— Зонд… какой зонд? — не понял Ло Цзи.
Вместо Сюн Вэня ответила медсестра:
— Мы не поощряем подобные беседы. Когда предыдущий пациент узнал обо всем этом, ему потребовалось много времени, чтобы успокоиться. Такие разговоры вредят восстановлению проснувшихся.
— Лично меня такие разговоры радуют. Чего это вы всполошились? — пожал плечами Сюн Вэнь и лег обратно на койку. Глядя в светящийся потолок, он вздохнул: — У детишек все в порядке. Просто даже отлично.
— Это кто здесь детишки?! — сморщила нос медсестра. — Гибернация не засчитывается как возраст. Детишка здесь — вы!
Ло Цзи решил, что медсестра, вообще-то, выглядит моложе Сюн Вэня, хотя было понятно, что в этом веке судить о возрасте по внешнему виду не стоит.
— Все проснувшиеся из вашего века находятся почти в отчаянии. Но дела идут не так уж плохо.
Для Ло Цзи это прозвучало гласом ангела. Он почувствовал себя ребенком, который проснулся от кошмара, но улыбка взрослого сразу же прогнала все его страхи прочь. Когда медсестра обращалась к пациенту, на ее халате возникало быстро восходящее солнце; под его золотистыми лучами сухая, желтая почва зеленела, и на ней появлялось множество цветов…
Когда медсестра ушла, Ло Цзи спросил Сюн Вэня:
— А что случилось с проектом «Отвернувшиеся»?
Сюн Вэнь недоуменно потряс головой:
— «Отвернувшиеся»? Никогда не слышал.
Тогда Ло Цзи поинтересовался, когда именно Сюн Вэнь лег в гибернацию. Оказалось, что он заснул до начала проекта, когда гибернация стоила невероятных денег. Похоже, у его семьи водились деньжата. За те пять дней, что Сюн провел в нынешнем веке, он не слышал об Отвернувшихся. Это означало, что даже если о проекте и не забыли, он уже не был важен.
Ло Цзи предстояло лично оценить уровень технологии этого века на двух простейших примерах.
Вскоре после заселения в палату медсестра принесла его первый после пробуждения обед — немного молока, хлеба и джема. Его желудок еще не был готов к более тяжелой пище. Он откусил кусочек хлеба, и ему показалось, что он жует опилки.
— Ваше чувство вкуса еще не восстановилось, — пояснила медсестра.
— А когда восстановится, так вы вообще не сможете это есть! — влез со своим комментарием Сюн Вэнь.
Медсестра засмеялась:
— Конечно, это не те продукты, что в ваше время выращивали на поверхности.
— Откуда же тогда все это? — спросил, набив рот, Ло Цзи.
— Производят на фабрике.
— Вы умеете синтезировать зерно?
Сюн Вэнь ответил вместо медсестры:
— Других вариантов, кроме синтеза, просто нет. На поверхности больше ничего не растет.
Ло Цзи пожалел Сюн Вэня. И в его эпоху встречались люди, не интересующиеся технологией и безразличные к ее чудесам. Сюн Вэнь, очевидно, был одним из них. Он был неспособен оценить этот век по достоинству.
Второе открытие невероятно поразило Ло Цзи, хотя сам факт был из простейших. Медсестра показала на стакан с молоком и сообщила, что налила молоко в подогревающий стакан специально для проснувшихся. В этом веке люди почти не пили горячих жидкостей. Даже кофе подавали холодным. Если он не привык пить молоко холодным, то мог подогреть его, поставив регулятор на желаемую температуру. Выпив молоко, Ло Цзи рассмотрел стакан. Самый обычный стеклянный стакан, только дно толстое и непрозрачное. Наверно, в нем и прячется нагревательный элемент. Но как он ни присматривался, не мог увидеть никаких деталей, кроме регулятора. Попытавшись отвинтить дно, он обнаружил, что стакан не разбирается.
— Не надо ломать вещи. Вы пока мало о них знаете. Это опасно, — предупредила медсестра.
— Мне хотелось бы понять, как вы их заряжаете.
— За… заряжаете? — медсестра с трудом повторила слово; очевидно, что раньше она его не слышала.
— «Charge», «recharge» — повторил Ло Цзи на английском. Но медсестра затрясла головой, не понимая.
— Что будет, когда батарея разрядится?
— Батарея?
— «Batteries», — произнес он по-английски. — Вы больше не пользуетесь батареями? — (Медсестра вновь отрицательно покачала головой.) — Тогда откуда же в стакане берется электроэнергия?
— Электроэнергия? Но она повсюду! — наставническим тоном сказала медсестра.
— То есть, электричество в стакане будет всегда?
— Всегда.
— Никогда не кончится?
— Никогда. Как оно может кончиться?
Медсестра ушла, а Ло Цзи все никак не мог расстаться со стаканом. Он не обращал внимания на насмешки Сюн Вэня. Эмоции говорили ему, что он держит в руках чудо, древнейшую мечту цивилизации — вечный двигатель. Если человечество на самом деле овладело неисчерпаемым источником энергии, то оно способно сделать практически что угодно. Теперь он верил заверениям красотки-медсестры: не все так плохо.
Позже в палату с плановым обходом зашел доктор, и Ло Цзи спросил его о проекте «Отвернувшиеся».
— Я о нем слышал. Была такая дурацкая хохма в старину, — недолго думая ответил тот.
— Что сталось с Отвернувшимися?
— Припоминаю, что один совершил самоубийство, другого забили камнями… Все это случилось в первые десятилетия проекта, и с тех пор прошло почти две сотни лет.
— А двое других?
— Не знаю. Наверное, по-прежнему в гибернации.
— Один из них был китайцем. Вы его не помните? — спросил Ло Цзи, с волнением глядя на врача.
— Тот, кто ударил по звезде заклинанием? Вроде бы, о нем упоминали в курсе новой истории, — припомнила сопровождающая доктора медсестра.
— Да, тот самый, — сказал Ло Цзи. — Где он сейчас?
— Не знаю. Думаю, так и лежит в гибернации. Я не слежу за этими делами, — рассеянно ответил доктор.
— А что стало со звездой? С той, на которую он наложил заклятие? Это была звезда с планетами. Что с ней произошло? — с замиранием сердца задал Ло Цзи следующий вопрос.
— Что-что… Наверно, висит, где висела. Заклятие, надо же… Это же курам на смех!
— То есть, с ней все в порядке?
— По крайней мере, я ничего не слышал. А вы? — обратился он к медсестре.
— Я тоже. — Она отрицательно покрутила головой. — Весь мир был тогда до смерти напуган, было не до всяких заклятых звезд.
— А потом? — У Ло Цзи отлегло от сердца.
— А потом случился Великий раскол, — сказал врач.
— Великий раскол? Что это такое?
— Позже узнаете. А пока отдыхайте, — с легким вздохом сказал доктор. — Правда, лучше бы вам о нем вообще не знать. — Он повернулся к выходу. По его белому халату побежали тяжелые, темные тучи. На униформе медсестры появилось множество пар глаз: одни испуганные, другие плачущие.
После ухода доктора Ло Цзи долго сидел на кровати, не двигаясь и бормоча себе под нос: «Хохма… Глупая старая хохма…» — пока не начал смеяться, сперва тихо, а потом во все горло, сотрясаясь от хохота. Он напугал Сюн Вэня, и тот порывался вызвать врача.
— Со мной все в порядке. Спи, — успокоил его Ло Цзи. Он и сам лег, и вскоре заснул, впервые с момента пробуждения.
Ему снились Чжуан Янь и дочка. Как и прежде, Чжуан Янь брела сквозь сугробы и несла спящую девочку на руках.
Когда он проснулся, в палату заглянула медсестра и пожелала ему доброго утра. Она говорила тихо, чтобы не будить спящего Сюн Вэня.
— Уже утро? А почему в палате нет окон? — Ло Цзи оглянулся вокруг.
— Любую часть стены можно сделать окном. Но доктор считает, что вам еще рано смотреть наружу. Это слишком необычно, вы разволнуетесь, и ваш отдых нарушится.
— Знаете, что действительно мешает моему отдыху? С момента пробуждения прошло уже порядочно времени, а я так и не знаю, как выглядит мир снаружи. — Ло Цзи показал на Сюн Вэня и пояснил: — Я не такой, как он.
Медсестра рассмеялась:
— Хорошо. Моя смена заканчивается. Могу показать вам окрестности, хотите? А когда вернетесь, позавтракаете.
Ло Цзи в нетерпении последовал за медсестрой в служебное помещение и внимательно осмотрелся. О предназначении половины предметов обстановки он догадывался, но понять, для чего используется другая половина, так и не мог. Ничего, похожего на компьютер, в комнате не было; но этого следовало ожидать, если экран компьютера можно вызвать на любой стене. Внимание проснувшегося привлекли три разноцветных зонтика, стоящих возле двери. Его удивил их размер. У них нет складных зонтиков?
Медсестра вышла из раздевалки. За исключением движущихся изображений на ткани, перемены в женской моде не выходили за пределы ожидаемого. По сравнению с родным веком Ло Цзи самым значительным отличием была бросающаяся в глаза асимметрия. Он с удовольствием подумал, что даже по прошествии ста восьмидесяти пяти лет видит прекрасное в женской одежде. Медсестра подхватила один из зонтиков — должно быть, тяжелый, поскольку она повесила его на плечо.
— Идет дождь?
Она отрицательно покачала головой:
— Вы думаете, что это… зонтик? — спросила она, с неуверенностью в последнем слове.
— Если это не зонтик, то что? — Ло Цзи указал на ее ношу, ожидая услышать какое-нибудь странное название.
Но она ответила очень просто:
— Это мой велосипед.
Они вышли в коридор, и Ло Цзи спросил:
— Ваш дом далеко отсюда?
— Если вы спрашиваете, далеко ли отсюда я живу, то недалеко. Десять-двадцать минут на велосипеде, — ответила она. Затем, остановившись и глядя своими прекрасными глазами прямо на него, она произнесла потрясшие Ло Цзи слова:
— Частных домов больше нет ни у кого. Замужество, семья — все это исчезло после Великого раскола. Это самая первая перемена в образе жизни, к которой вам придется привыкнуть.
— К этой перемене я привыкнуть не смогу.
— Ну, я не знаю. В курсе истории нам говорили, что институт семьи начал разрушаться уже в ваше время. Слишком многие не желали обязанностей и ответственности. Хотели быть свободными от забот. — Она второй раз упомянула курс истории.
«И я был таким однажды, но потом…» — подумал Ло Цзи. С момента пробуждения он постоянно помнил о Чжуан Янь и дочери. Они были неизменным фоном его сознания, их лица все время стояли перед его мысленным взором. Ло Цзи так никто и не узнал, и с его положением оставалось слишком много неопределенности, чтобы напрямую спросить о семье; а этого ему мучительно хотелось.