и ноу-хау через подставных швейцарцев. Вертолет был сделан целиком из углепластика и легко развивал четыреста пятьдесят километров в час на малой высоте в режиме огибания рельефа, то есть был практически невидим для радаров; Волков полагал, что родной армии не обязательно знать, куда летает по делам министр недропользования.
Салон был удобен, но аскетичен – как он любил. Ничего лишнего.
За исключением экипажа, в машине был только Ульфур, правая рука Шарпа.
– Расскажи в двух словах, – велел Волков.
– Перехватили разговор со спасателями. Пропала пара студентов, заблудились в тайге. Обыкновенное дело. А утром уточнили, что студентов нашли, но в плохом состоянии – не дышат и почернели. Шарп сразу понял, в чем дело. Попытались успеть вывезти первыми – не успели. Спасателей пришлось ликвидировать. Болто погиб. Пока это выглядит как авиакатастрофа, но, боюсь, могут докопаться. Туда вот-вот генеральская комиссия прибудет, землю рыть. Хорошо бы не министр, с его чутьем. Мы успеем раньше, но ненамного. Студенты сейчас в тайге, решили пока не трогать, никуда не денутся. Это все.
– Хорошо… То есть со спасателями, конечно, прокол…
– Времени было в обрез.
– Не надо было затевать стрельбу.
– Вы же сами распорядились…
– Да. Потом разберусь и решу. Про министра не беспокойся, я организую, чем бы ему заняться. Где сейчас щит?
Ульфур молча показал в заднюю часть салона.
Щит казался новехоньким, словно только что из рук мастера, время над ним было не властно. Волков благоговейно взял его в руки. Тяжелый…
– Никто из вас в крипту не входил? – спросил Волков, хотя и был уверен в ответе.
– Нет. Студенты входили.
– Это понятно… Ладно, сколько нам еще осталось?
– Шесть минут.
– Хорошо, Ульфур, хорошо…
Он провел ладонью над щитом, прислушался. Как будто пламя бушевало там, в глубине ясеневых брусьев, наискось прошитых железными прутьями и склеенных рыбьим клеем… Потом – положил руку на щит. Жгло. Лабиринт, вырезанный на лицевой стороне, тут же начал светиться, как уголья под пеплом. И напротив, холодным по-зимнему был бронзовый, покрытый запирающими рунами обод.
– Две или три пули в него попало, следов нет, – сказал Ульфур.
– Кто же это посмел? – спросил Волков.
– Болто.
– Тогда понятно, почему он мертв.
– Его зарубило винтом…
– Да хоть молнией. Не имеет значения. Так что, Ульфур, имей в виду – щит этот неприкосновенен. Причем неприкосновенен дважды… Но эти детали тебя уже не касаются. Главное усвоил?
– Да, шеф.
Вертолет Волкова сел совсем рядом с избой. Разбитый Ми-2 горел на опушке леса, и многие деревья уже охвачены были огнем. Слышен был рокот другого вертолета – который, надо полагать, тушил пожар. Видимо, Шарп проявил инициативу, у остальных полномочий не было. Правильно, если с радаров пропала «птичка» спасателей и на связь они не выходят, генеральской комиссии не миновать. И хорошо наскипидаренная комиссия может откопать что-нибудь интересное и имеющее отношение к недропользованию… а это непорядок. Пожар и его тушение по продуманной схеме – самый эффективный способ сокрытия улик. Их и так-то ищут через два раза на третий. Первые два – кто виноват и на кого свалить. Сейчас сигнал медленно и судорожно ползет снизу вверх, одновременно к месту предполагаемой катастрофы летят другие борта, а вслед им несутся многоэтажные инструкции, поскольку командирам важно не столько найти пропавших (при внезапном исчезновении понятно, что выжить парни могли только чудом), сколько прикрыть тылы к моменту проверки. Но вот когда сигнал доползет до самого верха, подключится их плосколицый министр со своим поистине звериным чутьем, а значит, Ульфур прав, и в самом ближайшем будущем и в отдаленном территориально пункте должно произойти хорошее, развесистое ЧП с достаточным числом жертв, чтобы министр по ЧП без колебаний улетел в нужном направлении. Заготовки есть, надо только отдать распоряжение.
– У нас двадцать минут, – снова предупредил Ульфур.
Волков как будто не слышал.
Со щитом в руках он вошел в избу и просто спрыгнул в дыру в полу. Быстро, как будто ходил здесь тысячу раз, прошел весь туннель и вошел в круглую крипту. Свет ему был не нужен, он прекрасно видел даже в полной темноте. Подошел к мумии.
– Ну вот и встретились, – сказал он. – Не ждала, красавица?
Мумия промолчала.
Закинув щит за плечо, он обе руки положил мумии на виски.
– Что ж, пришло время… – и оборвал себя, замолчал, прислушиваясь. – Что?!! Ах ты ж тварь!!!
Сильнейшим рывком он оторвал голову мумии и швырнул куда-то далеко. Там раздался сухой рассыпающийся удар.
– Обманула! Обманула! Пустая, сука!
Он нечеловечески быстро обежал всю крипту, надеясь, что где-то здесь находится нужный ему предмет. Но все было мертво и холодно.
Ульфур и Шарп ждали у выхода.
– Летим, – сказал Волков, стремительно проходя мимо них.
– Куда, шеф? – спросил Шарп, взбегая следом за Волковым по трапу.
– Искать этих ваших студентов…
BS поднялся, развернулся на месте и стремительно ушел за лес, а с севера показались Ка-50, волокущий на тросе огромную бадью с водой, и два Ми-8 со спасателями…
– Вот они, – сказал Ульфур. – На лесовозе.
– Останови их, – сказал Волков.
– Можно… э-э…
– Можно. Теперь можно.
16
Это рассказал Джор. Когда мы сидели в подвале.
– Ну, едем мы. Из грязи выбрались – камни начались. Хорошие такие булыганы, в борта и днище лупит почище града. Кидает по-черному. Вылететь – на счет «раз», только отвлекись и разожми пальчики. Кобетова орет, Артур ее за один бок держит, мне приходится за другой. По сторонам не смотрю. Вдруг над самой головой – вжжжухххх! И ветром сверху – как даст. Листья, ветки полетели. И вот такая туша над самыми головами… Я думал, машину сдует, честно. Или что он нас так прямо и раздавит. Потому что такая туша… А он обогнал, развернулся – и повис, гад, над самой дорогой. И так чуть-чуть влево-вправо – как пританцовывает будто. И смотрит. Если честно, я чуть в штаны не навалил. Потому что… ну, нельзя так. Не может быть, не должно быть… Ага. Ну, шофер наш по тормозам, я об кабину локтем, самым нервом – чуть не взвыл… А кэп выходит, и в руках у него шмайссер. То-то про черных копателей вспомнил… Встал впереди машины и таким конкретным загибом… А я вдруг думаю: сейчас по нему как вмажут из всех стволов, и всем нам хана. По кабине стучу: девки, наружу! Они что-то поняли, но медленные, черт… но поняли. Дверь хоть открыли…
И тут, Костян, что-то такое случилось… не знаю даже, как описать. Ни из каких стволов по нам не шарахнули, но было еще хуже. Вот представь: как будто воздух сгустился и таким комом, или мячом – со всей дури – хрясь! Машину подкинуло и назад – и я снова об кабину, уже ребрами… А Хайяму вон два зуба сломало. И Артур всей мордой… В общем, приложило нас. А водила и выстрелить ни разу не успел. Я потом глянул… в лепешку, в общем. Вмяло в капот. Чем они так?
– Не знаю, – сказал я. Хотя уже догадывался.
– И тут вылезает откуда-то этот бритоголовый, лыбится на нас в полные сто десять акульих – и так ручкой показывает: прошу, мол, гости дорогие…
– И вы пошли, – сказал я.
– Угу, – сказал Джор. – И ты бы пошел.
– Пошел бы, конечно. Я же разве в упрек? Я так.
Но это уже было потом. А пока мы с Маринкой отплевались от густой соляровой вони и забрались в кусты: на военный совет.
– Что-нибудь объяснишь? – спросил я.
– Да нет, не знаю, – сказала она. Это цитата откуда-то, Маринка ее везде вставляет, а откуда она – я забыл. – Нас ищут, Кость. И как скоро найдут…
– В любом случае. Ты хоть что-нибудь еще вспомнила?
– Не уверена, но… Это было как сон. Девочка в каких-то лохмотьях и огромная белая собака. Они что-то говорят мне – обе! – а я не понимаю, хотя все слова знакомые…
– Это ты видела…
– Ну да, я сначала их видела, потом тебя, а потом этих… не знаю, как назвать… Когда человек превращается в волка – это оборотень, так? А когда волк – в человека?
– Не бывает таких.
– Видишь – бывают.
– Выборотень, – предположил я. – Выворотень. Точно. Пусть будет выворотень.
– Ты все смеешься.
– А что де… постой. Девочка в лохмотьях и с собакой. Ты же их видеть не могла, ты туда не плавала!
– Так они есть?
– Одета в коричневое платье с клеенчатым фартуком, да? Не лохмотья, просто рабочая одежда…
– Платье, да. Без фартука. И меховая безрукавка – ну очень старая, вся в прорехах…
– Руки у девочки очень длинные, чуть не до колен?
– Да… Да-да. Я еще подумала…
– Постой, Мариш. Белую собаку мы видели ночью, и белая собака привела наших к той избе с подземным ходом.
– Собака меня остановила и не позволила идти дальше…
– А иначе мы могли бы и не найтись. Черт. Как-то уж очень все… плотно. Не находишь?
– Что?
– Ну, обложили нас плотно. Подсказки…
– А где ты их раньше видел?
– Да у той саамской ведьмы. Вроде как дочка ее. Девочка, разумеется. Не собака.
– Я бы уже ничему не удивилась… Туда далеко?
– Далековато. Если лодку позаимствовать…
Издалека донесся шум вертолетов. Нарос и стих.
– Если лодку, – сказала Маринка, – то можно рвануть к спасателям. В конце концов, силовая структура. И их же, в конце-то концов, люди погибли. По-моему, это самое разумное.
– Мы на том озере будем как мыши на блюде. Вдоль берега пойдем. Ну, сутки идти, я думаю… чуть больше. Вода там есть, а со жратвой – перетерпим. Перетерпишь ведь?
– Наверное, – сказала Маринка. – Я сейчас ничего не хочу.
– Тогда надо берег найти. – Я вытащил компас. – Туда. Наверное. Скорее всего…
Мы пошли вдоль дороги в ту сторону, откуда приехал лесовоз, и через каких-то десять минут вышли на другую дорогу, на хорошо укатанный проселок. По которому мы, надо полагать, когда-то и приехали в эти заколдованные места. А еще через полчаса я увидел характерный блеск между деревьями и понял, что мы, наверное, приближаемся к озеру – а значит, и к хутору тоже.