда, была почти уверена, что сестра сумеет выдумать какую-то правдоподобную причину, чтобы избежать наказания, после чего мы погрузим наши вещички в «Вольво» и отправимся к бабушке на все выходные, но на этот раз я ошиблась. Произошло нечто такое, чего даже я не ожидала.
Подъехав к дому, мы увидели аккуратно припаркованный возле гаража папин крохотный «Меркурий». «Вольво» моей сестры стоял задними колесами на подъездной дорожке, а передними заехал на наш порыжевший от солнца газон. Входная дверь нашего маленького зеленого домика была распахнута настежь, и мы слышали, как гремит включенная на полную мощность музыка. Поднявшись вслед за мамой по потрескавшимся бетонным ступенькам крыльца, я убедилась, что помимо магнитофона в гостиной орет телевизор, а в столовой надрывается радиоприемник. Из кухни доносился подозрительный плеск, и, повернувшись в ту сторону, я увидела, что вода из открытого крана, переполнив раковину, стекает на пол. Мебель в прихожей и гостиной была опрокинута, подушки с дивана сброшены, а на подоконниках не осталось ни одного цветочного горшка. Потом я увидела Лекси. Вооружившись пылесосом, она яростно водила щеткой по нашему расползающемуся ковру; ее движения были какими-то угловатыми, дергаными, как у марионетки. В воздухе сильно пахло отбеливателем и полиролем для мебели.
Шлепая кроссовками по воде, я бросилась закрывать кран на кухне, а мама выдернула из розетки магнитофонный шнур.
– Ты пила?! – крикнула она Лекси.
Из спальни, покачиваясь, вышел Тед. Он был в майке и трусах-боксерах.
– Что тут происходит? В чем дело?
Лекси расхохоталась, как гиена.
– Разве вы не видите? Я убиралась. Убиралась и обрыдалась. Вы хоть знаете, сколько грязи скапливается в среднестатистическом доме за неделю? Сегодня утром мы говорили об этом в школе, на уроке естествознания. О грязи и пыли. Известно вам, что домашняя пыль на девяносто процентов состоит из чешуек человеческой кожи? Только представь, мама, в щелях нашего пола скопились миллиарды ороговевших чешуек кожи какого-то придурка, который жил в этом доме пятьдесят лет назад! Каждый раз, когда ты садишься на диван или принимаешь ванну, ты буквально купаешься в крошечных частицах других людей!
– Послушай, Лекси! Я не думаю, что это…
– Ну, ты даешь, ма! – Лекси снова расхохоталась и включила пылесос. – Ну, ты даешь! Ну и ну!.. – И она продолжила свой странный танец.
– Ты выпила? Или приняла какой-то… какой-то порошок?
– Никакого порошка, только пыль из тысяч миллиардов роговых чешуек! Я пью их, я дышу ими, понятно?! – Волосы у Лекси растрепались, лицо покраснело и блестело от испарины. – Это пыль, пыль, пыль! Понятно?
Тед тоже начал смеяться:
– Пыль. Я понял! Пыль из людей!
– Немедленно оставь пылесос в покое, Лекси. Выключи его, и давай минутку посидим спокойно. Нам надо поговорить.
– Но, мама, как ты не понимаешь! Некогда рассиживаться, у нас еще много дел. Нужно делать дела, нужно бежать, шевелиться, поворачиваться. Наши моторы должны работать. Бери швабру, мама. А ты, Джекс, принеси ведро. Тед, вон веник. Хватай и мети!
Папа улыбнулся, взял веник и принялся возить им по ковру, напевая:
– Мети, метла, чисто, мети, метла, быстро, помоги, метла, найти мое монисто…
– Вот так, хорошо. Отлично! – Лекси повернулась к нам: – Ну, а вы что стоите? Джекс, мама! Скорей за работу!
И как вы думаете, что мы сделали? Посадили ее в машину и отвезли в больницу, в отделение экстренной помощи, чтобы там ей сделали анализ на наркотики? Или, может быть, мы позвонили доктору Бредли, который лечил нас с Лекси с тех пор, как мы появились на свет?
Как бы не так!
Мы принялись убираться.
Засучив рукава, Тед, мама и я взялись за уборку. Правда, папа ничего особенного не замечал, но мне и маме было страшно. Мы обе знали: с Лекси что-то происходит – что-то нехорошее, но что делать, мы не знали.
Когда в половине второго ночи мы с мамой наконец пошли спать, Тед и Лекси все еще убирались. Не знаю, во сколько они закончили, но после этого моя сестра три дня не вставала с постели. И все же даже тогда мама не вызвала доктора Бредли. Очевидно, она надеялась, что подобное больше не повторится, что это был просто случайный нервный срыв.