А между тем всё очень просто. Это, мать её, многомерная вселенная. И в ней может быть вообще всё что угодно! Вот из этого и надо исходить, в самом практическом смысле, а не компостировать мозги курсантам сырыми теориями. Сама-то хоть была в разломе, интересно? А в ином мире? Да куда уж! Из жителей этого мира в иных мирах не бывал практически никто. А если и бывал, то молчит в тряпочку.
Да что с них взять с этих туземцев, если они даже о Кодексе не слышали! Дикари!
От Габи пришло сообщение, что она нашла решение, и теперь занимается реализацией. Про цейтнот помнит.
Ну хорошо, посмотрим, что нароет.
После бесполезной теории разломов я поставил будильник на час ночи и улёгся спать, предупредив Егора и покрасневшую Мию, что сплю я крепко, и они могут не обращать на меня внимание.
Егор, помятуя, что у меня утром экзамен, понятливо кивнул. Мол спи, высыпайся. Да я бы и рад, конечно. Вот только есть у меня ещё одно, давно откладываемое дело.
Пришло время для печати регенерации.
Глава 19Каньон бледной луны
Я проснулся за минуту до будильника, и сразу его выключил, чтобы не будить соседа.
Точнее, соседей. Похоже, Мия у нас прописалась, — понял я, взглянув на соседнюю кровать. В лунном свете отчётливо виднелась вторая голова там, где полагается быть одной.
Собрав в рюкзак контейнер с ядрами, бутылку воды и коврик для фитнеса, я тихонько вышел за дверь. Свернувшиеся в своём чемодане калачиком белки было подняли головы, мол, надо ли за мной бежать, но я дал отбой. Не хватало ещё убить их выбросом.
Печать регенерации — базовая, и, по сути, самая простая. В прошлой жизни я её сам себе не ставил, нам, малышне, помогали в этом старшие товарищи. Но благодаря тому, что я мог лицезреть её у себя на протяжении веков, помнил я её чётко. Да и потом другим помогал ставить, и сам ставил. Разницы особой нет, просто снаружи и изнутри она выглядит… зеркально.
Простая-то она простая, но из-за того, что базовая, и ответственность на ней самая большая. Вот только обратиться за помощью всё равно не к кому, и «мягкий вариант» не подходит — это когда печати позволяли «проявляться» в течение длительного времени, безболезненно. У меня сейчас есть только один вариант — выжигание. И это будет больно.
Не так.
БОЛЬНО! ЧЕРТОВСКИ БОЛЬНО!
Но таков путь, и иного пути нет. Отпуск отпуском, но глядя на то, сколько желающих выстраивается в очередь мне его испортиться, я понимаю, что пора.
Выйдя на улицу, я вдохнул полную грудь воздуха. Днём здесь жара, а ночью температура резко падает. Говорят, даже заморозки бывают. Так что улица меня встретила приятной прохладой. И это хорошо. Будет чуть-чуть легче.
Убедившись, что мои ночные похождения никому не интересны, я отправился на полигон. Ещё на занятиях я присмотрел там подходящее укромное местечко — небольшую искусственную пещеру. Забравшись туда, я расстелил на полу коврик и и сел на него в позу лотоса. Что ж, достаточно удобно. Достал из рюкзака контейнер с ядрами и поставил его так, чтобы он был с одной стороны под рукой, но и чтобы я его не смахнул, если дёрну рукой или ногой. Подумав, выдернул из брюк ремень и зажал полоску кожи зубами.
Прислушавшись к себе, я даже немного удивился. Думал, буду волноваться, всё же дело ответственное.
Но нет.
Вместо волнения в душе было ликование. Наконец-то! Наконец-то я сделаю первый шажок к себе прежнему!
А то, что у меня всё получится — я просто знал. Мастерство ведь не пропьёшь!
Наконец, вдохнув и выдохнув, я переключился на астральное зрение. Пришла пора закладывать фундамент — базовый контур, задающий форму будущей печати. Тонкая, кропотливая, почти ювелирная работа, и самое главное — нет ластика, чтобы подтереть, если что-то не получится.
Кому доводилось хватать голыми руками раскалённый гвоздь — легко представит всю гамму впечатлений, всё то удовольствие, которое доставляет создание печати. Нанесение татуировки ни в какое сравнение не идёт! Больше похоже на клеймение калёным железом! Вот только тебя никто не держит, и ты в любой момент можешь прекратить себя мучить. Запоров, правда, печать при этом, но зато избавившись от боли.
И с каждой новой деталью, с каждой завитушкой, каждым росчерком соблазн только растёт.
Казалось, линию я провожу то ли жидким металлом, то ли кислотой прямо по мясу, предварительно содрав с него кожу. Но боль эта была старым другом, и с каждой новой вспышкой агонии я чувствовал, как приближаюсь к заветной цели.
Лоб блестел от пота, глаза налились кровью от напряжения. Я уже почти физически ощущал запах шашлыка — так пекло незримое клеймо на моём астральном теле.
Время перестало существовать. Вся Вселенная сузилась до размера светящихся линий у меня перед глазами. Я терял силы — пришла пора подкрепиться ядрами. Ненадолго вынырнув из транса, я закинул парочку себе в рот и проглотил, давясь и морщась. Ощущения были донельзя мерзкими, вызвав серьёзное желание опорожнить желудок. Но результат не заставил себя ждать.
Спустя целую вечность контур печати был завершён, оставалось напитать его. В ход опять пошли ядра — не зная, сколько их понадобится, я закинулся с запасом, пока желудок не намекнул, что следующее отправится обратно.
Мало… и я стал вытягивать из себя «дикую» разломную энергию. Именно она позволяет одарённым расти, так что сейчас я её использую по прямому назначению.
Я тоже подрасту.
Собрав в руке необходимое количество энергии, я опять зажал зубами ремень. Не то чтобы я всерьёз опасался за зубы, просто не хочется, чтобы сюда сбежалась куча народу.
Вдохнув и выдохнув, я погнал в подготовленный контур всю энергию разом.
И просто загнулся от зашкаливающих ощущений. По сравнению с предыдущими это было, как будто в свежую рану, процарапанную ржавым гвоздём, залили кислоту.
Не знаю, сколько это продолжалось. Но очнулся я не скоро, весь дрожа и обливаясь холодным потом. Зато торжествующая улыбка сама собой растянулась на губах.
Получилось!
Теперь главное набраться сил и добраться до своей кровати…
Клянусь, я слышал петуха! Настоящего! Прям кок-ка-рек-ко-кооо-оо! Надрывное такое, чувственное. То ли мимо проезжал скотовоз, гружённый птицей, то ли в корпус-столовую завезли свежатину, а то ли где-то неподалёку от базы жил самый стеснительный петушара в мире, который с моего приезда ещё ни разу не орал.
Н-да…
Вот примерно такие мысли крутились у меня в голове при пробуждении. Я-то встал, а вот мозг ещё не совсем.
А вот тело чувствовало себя превосходно. Подлеченные, но не до конца заживлённые Мией порывы мышц и связок окончательно зажили, от шрамов на руке не осталось ни малейшего следа.
— Диля, Чип, — шепнул я, стараясь не разбудить сладкую утомлённую парочку, — присматривайте тут за этими. Сегодня я без вас.
«Как скажешь, хозяин», — отозвалась Диля, зевнув так широко, что я испугался, что она вывихнет челюсть.
Побудка была очень ранняя. Группа уходила в разлом ещё до общего завтрака, так что встретились мы в столовой. Линия раздачи была не готова, но специально для нас повара напекли целую гору блинов. Свеженьких, не со вчера, — я такие вещи секу.
Итого: десять человек курсантов и два инструктора. Из знакомых лишь Удо, тот который друган Юрца и Стёпки. Первый инструктор — мускулистый индеец в жилетке на голое тело и народных кожаных штанах с бахромой. А вот второй в полном обвесе. Бронежилет, разгрузка, балаклава и каска. А на каске… Ох ты ж!
— Ну привет, Чернов.
А на каске-то блесна!
— Евгений Евгеньевич? Ты с нами что ли?
— С вами, с вами. У тебя свои нормативы, у меня свои. Очень хочется в этом году моторку купить и эхолот. Отпуск возьму, на Миссури сгоняю. Может, выловлю ихтиозавра какого-нибудь.
И тут я впервые понял, что до сих пор не удосужился глянуть на Жихарева астральным зрением. Начальник оказался щитовиком. Да причём сильным. До сих пор в Арапахо-Сити я видел лишь одного магистра — того самого воина-ягуара. Так вот, Жихарев если и уступал ему, то совсем немного. Или магистр, или очень крепкий мастер.
Хм-м-м…
Сдаётся мне, что Евгений Евгеньевич ни раз и ни два получал предложение присоединиться к группе Лагранжа. Раз уж у французика нюх на таланты.
Так, ладно.
Второй инструктор — лекарь, тоже не из слабых. Ну а группа курсантов — это группа курсантов. В целом, это наша первая и последняя встреча в жизни и запоминать каждого я не собираюсь. Кем бы они ни были, лишь бы не мешались.
Я подошёл к поварам, получил тарелку со стопкой блинов и присел за столик к Жихареву. А тот уже натянул балаклаву на подбородок, чтобы не мешала трепать, и копошился в небольшом походном рюкзачке.
— Это я блины заказал, — подмигнул мне Евгеньевич. — И гляди-ка, что у меня есть.
Из закромов мой начальник вытащил до боли знакомую консервную банку. Синенькое, голубенькое и беленькое. Сгущёнка. Жирная, вкусная, благословенная сгущёнка.
— Из дома прислали!
Так что пока все вокруг давились сраным кленовым сиропом и химозными топпингами, мы с Жихаревым позавтракали по-королевски. Не знаю, был ли какой-то высокий замысел в том, чтобы перед выходом в разлом накормить егерей сладким, но-о-о… наверное, был. Я не особо шарю в правильном питании, мне главное, чтобы вкусно. А что там и на что влияет — оставьте для неодарённых.
Пятнадцать минут, путь до стоянки, короткое напутствие от инструктора-индейца и нас погрузили в угловатый ацтекский микроавтобус. Не в обшарпанную маршрутку, само собой, а в настоящее чудо военной техники. Колёса как будто от трактора, охреневший кенгурятник с шипами, лебёдка и пулемётное гнездо на крыше. Стёкол в окнах нет, зато они наглухо зарешечены.
Короче говоря, если нарвёмся на бродячих монстров, то им в кратчайшие же сроки настанет борода.
Ехали на северо-запад, вглубь эпицентра. Асфальтовая дорога очень скоро закончилась и сразу же за информационным щитом, который на всех языках мира предупреждал об опасности, началась сначала прокатанная грунтовка, а вскоре и вовсе бездорожье.