— Берегитесь, следующим пунктом он потребует космический авианосец, — усмехнулся Хайнс.
Тайлер ответил с апломбом:
— Этого не потребуется. Истребители будут сцеплены в один объект, в москитную группу, которая действует как авианосец и приводится в движение либо отдельным двигателем, либо двигателями нескольких истребителей. На крейсерской скорости такая группа в передвижении в космосе не уступит большим кораблям. Когда она прибудет в назначенный район, группа расцепится и войдет в бой как множество одиночных истребителей.
Кто-то задал вопрос:
— Вашей москитной группе понадобятся годы, чтобы добраться до оборонного района на периферии Солнечной системы. Пилот не может провести столько времени в кабине, в которой даже нельзя встать с кресла. Найдется ли в таком небольшом истребителе достаточно места для запасов еды?
— Гибернация, — ответил Тайлер. — Им потребуется лечь в анабиоз. Мой план нуждается в двух технологиях: миниатюрные супербомбы и миниатюрные гибернационные капсулы.
— Лежать несколько лет в гибернации в металлическом гробу, затем проснуться только для того, чтобы отдать свою жизнь в атаке. Пилоту такого москита не позавидуешь, — заметил Хайнс.
Энтузиазм Тайлера угас, и он какое-то время оставался безмолвным. Затем кивнул:
— Вы правы. Самая трудная часть моего плана — это найти пилотов.
Участникам слушаний раздали подробности плана Тайлера, но к его обсуждению никто интереса не проявил. Председательствующий объявил заседание закрытым.
— Ло Цзи так и не появился? — раздраженно спросил представитель США.
— Он не приедет, — ответил Гаранин. — Он заявил, что изоляция и неучастие в слушаниях в СОП являются частью его плана.
Услышав ответ, присутствующие зашептались между собой. Некоторые выражали недовольство; иные таинственно улыбались.
— Он ни на что не годный лентяй! — высказал свое мнение Рей Диас.
— А вы тогда кто? — грубо спросил Тайлер, хотя его план «роя москитов» зависел от технологии супербомбы, над которой работал Рей Диас.
Хайнс влез в перепалку:
— Я бы выразил уважение доктору Ло Цзи. Он знает себя и свои способности; поэтому он не желает бесцельной траты ресурсов. — Повернувшись к Рей Диасу, он любезно добавил: — Мне кажется, мистеру Рей Диасу не мешало бы кое-чему у него поучиться.
Всем было понятно, что Тайлер и Хайнс не защищали Ло Цзи, просто их неприязнь к Рей Диасу была намного сильнее.
Гаранин постучал по столу председательским молотком:
— Прежде всего, Отвернувшийся Рей Диас заговорил без разрешения председательствующего. Я напоминаю вам о необходимости уважать других Отвернувшихся. Аналогично, я напоминаю Отвернувшимся Хайнсу и Тайлеру, что ваши слова также недостойны этого собрания.
Хайнс поднялся с кресла:
— Господин Председатель, Отвернувшийся Рей Диас всего лишь продемонстрировал солдатскую грубость. Вслед за Ираном и Северной Кореей, его страна попала под санкции США из-за ядерной программы. Это вызвало у него психологические осложнения. По сути, между планом «роя москитов» мистера Тайлера и планом Рей Диаса по сооружению гигантской ядерной бомбы особой разницы нет. Я разочарован обоими. Это два прямолинейных плана, стратегия которых видна всем с самого начала. Ни в одном из них нет хитроумной загадки, в каковой и заключается стратегическое преимущество нашего проекта.
Тайлер не остался в долгу:
— Мистер Хайнс, а ваш план — какие-то наивные фантазии!
Когда заседание закончилось, Отвернувшиеся направились в Комнату медитации, их любимое место в здании штаб-квартиры ООН. Им казалось, что комната, сооруженная именно для молчания, была самой судьбой предназначена для Отвернувшихся. Они стояли в тишине, зная, что не смогут поговорить откровенно вплоть до начала войны. Между ними, как безмолвный свидетель, лежал куб железной руды, словно бы впитывающий и запоминающий их мысли.
— Вы слышали о Разрушителях? — вполголоса спросил Хайнс.
Тайлер кивнул:
— ОЗТ только что объявило об этом в Интернете. ЦРУ проверяет.
Отвернувшиеся вновь замолчали. Каждый из них представлял себе своего Разрушителя. Эти образы бессчетное количество раз будут являться им в кошмарах. Ибо в тот день, когда явится Разрушитель, Отвернувшемуся, скорее всего, настанет конец.
Увидев входящего отца, Ши Сяомин попытался забиться в угол. Но Ши Цян просто сел рядом.
— Не бойся. Я не ударю тебя и не буду ругать — на этот раз. У меня нет сил. — Он достал пачку сигарет, выбил две и предложил одну сыну. Ши Сяомин неуверенно взял ее. Они закурили и немного посидели в молчании. Затем Ши Цян сообщил:
— Мне дали важное задание. Я скоро уеду за границу.
— А как же твоя болезнь? — Ши Сяомин с беспокойством воззрился на отца сквозь облако табачного дыма.
— Давай сначала поговорим о тебе.
Тон Ши Сяомина перешел на просительный:
— Папа, мне за это такой срок выпишут…
— Если бы ты совершил какой-нибудь мелкий проступок, я бы, пожалуй, отмазал тебя. Но это серьезное преступление. Мин, мы оба взрослые. Мы должны отвечать за свои действия.
Ши Сяомин в отчаянии склонил голову и молча затянулся сигаретой.
Ши Цян продолжил:
— Отчасти это моя вина. Я не особо занимался твоим воспитанием, пока ты рос. Приходил домой поздно, такой уставший, что выпивал рюмку и заваливался в постель. Никогда не ходил на родительские собрания в школе, никогда ни о чем с тобой серьезно не беседовал. Вот уж верно, так верно: мы должны отвечать за свои действия.
Со слезами на глазах Ши Сяомин растирал сигарету о край койки, как будто пытаясь стереть недавнюю часть своей жизни.
— Тюрьма — это университет для преступников. Забудь об исправлении; просто держись подальше от других заключенных. И научись защищаться, ну хоть немного. Вот, возьми… — Ши Цян положил на койку пластиковый пакет. Внутри были два блока обычных сигарет «Юнь Янь». — Если понадобится что-то еще, мать вышлет.
Ши Цян направился к двери, затем обернулся:
— Мин, может быть, ты снова увидишь своего отца. К тому времени ты будешь старше меня; тогда ты поймешь, какая тяжесть сейчас лежит на моем сердце.
Через маленькое окошко в двери Ши Сяомин следил, как уходит его отец. Со спины он выглядел совсем старым…
В эпоху всеобщего волнения Ло Цзи был самым спокойным человеком в мире. Он прогуливался по берегу озера, плавал на лодке, собирал грибы и ловил рыбу, а затем повар готовил из них вкуснейшие блюда. Он просматривал множество книг на полках библиотеки; а когда становилось скучно, выходил наружу и играл в гольф с охраной. Он ездил на лошади по полям и лесам в сторону заснеженных вершин, но никогда не добирался до их подножия. Он часто сидел на скамейке возле озера и глядел на горы, отражающиеся в воде, ничего более не делая и ни о чем не думая. День за днем проходили как во сне.
Все это время он оставался в одиночестве и не общался с окружающим миром. Кент тоже жил в имении, но у него был свой небольшой кабинет, и он редко попадался на глаза. Ло Цзи лишь однажды разговаривал с офицером, отвечающим за безопасность — попросил, чтобы охранники не ходили за ним следом; а если это необходимо, то пусть держатся вне поля его зрения.
Он чувствовал себя как лодка на воде, тихо плывущая со спущенным парусом — не знающая, где ее причал, и не желающая знать, куда ее несет течение. Порой, вспоминая свою прежнюю жизнь, он с удивлением отмечал, что всего-то несколько дней прошло, а она изменилась до неузнаваемости. Ну что ж, такой расклад его удовлетворял.
Особый интерес у него вызывал винный погреб. Ло Цзи знал, что пыльные бутылки, лежащие на стеллажах, содержат в себе лучшее в мире вино. Он пил в гостиной, он пил в библиотеке, иногда он пил в лодке — но никогда не напивался; он пил лишь столько, чтобы оставаться в идеальном, полупьяном-полутрезвом состоянии. А затем тянулся к забытой прежним хозяином длинной трубке и курил.
Ло Цзи не разжигал огня в камине даже когда шли дожди и в гостиной становилось прохладно. Он знал, что время для этого еще не настало.
Он никогда не пользовался Интернетом, но время от времени смотрел телевизор. Он пропускал новости и смотрел лишь те программы, что не были связаны с текущими событиями, а еще лучше — с современностью вообще. Такие программы еще можно было отыскать, хотя их показывали реже и реже в эти последние дни Золотого века.
Однажды поздней ночью он засиделся за бутылкой коньяка, которой, если верить этикетке, было тридцать пять лет. Нажимая кнопки на пульте управления, он проскочил мимо нескольких программ новостей. Но одна передача на английском языке привлекла его внимание. В ней рассказывалось о находке затонувшего корабля середины семнадцатого века. Он ходил между Роттердамом и Фаридабадом и затонул у мыса Горн. Среди поднятых водолазами предметов был маленький запечатанный бочонок превосходного вина. Эксперты предполагали, что вино все еще можно пить. Более того, вкус его после трех веков хранения на дне океана должен быть просто несравненным. Ло Цзи записал большую часть этой программы, а потом вызвал Кента.
— Я хочу этот бочонок. Купите его для меня, — потребовал он.
Кент пошел звонить. Через два часа он сообщил Ло Цзи, что бочонок стоит невероятно дорого. Начальную цену установили в триста тысяч евро.
— Эта сумма — мелочь для проекта «Отвернувшиеся». Покупайте. Это часть плана.
После этого случая у проекта «Отвернувшиеся» появился второй мем, следовавший за «улыбкой Отвернувшегося». Все, что являлось очевидно абсурдным, но тем не менее требовалось выполнить, стали называть «частью плана Отвернувшегося», или же просто «частью плана».
Через два дня бочонок, старый и покрытый ракушками, стоял в его гостиной. Ло Цзи взял в руки найденный в погребе специальный кран для деревянных бочек, со спиральным сверлом. Он аккуратно ввинтил кран в бочонок и налил первую рюмку. Жидкость была необычного изумрудно-зеленого цвета. Он понюхал ее и поднес рюмку к губам.