Женщина – я смутно помнила, что ее фамилия Диган и она является председателем местной гильдии искусств, – смерила меня недоуменным взглядом. Как можно не знать такие вещи о своей родной сестре, словно хотела она сказать. Впрочем, вслух миссис Диган сказала совсем другое.
– Лекси была очень талантлива. Все акварели, которые она выставляла, были проданы. Я сама купила одну.
Между тем моя мигрень потихоньку набирала силу, и каждая история, каждый факт, который я узнавала о сестре, вонзались в мой мозг точно раскаленный гвоздь. Похоже, я действительно многого не знала о Лекси – о человеке, с которым когда-то делилась самым сокровенным.
– Если можно, я бы хотела на нее взглянуть, – сказала я. Миссис Диган кивнула и растворилась в толпе, а я бросилась искать отца.
– Ты знал, что Лекси рисует? – требовательно спросила я, обнаружив его в другой группе гостей.
– Да, она писала. Акварелью, – сказал Тед. – Разве ты не видела ее рисунки, когда убиралась в доме?
Ну, разумеется, он знал! Он знал, а я – нет.
– Нет, ничего такого я не видела, – ответила я. В самом деле, среди гор мусора и грязной посуды я обнаружила лишь бесчисленные тетрадные листки с записями. Ни рисунков, ни набросков, ни красок или кистей нам не попадалось.
Выразить свое недоумение отец не успел: к нам подошли Райан со своей бабушкой Ширли, которая была лучшей подругой моей бабушки.
– Как приятно снова видеть тебя, дорогая, – сказала Ширли, обнимая меня на удивление крепко для восьмидесятивосьмилетней женщины. От нее пахло фиксатуаром и сиренью. Этот запах так сильно напомнил мне мою собственную бабушку, что я снова почувствовала выступившие на глазах слезы. Машинально отвернувшись, я вдруг заметила мать Райана Терри, которая разговаривала о чем-то с Дианой. Терри выглядела просто замечательно: если бы не трость, на которую она опиралась, я бы ни за что не поверила, будто она испытывает какие-то проблемы со здоровьем. Казалось, ее переполняют силы и энергия – так оживленно она кивала в ответ на что-то, что говорила моя тетка.
Райан проследил за моим взглядом, потом снова посмотрел на меня.
– Мне надо отвезти бабушку обратно в Эджвуд, – сказал он. – Это не займет много времени. Потом мы с мамой приедем к вам в Ласточкино Гнездо. – Он повернулся к Ширли и проговорил чуть громче, четко выговаривая слова:
– Побудь пока здесь, ба! Я подгоню машину прямо ко входу и отвезу тебя. – Он поцеловал ее в напудренную щеку и исчез. Ширли повернулась ко мне.
– Извини, что не смогу поехать к вам вместе со всеми, – сказала она. – В последнее время я что-то очень ослабела.
– Ничего страшного, я все понимаю… – Я взяла ее за руку. – Я вам очень благодарна, что вы смогли прийти хотя бы на прощание.
Она сжала мои пальцы, и я снова удивилась силе ее пальцев, которые выглядели совсем тонкими и слабыми.
– Старость не радость, моя дорогая. Это все равно что снова стать ребенком – окружающие начинают разговаривать с тобой так, словно ты их не понимаешь, не слышишь или не слушаешь. Они говорят тебе, что можно, а что нельзя, беспокоятся, что ты устанешь, и объясняют тебе простейшие вещи, которые ты и без них прекрасно понимаешь. В общем, сплошная морока!.. Твоя бабушка поступила очень мудро, умерев еще до того, как все это началось.
Я слушала ее и кивала, не зная, что говорить. Судя по всему, Ширли была совершенно уверена, что у моей бабушки был выбор и она поступила совершенно сознательно и исключительно разумно, когда отправилась в туристическую поездку и умерла от сердечного приступа в далекой Аризоне.
– Что касается твоей сестры, то она значила для меня очень много, – сказала Ширли, и ее блеклые гла́зки наполнились слезами. Заключив мое лицо в ладони, как делала моя бабушка, она заставила меня слегка наклониться и проговорила негромко, но твердо: – Имей в виду, на самом деле Лекси вовсе не ушла в небытие.
Сейчас мне было крайне не с руки выслушивать уверения в том, будто моя сестра превратилась в ангела и спокойно живет-поживает у себя на небесах, но спорить с престарелой дамой по поводу ее религиозных воззрений мне не хотелось, поэтому я только еще раз кивнула. Признаюсь честно, я испытала большое облегчение, когда краем глаза заметила направлявшегося в нашу сторону Райана.
– Вот и я, ба, – сказал он – Ты готова?
– Сходи к бассейну, детка, – прошептала Ширли мне в самое ухо. – Там ты найдешь свою сестру.
Эти слова заставили меня окаменеть. Впрочем, я быстро справилась с оцепенением, напомнив себе, что передо мной – добрая старая женщина, которая, возможно, страдает легкой формой слабоумия. Набрав в грудь побольше воздуха, я улыбнулась как можно любезнее.
– Еще раз спасибо, что смогли приехать, – сказала я, и Райан, взяв бабушку под руку, повел ее к выходу.
Когда я приехала в Ласточкино Гнездо, Тед, добровольно взявший на себя роль бармена, священнодействовал в столовой, опытной рукой смешивая для гостей крепчайшие коктейли с помощью миксеров и шейкеров, которые Диана выставила в ряд на буфете. Так, владелице городской гостиницы Лили Брук он подал джин с тоником, в котором первого было намного больше, чем второго. Та, впрочем, только одобрительно улыбнулась и сразу же сделала из бокала большой глоток.
Лили приехала на поминки с дочерью Минди, которой было лет двадцать с небольшим. От нее-то я и узнала, что примерно в начале мая Лекси устраивала в Ласточкином Гнезде что-то вроде вечеринки.
– Представляете, – сказала Минди, – весь дом и сад были освещены одними только свечами! Даже в бассейне плавало несколько свечей на специальных подставках. Выглядело это просто волшебно! Разумеется, всем сразу захотелось купаться…
Я кивнула в знак согласия, а про себя подумала, что майская погода вряд ли располагала к купанию. Впрочем, спросить, нашлись ли храбрецы, отважившиеся лезть в ледяную воду, я не успела. Мое внимание снова привлекла Лили, которая откровенно заигрывала с Тедом. А этот старый козел отвечал ей тем же!
– Не могу поверить, что ее нет! – говорила тем временем Минди. Голосок ее дрожал – похоже, ей стоило немалых усилий держать себя в руках. – Каждый раз, когда я думаю о Лекси, я вспоминаю этот майский вечер. Вы ведь знаете – она очень любила старые пластинки; у нее была целая коллекция! Так вот она поставила «Я слышу, как ты стучишь в мою дверь» Фэтса Доми́но и танцевала под нее, а потом стала подпевать. – И Минди, слегка покачиваясь, негромко напела мелодию.
Я покачала головой.
Тук-тук, Джекс. Неужели ты меня не впустишь?
Закусок, которые Диана заказала в ресторане, было достаточно, но многие гости по традиции приехали в Ласточкино Гнездо, нагруженные всякой домашней снедью: пирогами, салатами, кассеролями и тефтелями. Мужчины выгружали из машин ящики с пивом и бутылки с вином. Патрик и Джеми Брюэр, владевшие загородной экофермой, привезли несколько кувшинов самодельной настойки из бузины. Райан появился с бутылкой голландской водки в руках, и я мысленно сделала пометку: спросить, не он ли привез Лекси ту бутылку, которую мы нашли в первый день.
Сама я выпила подряд два бокала вина и теперь потягивала «Маргариту», которую сунула мне в руки Диана. Я знала, что впоследствии мне придется за это расплачиваться, но мне было все равно. Крепкий алкоголь притуплял чувства и давал приятное ощущение отстраненности. Правда, голова у меня по-прежнему раскалывалась, хотя я приняла уже три таблетки «Адвила», зато теперь я могла не обращать на боль внимания. То и дело прикладываясь к бокалу с «Маргаритой», я переходила из гостиной в столовую и обратно, раскланиваясь с людьми, которых помнила очень смутно, и заново знакомясь с теми, которых не помнила совсем. Дело облегчалось тем, что почти все гости знали меня и могли многое вспомнить о моей бабушке, о моей матери, и тетках, и, конечно, о Лекси.
– Мы очень рады снова тебя видеть, – говорили они. – И мы искренне тебе сочувствуем.
В какой-то момент меня перехватила Глэдис Биссет, жена владельца универмага Билла. Судя по всему, она опрокинула уже несколько коктейлей, составленных рукой моего отца, и они возымели свое действие: спереди на ее темно-сером платье виднелись пятна пролитого напитка.
– Я отлично помню, как вы с сестрой гоняли по городу на этих ваших велосипедах с вертушками на руле и звонили в звоночки. Вы еще заходили к нам, чтобы купить сладости и газировку.
– Да, я тоже помню. Мы всегда брали у вас рутбир «Хайрес». Лекси его очень любила.
– Вы были очаровательными детьми. Обе… – Глэдис кривовато улыбнулась и взяла меня за руку. – Дорогая моя, я понимаю, что сейчас, быть может, не очень уместно об этом говорить, но… Как вы намерены поступить с бассейном? Дело в том, что мой Билл хромает. Он был ранен во Вьетнаме. Врачи ничего не могут сделать. Они говорят – поврежден какой-то там нерв…
– О, я не знала!.. – пробормотала я, не совсем понимая, к чему она клонит.
– Билл регулярно купался в вашем бассейне. Только благодаря этому он и ходит на своих ногах.
– Хватит докучать бедняжке, Глэд! – сказал, подходя к нам, Билл. Лицо у него покраснело и блестело от испарины. В руке он держал бокал виски. – За твою сестру, Джекси, – добавил он и, отсалютовав мне бокалом, осушил его до дна. Я тоже приподняла свою «Маргариту» и в несколько глотков прикончила коктейль.
– Я не знала, что моя сестра интересовалась рыбалкой, – проговорила я, видя, что Билл не собирается уходить. Насколько я знала, в озере Уилмор водилось довольно много рыбы – окуни, форели, лучеперки и другие, но, на мой взгляд, все они были мелковаты для охоты с гарпуном.
– Лекси интересовалась буквально всем, – ответил Билл. При этом его лицо приобрело какое-то странное выражение, словно он давал мне понять: он знает о Лекс много других, куда более странных вещей. Впрочем, быть может, Билл просто хотел напомнить мне, что я слишком долго отсутствовала и теперь задаю вопросы, ответы на которые известны всем, кроме меня.