— Кста-а-а-ати, — обернулся я. — Девчонки, вы могли этого не заметить, но на самом-то деле в вашем вызволении участвовала целая команда: двенадцать человек, ваша принцесса и двое белкусов. Завтра вечером все мы соберёмся в этом доме, чтобы отметить удачный исход дела. И с вашей стороны было бы весьма уместно их отблагодарить.
— Как⁉ — без промедления отозвалась Нага.
— В нашей компании сложилась добрая традиция, — сказал я. — Когда мы собираемся вместе, кто-то из нас готовит какое-нибудь интересное блюдо. На всех. И вот если бы вы изъявили желание…
— Ни слова боле! — опять она. — Я приготовлю свой фирменный крелиф’гаронфлед!
— М-м-м-м, — слабо улыбнулся я. — От одного названия слюнки текут. Наверняка должно быть очень вкусно. Подготовь на завтра список необходимых продуктов, ладно?
— Конечно!
Ну вот и зашибись.
Большое дело сегодня сделали. Хороших девочек из рабства спасли, а плохих ребят наказали. Ну а завтра, стало быть, шоппинг, вечерняя пьянка и, — обязательно! — ночь любви.
Не знаю, правда, с кем.
Ха! Вот казалось бы, да? Даже среди всех этих интриг и ограблений я всегда нахожу время на то, чтобы по-человечески отдохнуть. Интересно, как это работает? Так случается потому, что человек всегда найдёт время на то, что действительно хочет или же… или же это Кодекс за мной приглядывает?
Часом ранее. Пирамида. Вип-ложа
— Учти, что весь ущерб я взыщу с тебя! — жрец помотал перед лицом мсье Лагранжа своим трясучим от злобы пальцем, а затем схватился за телефон: — Ну так взломайте эту грёбанную дверь! — крикнул он кому-то на том конце провода.
Какой, к чёрту, ущерб⁉
Да что здесь вообще происходит⁉
Как так вышло, что сначала посыпался стабильный заработок, а теперь и вся карьера мсье Жан-Жака?
Сейчас он искренне пытался собрать в кучу мысли и понять, как и откуда здесь появились ребята из его разломной группы. Неужели эти олухи, оставшись без работы, и впрямь кинули обидку на весь мир и решились ограбить пирамиду⁉ А потом-то куда⁉ Бежать⁉ Неужели они и правда думают, что такое сойдёт им с рук⁉
— Чипахуа, у вас точно всё под контролем? — Лагранж слышал, но не слушал разговор жреца с мэром.
Сейчас он не просто не понимал, что думать. Сейчас он даже не понимал, что ему надлежит чувствовать. Прошла минута, мэр ушёл, а жрец Чипахуа остался и вновь разразился бранью:
— Лагранж, ты и твои люди идиоты! Да я тебя сгною! Да ты у меня…
Так, — подумал мсье Жан-Жак, — стоп. Кажется, я понял, что я чувствую.
Да, посыпался заработок. Да, посыпалась карьера. Но ведь не вся жизнь, верно? В отрыве от Арапахо-Сити, грёбаной базы, грёбаных жрецов и этих грёбаных, трижды проклятых рогатых девок, вся жизнь мсье Лагранжа — весёлый карнавал.
Младший из племянников уездного барончика из захудалого рода, так ещё и не одарённый, он прибыл на континент с целью любым способом преуспеть на чужбине. И преуспел. Преуспел так, что теперь сам Патриарх вылизывает ему задницу и просит денег.
Лагранж сделал себя сам.
Лагранж сам выбился в люди, сам закрыл долги рода и сам наколотил себе денег на несколько жизней вперёд. Да, неправедным путём. Ну и что? А? Что теперь-то? Важен результат на длинной дистанции, а результат есть, да ещё какой.
Лагранж уже победил.
А теперь на него, — на победителя! — орёт какой-то клоун в золотых серёжках.
— Если ты сегодня же всё не исправишь, то уже завтра утром твоя голова будет катиться по ступеням храма! Ты понял меня⁉ Ты понял, идиот⁉
Жан-Жак начал закипать.
Он закипал всё сильнее и сильнее; градус повышался с каждым словом, произнесённым вслух этим ублюдочным индейцем. Ну а точку кипения мсье Лагранж прошёл в тот самый момент, когда буквально из воздуха на шее жреца материализовался антимагический ошейник. Грёбаные одарённые со своей грёбанной магией всю жизнь стояли костью в горле у мсье Лагранжа, ну а теперь…
— Пошёл ты на х**, — прошипел Жан-Жак, схватил тщедушного жреца за грудки и выкинул с балкона.
«А нехрен было орать!» — подумал мсье Лагранж и поглядел вниз.
Старик-жрец валялся на полу меж зрительных рядов, корчился и что было мочи стонал.
Жив.
Пусть так.
Плевать, по сути дела. Вообще плевать.
Ну а теперь на выход! Прочь-прочь-прочь! Прочь из зала! Прочь из пирамиды! Прочь из этого грёбаного города, который уже набил мсье Лагранжу оскомину! Жрецы не успеют опомниться, как он уже пересечёт границу с США и выбросит документы на это чудное, французское, будто бы по приколу выдуманное имя.
Жан-Жак Лагранж, да? А чего не Василий Пупкин-то сразу?
— Гори оно всё огнём! — заорал бывший мсье Лагранж в тот момент, когда его автомобиль покинул Арапахо-Сити, а затем победно расхохотался. Отсмеявшись, он проверил нет ли за ним погони, а затем остановился на обочине, вылез из машины и закурил.
Теперь, немного успокоившись, он вспомнил об одной мысли, которая крутилась у него в голове вот уже несколько недель подряд. Все его беды начались с того, что на базу приехал новенький. Артём Кириллович Чернов.
Хрен знает, к чему именно он приложил руку, и хрен знает как. Что-то делать теперь слишком поздно и отыграть жизнь назад никак не получится, но теперь в голове Экс-Жан-Жака оформились три неоспоримые истины: очень жаль, что он лишился такой делянки; очень хорошо, что он заранее всё продумал и был готов к экстренному отходу; и третья:
Когда-нибудь, при встрече, он обязательно отомстит Чернову.
С чего бы им встретиться снова?
Что ж… Рано или поздно Артём вернётся домой, на Родину, а Родина у них с мсье Экс-Лагранжем одна.
— Чернов, ты меня слышишь⁉ — по-русски заорал мсье Жан-Жак в сторону города.
— Слышишь-ышишь-ышишь, — почти сразу же вернулось эхом.
— Ну, Чернов, — Лагранж в сердцах потряс пухлым кулачком. — Ну, погоди-и-и-и!
Глава 14Двери
Ночь, светят звёзды, и тишина кругом такая, что можно оглохнуть. Снег валит крупными хлопьями, которые тают, не долетая до земли, и кажется, что это не снег, а дождь. И я, молодой Охотник, сбежавший из-под присмотра наставников, чтобы найти свою мать.
Названную мать.
Та, что родила меня, отдала свою жизнь мне.
К сожалению, обычное дело среди Охотников. Кого ни спрашивал — почти у всех матери не пережили их рождения. Слишком мощная у душелова энергетика, далеко не каждая женщина способна пережить беременность и роды.
Тем более рабыня без дара. И без помощи целителей, которые рабам не положены.
Так что воспитывала меня другая женщина. И она, и моя мать, и я сам — все мы принадлежали одному и тому же человеку.
Возможно, он даже был по-своему неплох. Он даже хотел освободить мою названную мать и жениться на ней.
Вот только очень долго собирался. Один сосед напал на другого, убил, забрал себе всё имущество. И рабов, конечно. Мне, тогда совсем ещё мальчишке, не повезло — меня ранили, и новый хозяин просто бросил меня, оставил умирать.
Но Кодекс не позволил. Брат Ордена нашёл меня, исцелил и взял в ученики. Так началась моя новая жизнь. Обыденная история, такую или похожую может рассказать едва ли не каждый первый из братьев.
Вот только я не забыл. И когда почувствовал, что окреп достаточно — я сбежал.
И вот сейчас я крался в чужой дом, с одной единственной целью: найти ту, что воспитала меня. Мне даже не пришло в голову попробовать договориться. Уж не знаю, почему. Как показали дальнейшие события, я бы и не договорился…
И я нашёл её…
Эта картина навечно осталась в моей памяти.
Я в подвале, открываю последнюю дверь, и вижу за ней маму.
Избитую и едва живую.
Когда я снял с крюка её связанные руки, и положил её на скамью, она пришла в себя. Узнавание промелькнуло в её глазах.
— Артемис… мой мальчик… — прошептала она. — Как же ты вырос!
Она глубоко, с облегчением вздохнула и испустила дух…
Я плакал. Я умолял её не уходить. Я даже попробовал удержать её душу, но тогда моих навыков для этого оказалось недостаточно.
Именно тогда меня впервые коснулась Тёмная. Как будто дуновение ветра всколыхнуло свечу.
— Они все виновны… — прошептал голос. — Все… все… все…
Я проснулся от женского крика за стенкой. Поначалу я даже не понял, что случилось, слишком свежими были воспоминания. Я, весь в крови, стою возле пепелища. Я убил тогда всех, кого нашёл, разрушил само здание, а потом и сжёг его. Неплохой получился погребальный костёр… Там меня и нашли братья, уже наутро.
Этот сон не снился мне уже сотню лет… но я ничего не забыл.
А сейчас в новом мире, в моём доме, кто-то кричал от ужаса.
Аура!
Тьфу, блин! Видимо, сон спровоцировал.
Я убрал давление, и крик стих. Инферняшки, ну да. Простите, девочки, я не специально.
Повернувшись на бок, я улыбнулся.
— Я всё помню, мама. Каждый получит по делам своим. Никто не уйдёт обиженным.
Утро выдалось шебутным. Приехала Габи, привезла целый ворох одежды всех размеров, в основном простой и практичной. Шорты, майки, штаны… Полагаю, и нижнее бельё тоже. Уточнять не стал. Вместо этого уточнил, у кого из девушек какие предпочтения по оружию, и, позвонив Ильюхе, угнал с ним в его лавку. Девочки умные, догадаются не высовываться. Ариэль за неделю уже вроде усвоила.
Да… На такой бочок не каждый волчок сумеет распахнуть свой хавальник, — думал я, глядя на Нелли. Илхуитлова жена уже заканчивала запаковывать мои покупки. С любовью паковала, тщательно. В крафтовую бумажку с разноцветными ленточками и даже, — вот тут я прямо охренел! — с восковым оттиском, изображавшим эмблему лавки.
Не сказать, чтобы я просил или это было так уж необходимо, но раз вызвалась…
Чо нет-то?
Красивенько.
Девки наверняка оценят.
До полной распродажи моего лута из пустынного разлома с гоблинами было ещё далеко, и лавочница согласились на натуральный обмен. Так что именно здесь, в магазинчике Нелли, я и подготовил отряд инфернях к их первому походу в разлом.