Луис взял ее за руку.
– Я понимаю. Но мне все равно неловко.
– Да, однако же ты вынужден так поступать. Иначе нам не выжить. Мы добьемся для себя такого положения, что сможем благоденствовать здесь или хотя бы жить спокойно. Когда препозит ждет твоего отчета?
– Через два месяца. А когда появится ребенок?
– Доктор говорит, через месяц.
– Отлично, – сказал он.
– Почему?
– Потому что я все равно не разрешу этой загадки, и, если Господь пошлет нам мальчика, мы сможем вернуться к твоему отцу раньше, чем я встречусь с начальником.
– Ты разрешишь эту загадку, Луис. Я верю в тебя.
Он понизил голос и привлек ее к себе.
– А что, если решение приведет меня на самый верх?
Она поняла, что он имеет в виду – виновным может оказаться начальник священных покоев. Стилиана сама намекала на это.
– Тогда тебе останется только знать это. Если наши друзья на поверку окажутся врагами, тогда, возможно, кто-то из врагов окажется другом. Об этом она упоминала.
– Это опасная игра.
– Куда опаснее ошибаться по незнанию. Неужели из допросов ничего не прояснилось?
– Все слишком умны и слишком испуганы, чтобы назвать имя, если, конечно, он действительно стоит за этим. Я же слишком умен и слишком испуган, чтобы спрашивать напрямую.
– Однако очень важно собрать все сведения, какие только возможно. Может, у тебя найдется предлог, чтобы расспросить людей о прошлом начальника священных покоев? И Стилианы тоже?
– Думаешь, она может быть замешана?
– Конечно, нет. Однако же полководец изучает местность, прежде чем двинуть свои войска. И тебе надо сделать то же самое.
Она шептала ему на ухо едва слышно.
Допрашивать придворных ему до смерти надоело, это уж точно. Конечно, допросы помогали ему запугивать их. Но он хотел больше знать о своем начальнике, который так или иначе и сам был напрямую связан с магией – пусть даже изучал ее только для того, чтобы искоренить. И почему это начальник священных покоев не сказал ему, что посадил под замок колдуна?
Беатрис права. Наверное, подумал он, стоит совершить вылазку за городские стены. Исайе понравится, если он сосредоточит свое внимание на варягах, ну а сам он тем временем покопается в прошлом препозита.
– Завтра с утра и займусь, – сказал он.
Глава двадцать втораяБелолицый бог
«Я умер, – подумал Аземар. – Умер и попал в ад». Ему была невыносима жара Нумеры, ее темнота и запахи. Оковы ужасно мешали и растирали до крови лодыжки.
Аземара бросили на один из самых нижних уровней, не давали пищи. Он не сомневался, что его оставили в этой черной дыре умирать.
Вонь была несносная, пол жесткий и неровный, удобно устроиться на нем было невозможно, а стоны больных и умирающих действительно казались ему воплями проклятых душ, терпящих адские муки.
Труднее всего было сносить зловоние и еще ненависть других заключенных. Время от времени, примерно раз в день, стражники приходили, чтобы дать ему воды – но не пищи, – и тогда те люди вокруг него, кто еще не утратил остатки разума, принимались вопить и умолять о глотке воды, проклиная его за везение.
Он старался сберечь хоть что-нибудь для своих товарищей по несчастью, пил как можно больше, делая напоследок огромный глоток. Рядом с ним лежал какой-то человек, и Аземар отыскивал в темноте его рот и вливал в него воду. И эта малая толика давала тому силы, чтобы плакать. Аземар сидел с ним, обнимая, стараясь утешить там, где утешение невозможно.
Между узниками сновали крысы, терзая их во время сна. Ощутив движение по ногам, он приноровился наносить резкий и быстрый удар раньше, чем крыса успевала его укусить.
И не только крысы искали в темноте пищу. Голод и жажда творили с людьми страшное. Темнота Нумеры порождала темноту душ, люди набрасывались на мертвецов и грызли их. Когда приходили стражники с водой и факелами, Аземар видел жуткие картины, как будто сцены, запечатленные на стенах церкви, ожили, чтобы наводить страх на людей. Да, здесь был ад, и люди становились в нем демонами.
Когда та женщина сказала: «Пусть он погниет немного», Аземар подумал, что проведет среди этого ужаса день, неделю. Сколько же дней он уже здесь? Он потерял ощущение времени. Только вода, которую приносили снова и снова, и смерть человека у него на руках означали, что он движется от одного мгновения к другому.
Голод сделался невыносимым, и у Аземара начались галлюцинации. Он был в яме с волками, они сидели и смотрели на него немигающими глазами, желтыми, голубыми, иногда пугающе красными. Один волк, кажется, интересовался им больше остальных. Сначала Аземар принял его за языческого идола – нечто подобное темные крестьяне ставят на полях по осени, чтобы отпугивать злых духов: творение из палок и соломы с репами вместо глаз и с зубами из сосновых шишек. Эта морда смотрела на него очень долго, потом начала превращаться в маску, в которых бродячие артисты разыгрывают свои представления: куски меха, соединенные прутьями.
– Чего тебе от меня надо?
Маска ничего не ответила, лишь продолжала наблюдать за ним, выступая из жидкой темноты, как утопленник выпирает из черной воды.
– Чего тебе надо?
Невыносимый голод пожирал сознание Аземара. Он должен поесть. Он должен поесть!
– Ты волк.
От этих слов он вздрогнул. Тьма была непроницаема. Слова были сказаны на языке скандинавов. Это уже не галлюцинация, рядом с ним кто-то живой и настоящий.
– Я человек.
– Ты был человеком. Волк глядит твоими глазами, я уже видел раньше этот взгляд, и надеялся никогда больше его не увидеть.
– Во мне нет волка.
– Тогда зачем ты держишь мертвое тело?
Аземар пошарил в темноте руками. Человек, на котором он лежал, стал совсем холодным.
Аземар зарыдал.
– Я не выживу здесь.
– Ты выживешь, Фенрисульфр[18]. Ты переживешь богов.
– Я слышу угрозу в твоем голосе. Ты пришел убить меня?
– Нет. Судьба, тебе предназначенная, мне не позволит. Я не могу найти воду, не могу найти способ убить тебя.
– Какую воду? Какая мне предначертана судьба?
– Стать моим убийцей.
– Кто ты такой?
– Я – это ты.
Что-то блеснуло, как будто лунный свет заиграл на воде. Аземар заморгал, потер глаза, заставляя себя смотреть. Что это так светится? Человек! Рядом стоял высокий мужчина, высокий мужчина с бледной кожей и копной ярко-рыжих волос. Никакого источника света, кроме его тела, не было. Перед Аземаром, явно не подозревая о видении у себя за спиной, сидел на корточках кто-то еще.
Аземар всмотрелся в человека на корточках. На него смотрело его собственное лицо, только видавшее виды и гораздо худее, чем был он, когда попал в эту темницу.
– Уходи как можно дальше от этого места, – произнес его двойник, – и никогда не возвращайся сюда, как бы сильно тебя ни тянуло.
– Убей меня прямо здесь, – попросил Аземар. – Убей меня!
– Я не могу.
– Почему?
Двойник набросился на Аземара, положил руку ему на грудь, чтобы понять в темноте, где его тело, нашарил его шею. Очень сильные пальцы сжали горло Аземара, однако он не боялся смерти. В этом месте, лежа в собственных испражнениях, искусанный крысами и блохами, с ободранной о жесткий пол кожей, на грани безумия, он был бы рад смерти. Однако она не пришла.
Незнакомец с бледным телом, светящимся в темноте, успокаивающе взмахнул рукой, и пальцы отпустили горло Аземара. Его противник упал назад и сел. Он озирался по сторонам безнадежно, словно слепой. Аземар понимал, что его двойник ничего не видит, несмотря на светящуюся фигуру у него за спиной. А потом он исчез, поглощенный темнотой.
Светящийся человек приблизился к Аземару и заключил его в объятия.
– Кто ты такой? Ангел?
– Нет. Я из тех, кто был раньше.
– Значит, дьявол?
– Дьяволов выдумали люди. Ведь кто такой дьявол, если не ангел, которого люди не одобряют?
– Которого не одобряет Бог. Создатель всего сущего сбросил плохих ангелов с небес, они упали в ад и сделались дьяволами.
Странный человек засмеялся.
– Тогда я дьявол. Но кто тогда ты? Отец всего сущего содрогается, слыша твое имя.
– Это богохульство.
– Это правда, Фенрисульфр.
Аземар знал этот миф. У Локи был сын волк, он вырос таким большим и сильным, что боги обманом схватили и связали его, и он ждет последнего дня, когда разорвет свои путы и пожрет богов. Подобные истории рассказывал Аземару отец – хотя он вполне искренне верил в Христа, легенды его предков были по-прежнему дороги ему. Аземар был близок с отцом. Они обязательно встретятся на небесах.
– Я уже скоро буду рядом с отцом, – проговорил он вслух, – с отцом небесным и со своим земным отцом.
– Я здесь.
– Ты не мой отец.
– Я твой отец и твоя мать.
И вдруг он все понял: слова зашелестели в голове, видения замелькали в сознании. Он был приемышем. Все его братья были рослые и светловолосые, а он – маленький и темный. Они шутили, что мать во время беременности ела слишком много франкской еды, вот он и родился похожим на франка. Только его мать никогда не была им беременна. Видение предстало перед ним: женщина с обожженным лицом прижимает к груди младенца. Его брат – мальчик, которого он называл братом, – лежит в доме совсем больной, готовый скорее отправиться на тот свет, чем в путешествие к новой жизни, в Нейстрию. Женщина с обожженным лицом у двери. Она обещает вылечить мальчика, однако за это придется заплатить: они должны взять в семью ее ребенка и воспитать как своего. Его мать, любившая младшего сына больше всех остальных вместе взятых, сейчас же согласилась. Ее сын поправился, и, поскольку Аземар принес им такую удачу, прибыв в Нейстрию, они постарались пристроить его в монастырь.
– Кем я должен был стать? – спросил Аземар.
– Сынок, тебе предстоят великие дела. Ты должен испить из источника.
– Какого источника?