Келл стиснул челюсти.
– Я не…
– У тебя нет дома, но зато есть кров, – выпалила она. – У тебя есть люди, которые заботятся о тебе, пусть и не любят, как родного. Возможно, у тебя нет всего, что ты хочешь, но бьюсь об заклад, у тебя есть все, что тебе может когда-нибудь понадобиться. И у тебя хватает наглости заявлять, что все это лишь откуп, потому что нет любви?!
– Я…
– Любовь не согреет, когда ты погибаешь от холода, Келл, – продолжала девушка. – И не спасет от голода или от ножа, который воткнули тебе в живот из-за пары монет. На любовь ничего не купишь, поэтому радуйся тому, что имеешь, и тем, кто у тебя есть: может, тебе чего-то и хочется, но зато ты ни в чем не нуждаешься.
Когда Лайла закончила, она тяжело дышала, глаза ее блестели, а щеки горели.
И тогда Келл впервые рассмотрел Лайлу – не ту, какой она хотела быть, а ту, какой она была на самом деле. Умная, но испуганная девушка, которая отчаянно пытается выжить. Видимо, она и замерзала, и голодала, и дралась… и почти наверняка убивала, цепляясь за свою жизнь и защищая ее, словно свечу на суровом ветру.
– Скажи что-нибудь, – с вызовом бросила она.
Келл сглотнул, сжал кулаки и посмотрел на нее в упор.
– Ты права.
После этого признания он почувствовал странную опустошенность, и в ту же минуту ему захотелось домой (ведь это был дом, которого не было у Лайлы). Захотелось, чтобы королева погладила его по щеке, а король похлопал по плечу. Захотелось обнять Рая, выпить за его день рождения и послушать его болтовню и смех.
Ему ужасно этого захотелось.
Но теперь это невозможно.
Он допустил ошибку – подверг их всех опасности – и должен ее исправить.
Ведь его долг – их защищать.
К тому же он любит их.
Лайла не сводила с него глаз, пытаясь найти в его словах какой-то подвох, но не находила.
– Ты права, – повторил Келл. – Прости. По сравнению с твоей жизнью моя, наверное, кажется райской…
– Не смей меня жалеть, волшебничек, – ощетинилась Лайла, сжав невесть как появившийся в руке нож: перепуганная уличная девчонка убежала, а ее место занял разбойник. Келл чуть улыбнулся. Из таких поединков Лайла всегда выходила победительницей, но он обрадовался, что девушка снова в форме. Келл отвел от нее взгляд и посмотрел в небо. Красные воды Айла отражались в низких тучах. Надвигалась гроза. Рай расстроится, ведь его раздражает все, что способно омрачить великолепие его имени.
– Пошли, – вздохнул Келл, – мы уже почти на месте.
Лайла спрятала клинок в ножны и пошла за ним: грома и молний у нее в глазах теперь поубавилось.
– Это место, куда мы идем, у него есть название?
– Ис Кир Айес, – ответил Келл. – «Рубиновые поля».
Он еще не говорил Лайле, что ее путешествие здесь и закончится – должно закончиться, ради его спокойствия и ее безопасности.
– Что ты надеешься там найти?
– Вещь, которая позволит нам попасть в Белый Лондон.
Он мысленно порылся в своей сокровищнице, прикидывая, что подойдет лучше всего.
– Хозяйка трактира – женщина по имени Фауна, – продолжил он. – Вы с ней должны отлично поладить.
– Почему это?
– Потому что вы обе…
Он собирался сказать «строптивые», но, свернув за угол, осекся и остановился.
– Это «Рубиновые поля»? – осторожно спросила из-за его плеча Лайла.
– Да, – тихо сказал Келл. – Точнее, они тут были.
Ничего не осталось, кроме золы и пепла.
Трактир сгорел дотла вместе со всем, что в нем находилось.
Это был не обычный пожар.
В обычных пожарах сгорает дерево, но не металл, и обычные пожары перекидываются на соседние здания, а этот – нет. Он ограничился только одним домом и лишь немного опалил брусчатку вокруг трактира.
Это явно было заклятье.
Причем свежее: от развалин все еще исходило тепло, пока Келл и Лайла пробирались по ним, осматривая, что осталось. Но ничего не осталось.
Келл сглотнул.
Этот пожар вспыхнул быстро и яростно, и, судя по всему, дело не обошлось без ограничительного круга. Он не просто удерживал пламя – он удерживал все и вся. Сколько людей оказалось в ловушке? Сколько лежало под обломками, обгоревших до костей или превратившихся в золу?
А затем Келл эгоистично подумал о своей комнате.
Музыкальные шкатулки и медальоны, инструменты и украшения, ценные, простые и необычные, которые он коллекционировал годами, – все исчезло.
В голове прозвучало предостережение Рая: «Брось эти глупости, пока тебя не поймали». И на миг Келл даже обрадовался, что лишился добычи еще до того, как ее обнаружили. Но тут же осознал всю тяжесть положения. Кто бы это ни совершил, его не ограбили, и дело тут в другом. Все предметы из других миров уничтожили, чтобы его изолировать. Антари не может путешествовать без предметов. Кто-то пытался загнать его в угол: если он и сумеет сбежать в Красный Лондон, то уж отсюда никуда не денется.
Учитывая столь доскональный подход, это наверняка дело рук Холланда. Он же сорвал с шеи Келла монеты.
Лайла ударила носком сапога по остаткам расплавленного чайника.
– Что же теперь?
– Здесь ничего нет, – сказал Келл, высыпая сквозь пальцы пригоршню золы. – Придется поискать где-нибудь еще.
Он задумчиво вытер с рук сажу. Он, конечно, не единственный человек в Красном Лондоне, у которого водились вещи из других миров, но таких людей совсем немного. Да и сам Келл гораздо охотнее приобретал и продавал предметы из безобидного Серого Лондона, нежели из жестокого и извращенного Белого. У Фауны, например, была всего одна безделушка из Белого Лондона – Келл отдал ее за комнату в таверне. (Впрочем, он опасался, что тело Фауны сейчас погребено где-то под обломками.)
И еще один предмет был у Флетчера.
Келл мысленно поморщился.
– Я знаю одного человека, – сказал он, чтобы не объяснять, что Флетчер – мелкий уголовник, который проиграл ему в «санкт», когда Келл был на пару лет моложе и в несколько раз заносчивее. Келл отдал ему безделушку из другого мира в знак примирения (как он сам себе говорил) или для того, чтобы его подколоть (это уж если быть честным). – Флетчер. Он держит ломбард возле доков, и у него должна быть вещь из Белого Лондона.
– Что ж, будем надеяться, что его ломбард тоже не сожгли.
– Пусть только попыт… – Слова застряли у Келла в горле. Кто-то приближался. От него пахло запекшейся кровью и горячим металлом. Келл бросился к Лайле, зажал одной рукой ей рот, а другую засунул ей в карман, нащупал камень и крепко сжал его. Энергия проникла в его кровь и захлестнула все тело. Келл вздрогнул, и у него перехватило дух, но некогда было анализировать ощущения (захватывающие и в то же время пугающие) и некогда было мешкать. «Главное – уверенность», – говорил Холланд, поэтому Келл не стал колебаться.
– Спрячь нас, – приказал он талисману.
И камень повиновался. Он с гудением ожил, и энергия вскипела в жилах Келла, а черный дым окутал их обоих. Потом он посветлел до бледно-серой пелены, и когда Келл потрогал ее пальцами, он ощутил, что дымка тонкая и упругая. Келл видел Лайлу, а Лайла ясно видела его, да и мир вокруг был отлично виден, пусть и слегка приглушен темным заклятием. Келл затаил дыхание, надеясь, что камень хорошо сделал свою работу. У Келла просто не было выбора. Бежать уже не осталось времени.
Как раз в эту минуту у входа в переулок появился Холланд.
При виде него Келл и Лайла сжались. Холланд казался слегка потрепанным. Из-под помятого короткого плаща выглядывали красные ободранные запястья. Серебряная фибула потускнела, воротник был забрызган грязью, и Келл еще никогда не видел такой злости на лице Антари. Между бровями Холланда пролегла складка, а челюсти сжались.
Келл почувствовал, как камень в руке вздрогнул, и задумался над тем, кто кого притягивает: камень Холланда или наоборот.
Белый Антари прижимал к губам плоский кристалл, по размеру и форме напоминавший игральную карту, и что-то глухо, монотонно говорил в него.
– Ёва сё таро, – сказал он на родном языке, подходя к сгоревшей таверне. «Он в городе».
Келл не расслышал ответ, но несколько секунд спустя Холланд бросил: «Кёса» – «Я уверен» и спрятал кристалл в карман.
Затем Антари прислонился к стене и стал пристально рассматривать обугленные развалины, словно живописное полотно. То ли задумался, то ли чего-то ждал.
Под его пристальным взглядом Лайла заерзала, и Келл сильнее сжал ей рот.
Холланд прищурился.
– Пока здание горело, они кричали, – сказал он по-английски слишком громко и явно не для себя. – Под конец кричали все. Даже старуха.
Келл скрипнул зубами.
– Я знаю, что ты здесь, Келл, – продолжал Холланд. – Даже запах пожарища не скроет твоего запаха. А магия камня не скроет самого камня. Только не от меня. Он взывает ко мне точно так же, как и к тебе. Я нашел бы тебя где угодно, так что брось эти глупости и выходи.
Застывшие Келл и Лайла были прямо перед ним – их разделяли всего несколько шагов.
– У меня нет настроения играть, – пригрозил Холланд, и его привычное спокойствие сменилось раздражением. Ни Келл, ни Лайла не шелохнулись. Тогда он со вздохом достал из-под плаща серебряные карманные часы. Келл узнал их: те самые, которые Лайла оставила для Бэррона. Он почувствовал, как девушка напряглась, когда Холланд швырнул часы в их сторону. Те отскочили от почерневшей брусчатки и упали на краю пожарища. Насколько Келл мог видеть, часы были в крови.
– Он умер из-за тебя, – сказал Холланд. – Потому что ты убежала. Ты струсила. Трусишь до сих пор?
Лайла попыталась вырваться из рук Келла, однако он изо всех сил прижал ее к груди. По руке, которой он зажимал ей рот, потекли слезы, но Келл не отпустил девушку.
– Нет, – шепнул он ей на ухо. – Только не здесь и только не так.
Холланд вздохнул.
– Ты умрешь смертью труса, Дилайла Бард.
Он выхватил из-под плаща саблю.
– Когда все закончится, вы оба пожалеете, что не вышли.