Они не посмели что-либо возразить. Даже не попросили показать приглашения. Быть может, еще и потому, что я применил немного дара Друзиллы.
— Прошу вас, господа, — двери перед нами распахнулись, и мы оказались в небольшом холле перед парадной лестницей.
Бал уже начался, так что в холле было пусто — мы специально приехали на два часа позже. Зная, что многие предпочитали опаздывать на полчаса-час, я решил, что не стоило сталкиваться с гостями вне бальной залы. Пусть мое появление будет сюрпризом.
Юлия сбросила черное меховое манто на руки подоспевшему лакею, и я невольно залюбовался изящной линией ее плеч в этом платье. На шее искрилось бриллиантовое ожерелье, украшенные крупными камнями серьги позвякивали при каждом резком повороте головы. Зря она прятала такую красоту под пуританскими одеждами. Светский лоск определенно был ей к лицу, как и черный цвет.
Поднимаясь по лестнице на второй этаж, где уже вовсю гремела музыка, я почему-то почувствовал себя князем. Настоящим. Когда сила наполняла меня там, в зале Ордена, я не осознавал своего могущества. Когда от моей руки падали Примогены, я не понимал и не мог оценить этого. Но именно сейчас, когда я шел не просто добирать нужные дары для Тьмы, но и вершить собственное маленькое правосудие, я по-настоящему почувствовал вкус власти.
«Значит, я в тебе не ошиблась», — шепнула Тьма.
Довольно странно, что сейчас, фактически, на последнем этапе Сила давала мне много свободы. Я сам решил заменить Друзиллу на Юлию, и она это позволила. Я выбрал бал у Долгоруковых, чтобы убить двух зайцев одновременно и оказать услугу семье Оболенских. И снова Тьма не сказала ни слова. Сила словно затаилась и с любопытством наблюдала за тем, как я действую самостоятельно.
Наверху царило оживление. Просторный холл заполнили отдыхающие от танцев люди. Еще не объявили ужин, поэтому гости перебивались только шампанским в высоких хрустальных фужерах. Дамы постарше расположились на стульях и диванчиках вдоль стен, обмахиваясь причудливо украшенными веерами. Через распахнутые двери бального зала можно было рассмотреть кружащиеся в вальсе пары. В комнате по другую руку от лестницы устроили игральный зал для тех, кто не желал танцевать — скорее всего, играли в традиционный для балов вист.
Наше появление не осталось незамеченным. Разряженные аристократы в холле застыли, когда мы с Юлией поднялись. Юстиний следовал за нами тенью, выбрав быть нашим безмолвным слугой.
— Прошу прощения, господа, — к нам подоспел распорядитель бала, встревоженный явлением незваных гостей, — но у меня нет вашей карточки. Боюсь, вас нет в списках приглашенных…
— Замолчи, — велел я, и распорядитель захлопнул рот так быстро, что у него клацнула челюсть. Я обвел глазами столпившихся в холле людей. — Все идите в зал.
Дар Друзиллы, многократно усиленный собранной силой, работал великолепно. Кто-то попытался сопротивляться, у кого-то сработали защитные артефакты, но этого было недостаточно, чтобы сопротивляться приказу. Они лишь застыли на несколько мгновений, словно в нерешительности, но затем проследовали в бальный зал.
Юлия шла слева от меня, а в правой руке я на всякий случай сконцентрировал немного силы — вдруг кому-нибудь взбредет в голову попытаться нас выставить. На поясе у меня висел кинжал Северины, но я не спешил пускать его в ход.
Я был здесь не за этим.
Первые несколько секунд люди не поняли, что произошло. Парочки продолжали вальсировать, оркестр играл, а хозяева праздника — Владимир Николаевич Оболенский, мой «дядюшка» и его супруга Лариса Петровна из рода Долгоруковых — продолжали безмятежно вести светскую беседу с приглашенным цесаревичем…
Но вот сфальшивила скрипка, вот кто-то споткнулся в танце… Волшебство момента рассыпалось под гнетом Тьмы, которую я принес с собой.
— Всем оставаться на местах, — прогремел мой голос над залом. Пришлось потрудиться, чтобы дар охватил всех присутствовавших, но эффект был потрясающий. Люди застыли, словно статисты перед художником, нервно вращая глазами и не понимая, что происходит.
Я отпустил руку Юлии и вышел вперед, через центр зала, и направился прямиком к хозяевам.
— Мое имя брат Элевтерий, — представился я. — Но вы знаете меня как Владимира Андреевича Оболенского. Я здесь затем, чтобы разоблачить заговор, который мой дядя организовал против моего отца, князя Оболенского. Я делаю это здесь, публично, дабы все слышали и видели то, что случится дальше.
Теперь я вспомнил этого человека. Видел на фотографиях в гостиной. Он был похож на князя, но моложе на несколько лет. Пожалуй, посимпатичнее — черты лица более мужественные, такие часто нравятся женщинам. Лет сорока, хорошо сложен и в отличной форме. Такой же широкоплечий и рослый, как все Оболенские. Тщательно уложенные темно-русые волосы на висках были тронуты сединой. Стильный костюм глубокого синего цвета и перевязь с орденом подчеркивали статус хозяина бала.
Его супруга Лариса Петровна оказалась стройной платиновой блондинкой лет тридцати пяти. Платье в тон костюму супруга подчеркивало ее почти девичью фигуру, а фамильные сапфиры в волосах и на шее демонстрировали богатство. Ее можно было бы назвать по-настоящему красивой, если бы не надменное выражение лица и пронизывающий холодным высокомерием взгляд. Даже сейчас, не в силах пошевелиться, она продолжала взирать на меня с превосходством.
— Ты… Ты не посмеешь, — с трудом выдавила она.
Я улыбнулся.
— О, еще как посмею, Лариса Петровна, — я поклонился цесаревичу. — Ваше императорское высочество, прошу прощения за внезапное появление, но только так я мог донести эти сведения до государя. Ибо мой дядюшка и те, кому он служит, сделали многое для того, чтобы меня заткнуть. Даже повесили на меня убийство несчастного Вяземского.
Цесаревич Алексей Константинович был примерным ровесником хозяина торжества. Мой дар не распространился на него — наследник престола, разумеется, был обвешан таким количеством защитных артефактов и щитов, что без прямого воздействия я бы не смог на него повлиять.
И все же он явно заинтересовался перформансом, что я устроил.
— Насколько мне известно, вы стали братом Ордена, а потому вас более не должны заботить дела семьи, из которой вы происходите, — ответил он мягким голосом, за которым, тем не менее, ощущалась большая сила. Опасный противник. Лишь бы не пришлось сражаться. Потому что быть цареубийцей мне ко всему прочему не улыбалось совершенно.
— Орден распущен, — отозвался я и жестом попросил цесаревича оставаться на месте. Из дверей повыбегали сопровождающие, но я взмахом руки заставил их остановиться. — Везде свои заговоры. Я не намерен причинять вам вред, всемилостивейший государь. Я просто хочу, чтобы вы услышали все из, скажем так, первых уст.
Цесаревич нервно огляделся по сторонам. Я чувствовал, что он собирал силу в руках, готовясь в любой момент дать мне отпор. Но мне действительно не было нужды сражаться с ним. Наоборот, я был как никто другой заинтересован, чтобы наследник вышел из этого особняка целым, невредимым и в доброй памяти.
Я встал перед хозяином торжества и уставился ему в глаза, пробивая даром Друзиллы путь к истине.
— Владимир Николаевич, пожалуйста, расскажите цесаревичу и всем присутствующим о заговоре, в котором вы принимали участие.
Взгляд «дядюшки» помутнел. Он отвел глаза и, глядя в сторону, начал рассказ.
— Мы действительно намеревались сместить князя…
— Замолчи! — выйдя из оцепенения, завизжала его жена.
— Тихо, — надавил я. — Пусть говорит. Я желаю услышать признание.
Заговорщик снова заговорил. О том, как терпел бедствия в Москве, о разорении нескольких бизнесов, о долгах… И о том, как в один прекрасный день встречи с ним попросил некто Захария.
— Выслушав его, я пришел в ярость и хотел лично спустить этого хама с лестницы, — признался дядюшка. — Тогда Захария ушел ни с чем, но оставил карточку. Простую белую картонку с номером телефона, никаких других данных там не было. А потом я рассказал об этом Ларисе…
Цесаревич внимательно слушал рассказ, и с каждой новой деталью мрачнел все сильнее.
— Сперва следовало ослабить основную ветвь рода. САмым слабым звеном я считал своего брата, поэтому было принято решение устранить отца и воспользоваться замешательством нового князя. Параллельно с этим Захария пообещал, что сможет развалить семью изнутри, — дядя уставился на меня. — С твоей, Володя, помощью.
— Знаю, — кивнул я. — Не помню, но знаю.
— Однако кое-что пошло не по плану, — продолжал заговорщик. — Я не думал, что они будут действовать так грубо и жестоко. Я хотел падения семьи, но надеялся, что это будет более-менее мирно. Мне было не за что любить отца, но брат и племянники… Мне обещали, что все пройдет мягко…
— Вам обещали результат.
Я обернулся на смутно знакомый голос позади себя и отшатнулся, узнав Лазаря.
Твою ж дивизию! Он-то что здесь забыл?
Лазарь — на этот раз на нем, разумеется, не было халата — спокойно прошел мимо застывших посреди зала фигур, не обращая внимания на слезы, что текли из глаз танцоров от напряжения и спазма мышц.
Он вел за собой людей — с десяток точно. Они не были вооружены, но я чувствовал исходившую от них силу. Дерьмо.
Не сговариваясь, Юлия и Юстиний подобрались ближе ко мне и встали ко мне спиной.
— Должен поблагодарить вас за столь эффектное представление, Владимир Андреевич, — улыбнулся Лазарь. Он остановился в примерно пяти метрах от меня. — Игра была веселой.
— Я с вами не играл.
— Ой ли? Я даровал вам крайне насыщенную жизнь и возможность почувствовать себя героем. Даже сейчас вы пытаетесь вершить справедливость, отыскав в своей прогнившей душе лучик света. Вы защищаете семью, и это достойно восхищения. Одна беда — почему-то вы всегда становитесь у нас на пути в самый неподходящий момент. Признаюсь, это начинает раздражать.
Я выдавил из себя слабую улыбку.
— Могу ответить тем же. Мне тоже надоело с вами сталкиваться.