– Странно, что мы ничего не купили. Вообще ничего. Наверное… это к лучшему, зато деньги сэкономили!
Ее измененная память выстраивалась по-новому, сознание искало оправдание для странностей, спрямляло углы, на ходу создавало приемлемый вариант прошлого. По новой версии, мама приехала в Москву ко мне – и мы весь день шатались по магазинам.
Она посмотрела на часы:
– Ого… У меня же билет… Посади меня в такси на вокзал.
– Я провожу!
Она засмеялась:
– Нет-нет-нет! Еще чего! Ты и так со мной весь день промоталась, занятия из-за меня пропускала… Иди учись, прогульщица!
В ее памяти больше не было ни Германа, ни парохода, ни всего, что случилось в этот день. Букет цветов остался в урне на набережной.
Шла она все-таки не очень уверенно. Я довела ее до остановки, где уже поджидало вызванное Пиплом такси.
Машина отъехала. У меня подкосились ноги; для мамы этот день закончен. Для меня – все еще впереди.
Сэм стоял напротив Инструктора, на щеках его играли желваки, рубашка была залита молоком:
– Значит, я не должен этого помнить?!
Инструктор покачал головой.
– Почему? Это часть моей жизни! Это мой выбор, мои поступки, я не собираюсь…
Он замолчал, взгляд его остановился. Я побежала – он меня не видел, глядя в глаза Инструктору, будто что-то внутри этих глаз заворожило его, загипнотизировало и ввело в ступор.
– А где продаются билеты на речную прогулку? – спросил он странным, совсем не своим голосом.
– Дальше, – сказал Инструктор. – Но сегодня катеров уже нет. Приходите завтра.
Сэм отрывисто кивнул и, не оглядываясь, зашагал прочь. Я бросилась за ним – Инструктор схватил меня за плечо так, что кости затрещали:
– Стоять. Мало тебе?
– Он спас мою маму! И меня! Он имеет право…
– Заткнись, – очень грубо сказал Инструктор. – И пошли.
Герман выглядел так, будто его купали в кислоте. Страшное это было зрелище и противное.
Глаза у него сохранились, хотя веки почернели и съежились. И губы, похожие на две темные тряпочки, шевелились тоже:
– Твой отец – Тень из Темного Мира.
– Врешь! – закричала я.
– Твой отец – Тень! Рано или поздно он найдет тебя. Затащит к себе. Ты будешь одной из нас.
– Брешешь! – мой голос сорвался на визг.
– Мы еще встретимся, – сказал Герман. – Я буду ждать.
В этот момент белая дуга, сорвавшись с Лизиных ладоней, ударила его в грудь – и он опрокинулся в портал. В бездну.
– Я считаю, что предательства не было, – сказал хмурый, не похожий на себя Гриша. – Был маневр. Она пыталась спасти свою мать, любой из нас бы…
Он запнулся под тяжелым взглядом Инструктора.
– Она написала нам сообщение, – сказал тоном ниже. – Иначе мы бы не успели… Где тут предательство?
Инструктор стоял посреди офиса. Глядя в его совершенно безжалостное лицо, я вспомнила рассказ Лизы об Антоне, сотруднике Доставки, который отомстил за брата – и был лишен памяти. Инструктор не разменивался на сантименты, он не был человеком, он был функцией, охраняющей портал. С точки зрения этой функции я оказалась слабым звеном.
– Она вступила в сговор с Тенью. Она противопоставила личные интересы интересам человечества. Она нарушила договор о нераспространении информации, втянула в неприятности постороннего человека и показала ему портал!
– Она собиралась пожертвовать собой… – заговорил Пипл. – Уничтожить портал – это ведь в целом неплохая идея, разве нет?
– Чушь! – рявкнул Инструктор. – Бред! Если бы она сделала то, что он ей приказал, мы получили бы вместо портала всемогущую бессмертную неуязвимую Тень! Ты понимаешь, что такое Тень, которую нельзя выгнать?!
– Утопить в молоке? – осторожно предположил Леша.
– Ага, конечно! Это в первые минуты у них шок, а потом они регенерируют!
Но Леша не собирался отказываться от своей идеи:
– А если уничтожить портал, а оставшихся Теней держать взаперти, в такой специальной тюрьме… Можно сделать как бы ров из молока, ну, технологически…
– А кто будет человеческой жертвой? – сухо спросила Лиза. – Кого скинем в портал? Тебя?
Она молчала уже очень давно. Мне почему-то страшно было на нее смотреть: она сделалась чем-то похожей на Инструктора.
– Давайте посмотрим на вопрос под другим углом, – снова заговорил Леша. – У нас большая победа – мы выдворили за портал старейшую Тень нашего мира, за такое премию дают… а не память стирают!
Никто не ответил.
У меня ныла и дергала порезанная скальпелем рука. Да что там: болело все, начиная с души и заканчивая икроножными мышцами, которые я чуть не порвала, пытаясь догнать отчаливающий катер. Суд надо мной затягивался.
Я подняла руку, как в школе:
– У меня есть вопросы, можно?
Инструктор кивнул.
– Моя мама будет жить, правда?
Он снова кивнул:
– Аварийный разрыв связи между Тенью и жертвой, транзакция аннулирована. Собственно, как в случае с Мишей. Твоя мама будет жить до глубокой старости.
Я глубоко вдохнула и выдохнула сквозь сжатые зубы. Все не напрасно. За мамину жизнь ни одна цена не бывает чрезмерной.
– Последний вопрос. Сэм помнит сегодняшнее утро?
Инструктор помолчал.
– Он помнит вчерашний вечер. До полуночи примерно. Но это не имеет никакого значения, потому что ты скоро забудешь, кто такой Сэм.
– Мы еще ничего не решили… – начал Гриша и запнулся. Лиза и Пипл обменялись тяжелыми взглядами. Леша уткнулся в свой монитор.
– Ясно, – я поднялась. – Ну что же. Спасибо за внимание… Вы знаете, где меня искать.
И вышла, не оборачиваясь.
Глава четырнадцатаяПамять
Я просыпаюсь в больнице.
Какие-то люди стоят надо мной и спрашивают, как меня зовут. Но я не помню.
Моя левая ладонь перетянула бинтом. Болит. Я не помню, откуда эта рана.
Я не знаю, день сейчас или ночь, зима или лето. Я не знаю, кто я. Я одна: все люди для меня одинаково чужие.
Я закрываю глаза и хочу проснуться, проснуться, это же страшный сон…
Вскакивая спросонья, я чуть не опрокинула тумбочку у кровати. Грохот получился такой, что даже в стену возмущенно постучали. Разумеется, Настя тоже проснулась и протерла глаза:
– Ты что, с дуба рухнула? В смысле, с кровати упала?
– Где-то так, – пролепетала я.
Сквозь задернутые шторы в комнату проникал свет уличного фонаря. Я принялась собирать упавшие с тумбочки вещи. Этот сон снился мне третий раз за ночь – но впервые так ярко и четко.
Вчера, уходя из офиса Доставки, я не боялась. Мама будет жить, а на другие мысли у меня просто не хватало сил.
Весь вечер я пыталась дозвониться Сэму. Его телефон не отвечал, и это к лучшему. Он не помнил, как мы целовались в подземелье и как он заступил мне дорогу к порталу и помог мне вместо отчаяния ощутить волю к борьбе. Он не помнил, как перелетел с причала на борт теплохода и в последний момент отбил у Германа мою маму. Он не помнил ничего, что я рассказала ему о портале, о Тенях и о службе Доставки. Вполне возможно, он и думать забыл обо мне…
Я легла спать и даже уснула, и во сне пришел страх. Даже не так – пришел Ужас. В тесной комнатке общежития я почувствовала себя, как приговоренный в камере накануне казни.
Захотелось убежать. Если я уеду далеко-далеко – разве Инструктор меня найдет?
За окном сработала сигнализация машины. Прокатил идиот на мотоцикле, оглушил ревом целый квартал. И снова тихо; за последние годы я привыкла называть тишиной весь этот шорох и далекий рокот моторов, дребезжание жестяных козырьков над окном, отдаленные хлопки дверей, шум воды в трубах, удаляющийся вопль ночной сирены. Вот что такое тишина…
Я просыпаюсь в больнице. Какие-то люди стоят надо мной и спрашивают, как меня зовут. Но я не помню…
Меня осыпало холодным потом. Померещилась фигура мужчины посреди комнаты – но это был всего лишь Настин плащ, наброшенный на плечики и подвешенный к дверце шкафа; если убежать, меня найдут. Гриша откроет рамку куда угодно. Мне не спрятаться…
Наконец зазвонил будильник – его отвратительно веселая мелодия прикончила эту жуткую ночь.
За окном светало. Настя приподняла голову:
– Ты меня совсем забодала этой ночью… Я не спала ни секунды… Больше так не может продолжаться…
Я прекрасно знала, что она спала. Я слышала ее сладкое сопение.
– Дарья, ты слышишь? Если у тебя неврастения, так обратись к врачу… А еще лучше – сделай паузу в своих романтических похождениях, меня достали твои многочисленные мужчины!
– Это ненадолго.
– Что?
В дверь комнаты постучали. Это не был деликатный соседский стук или деловой административный. Это был суровый стук, означающий самое малое повестку в суд, а вернее всего – именное приглашение на аутодафе.
– Что такое? – Настя натянула одеяло до подбородка. – Опять твои мужики? Не смешно!
Я открыла дверь, готовясь встретить Инструктора. В полумраке коридора стоял человек в форме курьера, с картонной коробкой в руках:
– Срочная посылка для Дарьи Лебедевой.
Я расписалась в бумаге, которую он мне подсунул. Дверь закрылась. Я стояла посреди комнаты, не зная, куда девать коробку.
– От кого это? – Настя все-таки выбралась из-под одеяла, ее любопытство оказалось сильнее лени. – Так… Ну конечно – от Михаила Васильева. Поздравляю.
Я сунула ей в руки коробку и молча принялась одеваться на пары.
– Что, не будешь распечатывать? Даже не глянешь, что тебе прислал твой Миша?
– Он не мой.
– Ну конечно… То-то он вокруг нашего корпуса ходил целый день… Высматривал тебя, пока ты прогуливала… С кем гуляла, с Сэмом? Девчонки вас видели…
Если честно, я испытывала что-то вроде разочарования. Ну, пришел бы уже, привел приговор в исполнение. Чтобы я уcпокоилась наконец, и не о чем стало думать.
А может быть, лишение памяти – подарок, а не наказание?