– Все будет нормально, – дрогнувшим голосом шепнул он.
Девушка вздернула подбородок, и Келл заметил что-то волевое и дерзкое в ее глазах – какой-то вызов. Потом она улыбнулась одними уголками упрямого рта, и Келл сонно, рассеянно подумал, что в других обстоятельствах они могли бы подружиться.
– У вас на лице кровь, – сказала девушка.
Ах, если бы только на лице! Келл поднес руку к щеке, но рука тоже была мокрой от крови. Незнакомка подошла вплотную, достала из кармана маленький темный платок и приложила к его лицу, а затем сунула ему в руку.
– Оставьте себе, – сказала она и, повернувшись, зашагала прочь.
Проводив странную девушку взглядом, Келл запрокинул голову и уставился в беззвездное, мрачное небо Серого Лондона над крышами домов, а потом полез в карман за талисманом из Черного Лондона и оцепенел.
Талисман исчез.
В бешенстве Келл обшарил все карманы, но без толку. Задыхаясь и истекая кровью, изнемогающий Келл посмотрел на платок, зажатый в кулаке.
Он не мог в это поверить.
Его ограбили.
Глава 6. Встреча воров
В Красном Лондоне часы пробили восемь вечера.
Звон полился из храма на окраине, пролетел над поблескивающим Айлом и улицами города, хлынул в распахнутые окна и двери, в конце концов достиг «Рубиновых полей» и замершего человека.
На тыльной стороне его ладони стояла буква «Х», и он замахивался краденым королевским клинком. Человек был заключен в странную оболочку – не то ледяную, не то каменную.
Когда колокольный звон умолк, эта оболочка треснула, и неровные трещинки, быстро расширяясь, разошлись по всей поверхности.
«Стой», – приказал тогда молодой Антари нападающему, и магия повиновалась. Излившись из черного камня, она обвилась вокруг человека и, затвердев, превратилась в скорлупу.
Теперь она разрушалась, но вовсе не так, как ломается обычная скорлупа, когда поверхность сначала покрывается трещинами, а затем по частям осыпается на землю. Нет, эта оболочка, разламываясь на части, прилипала к человеку, расплавлялась и проникала внутрь его тела. Просочившись сквозь одежду и кожу, она полностью исчезла: впиталась.
Замерзший человек вздрогнул и вздохнул. Королевский меч выпал из его руки и грохнулся на мостовую, когда последние переливающиеся капли магии – дурной, мертвой, черной – маслянисто блеснули на коже, а затем тоже впитались. Вены мужчины потемнели, покрыв тело словно чернильной сеткой, голова упала на грудь. Открытые пустые глаза налились чернотой так, что исчезли даже белки.
На человека уже было наложено заклятие, и он не мог сопротивляться. Так что иная магия сразу проникла по венам внутрь, постепенно завладевая всем – и телом, и духом; и некогда алый пламень жизни сменился черным.
Человек – или, точнее, то, что находилось внутри, – медленно поднял голову. Черные глаза глянцевито заблестели в холодной темноте, когда он окинул взглядом проулок. Рядом лежало тело второго головореза: он был мертв – свет его жизни полностью угас. Некого спасать, нечему гореть. В теле первого человека тоже осталось не так уж много жизни – теплился лишь слабый огонек, но этого было пока что достаточно.
Он расправил плечи и пошел, поначалу прихрамывая, словно за это время отвык от собственного тела, но затем все быстрее и увереннее. Вскоре мужчина с неестественной улыбкой широко шагал к ближайшему освещенному зданию. Из его окон лился яркий свет и звонкий, радостный, обнадеживающий смех.
Негромко напевая, Лайла возвращалась в таверну «В двух шагах».
Она начала переодеваться прямо на ходу: сняла маску и широкополую шляпу, чтобы не привлекать внимания. Жаль, конечно, что Лайла была в этом наряде, когда врезалась в пьяного парня в проулке, но он так нализался, что вряд ли что-нибудь заметил. Ведь не заметил же, как она, подав ему платок, заодно обшарила его куртку и вытащила кое-что из кармана. Легкая добыча!
По правде говоря, Лайла все еще злилась на себя за побег или, точнее, за то, что попалась в ловушку и была вынуждена бежать от троих уличных хулиганов. «Хотя, – подумала она, с удовлетворением взвешивая в руке добычу, лежавшую в кармане плаща, – сегодняшнюю вылазку нельзя назвать пустой тратой времени».
Когда впереди показалась таверна, Лайла остановилась под фонарным столбом, чтобы получше рассмотреть, что же ей досталось на этот раз. Сердце девушки упало. Она рассчитывала на нечто серебряное или золотое, но это был простой кусок камня. Не драгоценный самоцвет или хотя бы осколок хрусталя – он напоминал глянцевитую черную гальку: одна сторона гладкая, а другая шершавая, как будто его разбили или откололи от большой глыбы. Почему этот тип бродил с камнем в кармане, к тому же еще и битым?
Лайла почувствовала легкое покалывание в том месте, где кожа соприкасалась с камнем. Девушка поднесла добычу к свету и, прищурившись, осмотрела, но уже через минуту выбросила все из головы, решив, что камню грош цена – наверное, это какой-то сентиментальный пустячок. Настроение испортилось. Лайла засунула камень обратно в карман и поднялась по ступенькам таверны.
Хотя в таверне яблоку было негде упасть, Бэррон все же заметил Лайлу и пристально посмотрел на шляпу, которую она держала под мышкой. В его глазах мелькнула тревога, и девушка поморщилась. Она ему не родня и не нуждается в его заботе.
– Ну что, нарвалась? – спросил он, когда Лайла проходила мимо стойки, направляясь к лестнице на второй этаж.
Лайла не хотела признаваться ни в том, что попала в западню и спаслась бегством, ни в том, что добыча оказалась полной чепухой, поэтому она просто пожала плечами:
– Ничего особенного. Я справилась.
На угловом табурете сидел знакомый нищий мальчишка и ел тушеное мясо из миски. Лайла почувствовала, что проголодалась, точнее, проголодалась сильнее обычного, потому что сытой она не чувствовала себя уже много лет. Но девушка так сильно устала, что постель все же казалась привлекательнее еды. К тому же она так и не вернула мальчишке отнятые медяки. Конечно, есть еще серебро, но его нужно поберечь, если ей хочется выбраться из этой таверны и этого города. Лайла слишком хорошо была знакома с этим заколдованным кругом: воры воруют лишь для того, чтобы продолжать воровать.
Она не собиралась довольствоваться столь жалкими победами. Лайла проклинала трех уличных хулиганов, разгадавших ее секрет, хотя это не удавалось выяснить трем дюжинам констеблей. Теперь действовать будет намного труднее. Ей нужна крупная добыча, причем как можно скорее.
В животе заурчало. Лайла знала, что Бэррон принесет ей что-нибудь даром, если она попросит, но не могла и не хотела до этого опускаться.
Она, конечно, воровка, но не попрошайка.
Перед тем как уйти (а она уйдет), Лайла обязательно отдаст ему все долги до последнего гроша.
Девушка стала подниматься по узкой лестнице.
Наверху находилась маленькая площадка с зеленой дверью. Лайла вспомнила, как когда-то хлопнула ею, оттолкнула Бэррона и в приступе раздражения помчалась вниз по лестнице. В тот раз Лайла обокрала посетителя, и Бэррон предложил сделку: он потребовал арендную плату, но запретил платить за комнату и стол ворованными монетами. Он хотел только честно заработанные деньги, а поскольку у Лайлы таких не водилось, предложил платить ей за помощь ему в таверне. Лайла его просто отшила. Согласиться означало остаться, а остаться означало остепениться. В конце концов, проще было сказать «да», а потом сбежать. «Только не откуда, а куда», – подумала Лайла. Она бежала к чему-то лучшему и, хотя пока не достигла цели, обязательно ее достигнет.
– Это не жизнь! – крикнула она в тот день, засунув под мышку узелок с пожитками. – Это вообще ничего. Этого мало. Мало, черт возьми!
Тогда она еще не была Вором-Призраком и не грабила так смело.
«Должно быть что-то еще, – думала она. – Я должна стать кем-то другим». Пробегая по залу таверны, Лайла сорвала с крючка у входа чужую широкополую шляпу.
Бэррон не пытался ее остановить, просто посмотрел вслед.
«Жизнь сто́ит того, чтобы жить, если она сто́ит того, чтобы ее отнять».
Прошел почти год – точнее, одиннадцать месяцев, две недели и несколько дней – с тех пор как она выбежала из таверны «В двух шагах», поклявшись никогда сюда не возвращаться.
И вот она снова здесь. Лайла поднялась наверх, хотя, казалось, каждая ступенька противилась этому ничуть не меньше, чем она сама, и вошла в комнату.
Ее обстановка всколыхнула в Лайле отвращение, но вместе с тем и радость. Уставшая как собака, девушка вынула из кармана камень и бросила его на деревянный стол у двери.
Бэррон оставил ее цилиндр на кровати, и Лайла села рядом с ним, чтобы расшнуровать сапоги. Они были порядком изношены, и Лайла поморщилась, прикинув, сколько стоит приличная пара. Украсть ее нелегко. Одно дело – вытащить у мужчины карманные часы, и совсем другое – снять с него обувь.
Лайла стянула один сапог и вдруг услышала низкий гул, а подняв голову, увидела в спальне мужчину.
Он не мог войти через дверь (она была заперта), но, как ни странно, стоял здесь, опираясь окровавленной рукой о дощатую стену. Между его ладонью и доской Лайла заметила свой скомканный платок.
Волосы закрывали мужчине низко склоненное лицо, но она сразу его узнала.
Это был тот самый парень, пьяный из переулка.
– Отдайте, – сипло выдохнул он с легким незнакомым акцентом.
– Черт возьми, как ты сюда попал? – крикнула девушка, поднимаясь.
– Вы должны его отдать.
Здесь, в тесной освещенной комнатке, Лайла смогла рассмотреть его блестящее от пота лицо и черную куртку с серебряными пуговицами, в вороте которой виднелась красная рубашка.
– Зря… вы… его взяли.
Лайла покосилась на камень, лежавший на столе. Парень проследил за ее взглядом, и оба они бросились к камню – точнее, Лайла бросилась, а незнакомец оттолкнулся от стены и, пошатнувшись, рухнул к ногам девушки. Его голова гулко стукнулась о пол.