— Ты не покажешь мне?
Он сжал челюсти.
Бет взглянула на очки. Когда она поднесла их к свету свечей, то едва могла вообще что-либо через них увидеть, настолько темными они были.
— Ты ведь слеп, верно? — мягко спросила она.
Его губы изогнулись, но это трудно было назвать улыбкой. — Забеспокоилась, что теперь я не смогу позаботиться о тебе?
Ее не удивила его враждебность. Она понимала, что такой мужчина, как он, ненавидел бы в себе любой признак слабости.
— Нет. Меня это ничуть не беспокоит. Но я все же хотела бы увидеть твои глаза.
Молниеносным движением Роф потянул ее на себя, удерживая на весу над своими коленями. Единственным, что не давало Бет упасть на пол, были его сильные руки. Его губы искривились в зловещей усмешке.
Он медленно приоткрыл веки.
И Бет ахнула.
Радужки его глаз были невероятного, необычного цвета. Сияющего бледно-зеленого. Такого бледного, что практически казались белыми. Всё это в обрамлении густых, темных ресниц. Его глубоко посаженные глаза, казалось, словно светились изнутри, озаряя лицо, не давая отвести взгляда.
Бет взглянула на его зрачки. Они были не такие, как у всех. Крохотные, несфокусированные точечки черноты.
Она погладила его лицо. — Они прекрасны.
— Бесполезны.
— Прекрасны.
Она наблюдала за тем, как Роф вглядывался в ее лицо, чувствовала его напряжение, словно он пытался заставить свои глаза работать.
— Они всегда были такими? — прошептала она.
— Я родился с нарушением зрения. А после Перехода оно лишь ухудшилось, и со временем, скорей всего, этот процесс будет развиваться.
— Так ты можешь что-то видеть?
— Да, — его ладонь коснулась ее волос. Когда пряди упали ей на плечи, она поняла, что он повытаскивал шпильки из шиньона. — Например, я знаю, что люблю, когда твои волосы распущены. И что ты очень красива.
Его пальцы пробежали по ее лицу. Слегка касаясь, спустились по шее к ключице. Затем еще ниже, по дорожке между грудями.
От этих прикосновений ее сердце еще чаще забилось в груди. В то время как мысли становились все более несвязными. Все вокруг потеряло какую-либо значимость, все, кроме Рофа.
— Знаешь, зрение весьма переоценивают, — прошептал он, положив ладонь ей на грудь. Его рука казалась тяжелой, теплой. Словно давая понять, какого это будет — почувствовать его мощное тело, вдавливающее ее в матрас. — Осязание, вкус, обоняние, слух. Эти четыре чувства также важны.
Нагнувшись ближе, он уткнулся носом в ее шею. И Бет ощутила легкое царапанье. «Его клыки», подумала она. Скользящие по ее коже.
Ей захотелось, чтобы он укусил ее.
Роф глубоко вдохнул.
— Аромат твоей кожи сводит меня с ума. Стоит мне лишь вдохнуть его, как я возбуждаюсь. Моментально.
Она выгнулась в его руках, потираясь о его бедра, приподнимая свою грудь ему навстречу. Ее голова откинулась назад, и она издала слабый стон.
— Боже, обожаю этот звук, — сказал он, передвигая свою руку к основанию ее горла. — Издай его для меня еще раз, Бет.
И когда он поцеловал ее шею, всосав кожу, она подчинилась.
— Вот так, — застонал уже он. — Святые небеса, именно так.
Его пальцы снова заскользили, на этот раз к завязкам платья, которые он сразу же распустил.
— Я не хотел, чтобы Фритц менял простыни.
— Что? — с трудом выговорила она.
— На кровати. После того, как ты ушла. Я хотел ощущать твой запах, лежа на них.
Полы ее платья разошлись, и холодный воздух коснулся кожи. Рука Рофа двигалась вверх по ее груди. Добравшись до бюстгальтера, он стал круговыми движениями водить пальцем по краю кружевной чашечки, постепенно просовывая палец внутрь, пока, наконец, не коснулся соска.
Ее тело дернулось, и она схватилась за его плечи. Его мускулы были напряжены, как стальные прутья, удерживая ее на весу. Бет посмотрела в его грозное и прекрасное лицо.
Его глаза буквально светились, а от радужек исходило сияние, отбрасывающее тени на ее груди. На его лице читалось обещание дикого, безудержного секса и чувство зверского голода по ней. Его огромное тело исходило жаром, мускулы на ногах и груди были напряжены до предела.
Но он совершенно очевидно контролировал себя. Так же, как и ее.
— Знаешь, я был слишком эгоистичен с тобой, — сказал он, опустив голову к ключице и слегка прикусив ее, стараясь при этом не повредить кожу. Затем лизнул нежное, как шелк, место, и спустился ниже к груди.
— На самом деле я еще не взял тебя как следует.
— Вот на этот счет я не уверена, — хрипло ответила она.
Он рассмеялся, и его голос прокатился глубоким рокотом в тишине комнаты. Ее кожи коснулось теплое и влажное дыхание. Роф поцеловал верх ее грудей, а затем вобрал в рот сосок прямо через кружевную ткань. Она снова непроизвольно выгнулась, ощутив, как у нее между ног словно прорвало дамбу.
Он приподнял голову, и она увидела на его губах улыбку сладостного предвкушения.
Роф нежно спустил бретельки бюстгальтера и отодвинул кружевные чашечки. Ее сосок еще больше сморщился, словно для него. Бет как завороженная наблюдала за тем, как его темная голова опускалась к ее груди. Его язык, блестящий и розовый, наконец, добрался до ее бледной кожи, лизнув ее.
Когда ее бедра раздвинулись, даже не дожидаясь какого-либо приказа с его стороны, он рассмеялся. И этот звук вышел густым, мужским, полным удовлетворения.
Его рука скользнула между складками платья, затем прошлась по бедру и медленно направилась к животу. Добравшись до края трусиков, он просунул указательный палец под кружева. На самую малость.
И кончиком пальца стал водить вверх-вниз по ее плоти, доставляя ей чувственное удовольствие, но не переступая ту черту, где она хотела, чтобы он оказался. Она отчаянно жаждала ощутить там его пальцы.
— Больше, — простонала она. — Мне нужно больше.
— И ты получишь больше, — его ладонь полностью скрылась за черными кружевами. И когда его пальцы соприкоснулись с ее горячей, влажной плотью, она вскрикнула. — Бет?
Она находилась на грани, держась за последние крупицы сознания, полностью поглощенная его прикосновением. — Мммм?
— Хочешь узнать, какова ты на вкус? — произнес он, не отрываясь от ее груди.
Словно для того, чтобы дать ей понять, что он имел в виду не ее рот, он глубоко погрузил в ее тело один длинный палец.
Она вцепилась в его спину, царапая кожу ногтями через шелковую ткань рубашки.
— Как персики, — сказал Роф, передвинув ее так, чтобы целовать нежную кожу, и при этом спускаясь ниже к животу. — Я словно ем персики. Всасываю нежную, словно шелк, мякоть, и она соприкасается с моими губами и языком. А когда я глотаю ее, нет ничего мягче и слаще.
Бет застонала, ощущая, что совсем близка к оргазму, равно как и к полной потере рассудка.
Быстрым движением он подхватил ее на руки и понес к кровати. Уложив ее на атласное покрывало, он раздвинул ей бедра головой и ртом завладел плотью, скрытой под черными кружевами.
Она задохнулась, запустив руки в его волосы, совсем запутавшись в них. Роф дернул кожаный ремешок, связывавший его волосы, и ее живот накрыли темные, словно крылья ястреба, пряди.
— Просто как персики, — произнес он, снимая с нее трусики. — А я обожаю персики.
Этот устрашающий, прекрасный свет его глаз словно обволок ее тело. И затем он снова опустил голову.
Глава 27
Спустившись в свою лабораторию, Хейверс принялся расхаживать из угла в угол, и какое-то время в комнате слышалось лишь тихое шарканье кожаных туфель по белому линолеуму. Обойдя два круга, он остановился перед своим рабочим местом. Погладил изящное эмалированное горлышко микроскопа. Перевел взгляд на батарею стеклянных мензурок и армию бутылочек на полках повыше. Прислушался к гулу холодильников и размеренному урчанию устройства вентиляции на потолке. Уловил пропитавший помещение лекарственный дух дезинфицирующего средства «Лизол».
Научная обстановка напомнила ему об интеллектуальных изысканиях, которые он вел.
О гордости, черпаемой им в силе своего разума.
Хейверс считал себя рассудительным вампиром. Сдержанным в проявлении эмоций и логично реагирующим на внешние раздражители. Но он не мог совладать с этой ненавистью, с этим бушующим гневом. Чувство было настолько острым, что просто не оставляло ему возможности бездействовать.
В голове роились десятки планов. Планов, влекущих за собой кровопролитие.
Вот только кого он дурачит? Замахнись он на Рофа даже такой мелочью, как армейский нож, и именно он в результате останется лежать, истекая кровью.
Ему необходим кто-то, понимающий толк в убийствах. Кто-то, кто сможет подобраться к воину.
Пришедшее на ум решение показалось очевидным. Он отчетливо осознал, к кому следует обратиться, и где его отыскать.
Удовлетворенно растянув губы в улыбке, Хейверс повернулся к двери.
Но вдруг замер, поймав свое отражение в зеркале над широкой лабораторной раковиной. Бегающие глаза светились каким-то сумасшедшим светом, из них так и выплескивалось нетерпение. И он никогда раньше не замечал у себя этого мерзкого оскала. Лихорадочный румянец на лице был предвкушением ужасной развязки.
Хейверс не узнавал себя в этой маске мести.
И в тот момент ему был противен собственный вид.
— О, Боже.
Как мог он даже помыслить о подобном? Он же врач. Целитель. Его кредо — спасать жизни, а не отбирать их.
Марисса сказала, что все кончено. Она разорвала соглашение. Они с Рофом больше не увидятся.
И все же, неужели не заслужила она отмщения за то, как с нею обошлись?
Сейчас самое время нанести удар. Мариссе больше не угрожает опасность оказаться под перекрестным огнем, подход к Рофу теперь свободен от этого риска.
Хейверс почувствовал, как по телу пробежала дрожь, решив, что она вызвана ужасом от значимости его замыслов. Но его вдруг резко качнуло, и вампиру пришлось вытянуть руку, чтобы сохранить равновесие. От нахлынувшего головокружения возникло ощущение, будто бы весь мир вокруг него швырнуло в бетономешалку, и он мешком осел на стул.