— Что стряслось? — спросил он.
— В городе появились… монстры! — сын запнулся, словно сам не веря своим словам. — Огромные чудовища разгуливают по улицам! Они уничтожают наши патрули!
ㅤ
ㅤ
Не только род Люберецких получил в последнее время новый титул.
Взять, к примеру, Антона Бобруева. Сегодня его отцу — одному из первых и самых рьяных коллаборационистов — пожаловали баронство за то, что он оказался одним из тех, кто в составе карательной бригады помог застрелиться прошлому губернатору региона.
Так что и сам Антон теперь, получается, баронских кровей.
И уже, кстати, состоит на службе Императора, — и не так важно, какого именно.
Вот он, весь такой красивый и в новенькой форме, — неважно, какой именно, — патрулирует город на предмет выявления нарушителей комендантского часа. Не один, само собой. В компании сослуживцев. А каких… неважно.
— А я суши люблю, — чтобы хоть как-то завязать беседу, ляпнул Антон.
Один из косоглазых гвардейцев кивнул, улыбнулся и сказал:
— Праильна.
— Унаги там, — продолжил вслух размышлять парень. — Онигири всякие. Кимчи. Судоку, опять-таки, очень вкусные. Ну… как говорят.
Тут напарники Бобруева обменялись парой фраз на родном языке и заржали. Противно так, как будто две енотовидные собаки.
— Маладесь, Иван, — отсмеявшись, сказал один из гвардейцев и похлопал Антона по плечу. — Кушай судоку, будись башой и сийный.
Антон улыбнулся и искренне порадовался тому, что его приняли. А имя? Имя запомнят. Так-то ему все эти Мусасимары, Таканаханы и прочие Юкадзуны тоже нелегко даются. С тем он продолжил своё победное шествие по улочкам захваченного Владивостока.
Но тут…
— Там! — закричал один из японцев и указал куда-то вверх.
Сейчас они как раз проходили по залитой солнцем тихой улочке. Шли прямо по центру, по двухполосной проезжей части. Слева кирпичная многоэтажка на несколько подъездов, а справа прилипшее друг к другу двух и трёхэтажное историческое наследие города. И как раз на одном из выдающихся вперёд балконов двухэтажки был он…
Гоблин.
Мерзкий такой, с пушистой розовой шевелюрой.
Гоблин не прятался, скорее даже наоборот — изо всех сил привлекал к себе внимание. Истошно вереща, он перелез через перила, свесил задницу над улицей, упёрся ногами в балкон и начал… твёркать?
— Иван! — гвардеец хлопнул Антона по плечу. — Делай! Давай! Агонь!
Огонь, так огонь.
Бобруев по-шустрому вырастил меж ладоней довольно крупный и увесистый файербол, размахнулся и послал снаряд прямиком в гоблина.
— Ах-ха-ах-ах-ха! — абсолютно по-человечьи расхохотался гоблин, когда файербол рассыпался огненными брызгами, не долетев до него всего ничего.
Как будто о щиты ударился, да только откуда у этого уродца щиты?
— Лох! — крикнул гоблин как будто по-русски. — Петух!
Затем он спрыгнул со второго этажа прямо на асфальт, обернулся на Антона, нагло так и противно улыбнулся.
— Пердатиль! — рявкнул гоблин, тряхнул розовой шевелюрой и втопил вдоль по улице по направлению к проспекту.
— Ах ты! — возмутился Антон, и добавил, не оборачиваясь: — За мной! Хлопнем урода!
В компании раскосых сослуживцев, которые совсем не возражали против неожиданного развлечения, Бобруев побежал вслед за гоблином. Резвый ублюдок скрылся за углом, и гвардейцы уже было последовали за ним, но тут вдруг…
— Охереть, — вслух выругался Бобруев.
Справа налево, между домами и вдоль по проспекту пробежал огромный динозавр. Бежал он целенаправленно и мимо патруля, не удостоив их даже взглядом, но от такого зрелища всё равно стало не по себе.
Но дальше — больше!
Следом за динозавром, будто живая волна, состоящая из клыков, рогов и прочих частей тела, из-за угла хлынули монстры. И брызги от этой волны уже угрожали непосредственно Антону. Несколько чёрных волков со скорпионьим жалом вместо хвоста решили чуть задержаться. Однако пока что они просто стояли и смотрели на патруль.
— Твою-то мать, — прошептал Бобруев и попятился.
— Прикырвай нас, Иван! — послышалось где-то позади. — Это прикас!
Обернувшись, Бобруев понял, что его раскосые сослуживцы уже притопили со всех ног подальше от проспекта.
Рация на его поясе вдруг ожила. Хрипы и крики сразу на двух языках то и дело резко обрывались. Иногда сменялись нечленораздельным визгом от боли и ужаса. Паника… смятение… и так по всему городу…
— Тихо-тихо-тихо, — сказал Антон, осторожно вытянул руки вперёд и шагнул монстрам навстречу. — Хорошие пёсики.
Однако пёсики не были хорошими.
С другой стороны, Антон Бобруев погиб, будучи баронским сыном. Гордо, в бою, защищая Империю. Ну а какую Империю — мертвецу уже не важно…
ㅤ
ㅤ
Григорий Афанасьевич вышагивал по кабинету взад-вперёд и очень сильно негодовал. Да, он был самым главным человеком в городе… да чего уж там? Он был самым главным человеком в регионе!
Однако почему-то не мог ни понять, ни разобраться в том, что происходит.
Никто не отчитывался о происходящем, никто не ставил его в известность, никто не советовался о том, как поступить. На него в этом море панических радиосообщений вообще не обращали никакого внимания. Не замечали. И более того, все его приказы игнорировали напрочь.
А один из его собственных ставленников, — друг детства, приехавший вместе с ним из Москвы и по совместительству новоиспечённый генерал, — так вообще нагрубил.
Люберецкий ему:
— Что происходит?
А тот ему:
— Пошёл нах*й! — и вызов сбросил.
Это что же такое? Это как же так? Губернатора Приморья, и сразу нах*й, без «привета» даже⁉
— Укрыться в здании! — с изрядной периодичностью звучало среди криков и помех из рации. — Всем укрыться под крышей, туда они не лезут!
— Ага, — кивнул Григорий Афанасьевич и подошёл к окну.
Монструозное море уже бушевало на близлежащих улицах, как будто стекаясь к его резиденции. Но… действительно! Бушевало оно очень аккуратно, даже ни один дорожный знак не пострадал.
Люберецкий от такой картины аж выдохнул.
— В безопасности, — бросил он через плечо сыну. — Пока мы здесь, мы в безопасности. Твари почему-то не лезут в дома…
И буквально в следующую секунду окно, в которое он смотрел, разбилось вдребезги, отбросив успевшего рефлекторно выставить щит князя вглубь комнаты. И теперь огромная хищная морда тираннозавра смотрела на князя в упор, так что он мог ощутить горячее дыхание зверя.
— Чип-чип! — посреди комнаты вдруг появилась лоснящаяся чернотой псина с огромной белкой на спине.
А на шее ящера появилась мужская фигура. Люберецкий даже не удивился, когда молодым мужчиной оказался прекрасно знакомый ему Артём Чернов. Не удивился, но вздрогнул всем телом.
— Привет-привет! — соскочив внутрь кабинета, Чернов помахал белке рукой.
После чего повернулся к замершим у стены Люберецким.
— Конничива, ёптить!
Глава 14Ко́шаку
«Хайзяя, я тебя уже вижу!» — ворвался в мою голову радостный вопль Чипа.
Сам я Чипа тоже видел, комбинируя астральное и теневое зрение. А рядом с ним — двоих одарённых.
«Отлично. Ты же сейчас рядом с Люберецким?»
«Да-да, хайзяя! Зуб даваю, это точно он! Разговоры разговаривает, важный курица, а я подслушиваю!»
«Ну всё, сейчас буду! Отойди немного от окна…»
— Ярик, вон, видишь впереди, на втором этаже, фигура в окне? — спросил я у Ярозавра.
— Како не зрети, зрю, — ответил ящер.
— Вот давай прямо туда.
— Во оконце? — уточнил Ярик.
— Да!
— Прямо главою?
— Именно! — подтвердил я.
— Аки мёд испити, — хмыкнул ящер и ещё ускорился, будто перед взлётом на разгон пошёл.
Проломил декоративный забор, попортил клумбы и, оттолкнувшись, реально пролетел последние метры по воздуху в эпичном прыжке.
Звон стекла, предатель отлетает к дальней стене кабинета…
«Привет, хайзяя!» — обрадовался Чип, первым выходя из теней вместе с гончей.
Вслух это всё равно звучало как чипчипканье.
— Привет-привет! — помахал я ему рукой, соскакивая с шеи Ярозавра и тоже выходя из теней.
И только после этого небрежно глянул на Люберецкого и его… телохранителя? Гвардейца? Секретаря? Молодой уж больно. Да и похожи они между собой, так что может быть родственники. И тем даже лучше.
— Конничива, ёптить! — приветствовал я этих двоих.
И тут же вырубил младшего электроразрядом. Чтоб не мешал разговору взрослых — во-первых. Ну и вот вторых, кой чего проверить надо.
— Что ты наделал⁉ — заорал Люберецкий. — Он жив⁉
Ух как остро отреагировал! Ну явно не как на чужого. Согласен, хорошего секретаря сейчас днём с огнём не сыщешь, но чтобы так о работниках сокрушаться…
И при этом, что характерно, с места даже не дёрнулся. Знает, собака, кто к нему в гости пожаловал.
— Пока жив, — сказал я и тут же кинул догадку: — Сын?
А в ответ заминка с пыхтением, кряхтением и притопыванием ножкой. Думает товарищ, соображает, как же лучше ответить. Соврать или не соврать.
— Значит, сын, — кивнул я и двинулся к столу, потому как усмотрел там кое-что нужное и интересное.
— Не смей трогать мою семью!
— Ой! — я аж руками всплеснул. — Напомнить, сколько покушений ты на меня организовал? На меня, и на тех, кто мне дорог?
— Не смей!
— И это ещё не говоря о том, что измена такого уровня карается истреблением рода под самый корешок.
— Ах ты грёбаный… эй! — это Чип взлетел Григорию Афанасьевичу на плечо, влепил звонкую трезвящую пощёчину и спрыгнул обратно. — Какого чёрта⁉
— Никто не любит предателей, — ухмыльнулся я. — Даже белки.
— Чип-чип!
— Хватит! — Григорий Афанасьевич собрался с силами и начал играть в мужика. — Зачем ты пришёл⁉ Хочешь убить меня⁉
— Не-не-не-не-не, — сказал я и взял со стола Люберецкого часы.
Миниатюрная версия настенных. Небольшая такая коробочка из малахита на резных ножках, с циферблатом, не больше ладошки. Секундная стрелка бежала как полагается, часы исправно тикали.