– А у тебя они вообще есть? – спросил он, вспомнив ее колкие замечания о его отношении к королевской семье. – В смысле, родственники?
Лайла покачала головой.
– Мама умерла, когда мне было десять.
– А отец?
Лайла невесело усмехнулась.
– Отец? – она произнесла это, как ругательство. – В последний раз, когда я его видела, он продал меня за выпивку.
– Прости.
– Не извиняйся. – Лайла язвительно улыбнулась. – Я перерезала этому мужику глотку до того, как он успел снять ремень. – Келл вздрогнул. – Мне было пятнадцать, – беспечно продолжала она. – Помню, как удивилась, сколько ж кровищи: она все вытекала и вытекала…
– Твое первое убийство? – спросил Келл.
– Верно, – кивнула она, и ее улыбка стала печальной. – Но в убийствах хорошо то, что чем дальше, тем проще.
Келл насупился.
– Так не должно быть.
Лайла быстро глянула на него.
– А ты убивал кого-нибудь? – спросила она.
Келл еще больше нахмурился.
– Да.
– Ну и?
– Что «ну и»? – с вызовом бросил он. Келл ожидал, что она спросит, кого, где, когда или как, но она спросила – почему.
– Потому что у меня не было выбора, – ответил он.
– Тебе понравилось?
– Конечно нет.
– А мне понравилось. – В этом признании сквозила озлобленность, но и горечь. – В смысле, не сама кровь, или как у него клокотало в горле, когда он подыхал, или как его тело обмякло, когда все кончилось. Но в тот момент, когда я решила это сделать, и потом, когда всадила в него нож и поняла, что все получилось, я почувствовала себя… – Лайла подыскивала слово, – могущественной. – Она посмотрела на Келла и спросила напрямик: – С магией точно так же?
«Возможно, в Белом Лондоне», – подумал Келл. Там за власть держались как за нож – оружие, которое использовали против тех, кто стоял на пути.
– Нет, – покачал он головой. – Это не магия, Лайла. Это просто убийство. Магия – это… – Он замолчал, отвлекшись на ближайшую магическую доску, которая вдруг потемнела.
И все экраны на улице, прикрепленные к фонарным столбам и витринам магазинов, тоже стали черными. Келл замедлил шаг. Весь вечер они передавали сообщения о торжествах и гоняли по кругу расписание парадов, народных гуляний, празднеств и частных балов на каждый день и на всю неделю. Когда доски потемнели, Келл подумал, что они просто переключаются на другую тему. Но потом на всех замигало одно и то же тревожное сообщение:
ПРОПАЛ БЕЗ ВЕСТИ
Жирные белые буквы мигали вверху каждой доски, а под ними красовался портрет Келла. Светлые волосы, черный глаз и куртка с серебряными пуговицами. Изображение слегка шевелилось, но не улыбалось, пристально глядя на зрителей. Под портретом появилось второе слово:
ВОЗНАГРАЖДЕНИЕ
«Санкт».
Келл резко остановился, и Лайла, которая отставала на полшага, врезалась в него.
– В чем дело? – спросила она, отстраняя его руку, а потом тоже увидела. – Ого…
Какой-то старик остановился в паре метров от них, чтобы посмотреть на доску, даже не догадываясь, что пропавший человек стоит у него за плечом. Под изображением Келла появился пустой кружок, словно нарисованный мелом. Рядом стояло указание:
«Если видели, коснитесь здесь».
Келл выругался вполголоса. Мало того, что за ними охотится Холланд, так теперь весь город будет начеку. Нельзя же быть невидимым постоянно. Он не сможет взять вещь из Белого Лондона, не говоря уж о том, чтобы ею воспользоваться.
– Пошли. – Келл прибавил шагу и потащил за собой Лайлу. Пока они добирались до доков, Келл весь извелся: его слегка недовольное лицо таращилось на них буквально отовсюду.
Когда они подошли к ломбарду Флетчера, оказалось, что дверь заперта и на ней висит табличка с надписью «Реначе» – «Ушел».
– Будем ждать? – спросила Лайла.
– Только не здесь, – ответил Келл. Дверь наверняка заперта на три засова и заколдована, но им-то ждать необязательно. Они прошли сквозь дерево точно так же, как сквозь дюжины людей на улице.
Лишь когда они благополучно оказались внутри ломбарда, Келл велел магии убрать пелену. Она снова повиновалась беспрекословно: магическая завеса поредела и полностью растворилась в воздухе. «Уверенность», – подумал он, когда комната стала яркой и отчетливой. Холланд был прав. Вся суть в том, чтобы держать себя в руках. Келл так и поступал.
Лайла отпустила его руку, повернулась к нему и застыла.
– Келл, – осторожно сказала она.
– Что такое?
– Положи камень.
Он нахмурился, посмотрел на талисман в руке и затаил дыхание. Вены на тыльной стороне ладони были темными, точно наполненными чернилами, и выпирали из-под кожи. Магия действительно пульсировала в его жилах, окрашивая кровь в черный цвет. Он настолько сосредоточился на восстановлении сил, на самом заклятии и на том, чтобы оставаться невидимым, что не почувствовал (или не захотел почувствовать), как тепло магии разливается по руке, точно яд. Он должен был заметить, должен был понять… Впрочем, Келл все понимал. Он понимал, как опасен камень, и все-таки даже теперь, когда он смотрел на свои потемневшие вены, опасность казалась странно далекой. Вместе с магией камня в него проникло умиротворяющее спокойствие, что-то нашептывало, что все будет хорошо, пока он… держит… в руке…
В столб рядом с его головой вонзился нож, и Келл вздрогнул.
– Ты что, оглох? – заорала Лайла, выхватывая другой клинок. – Я сказала: положи его!
Пока его снова не охватило убийственное спокойствие, Келл заставил себя выпустить камень. Поначалу пальцы не разжимались, а в тело просачивалось тепло и вслед за ним онемение. Тогда Келл схватился свободной, послушной рукой за темнеющее запястье и заставил упрямые пальцы разжаться и выпустить камень.
Талисман выпал из руки, и колени Келла подкосились. Тяжело дыша, он ухватился за край стола: все поплыло перед глазами, а комната накренилась. Он не чувствовал, как камень высасывал из него энергию, но теперь, когда все кончилось, казалось, будто кто-то погасил внутри огонь. Тело остыло.
Камень блестел на деревянном полу. На зазубренном краю осталась полоска крови – должно быть, Келл слишком сильно стискивал камень. Даже после этого ему пришлось собрать всю свою волю, чтобы не взять талисман снова. Келл дрожал от озноба, но все равно жаждал обладать камнем. Это напоминало действие наркотика. В притонах и темных закоулках Лондона прятались люди, которые гонялись за подобным кайфом, но Келл никогда не был одним из них, никогда не стремился к неограниченной власти. Он никогда не нуждался в ней. Магии он не вожделел, а просто обладал ею. Но сейчас его тело голодало, требовало и умоляло.
Пока Келл не успел проиграть в борьбе за самообладание, Лайла встала на колени рядом с камнем.
– Умничка, – сказала она магу.
– Не надо, – начал Келл, но девушка уже завернула талисман носовой платок.
– Кто-то же должен его носить, – пояснила она, пряча камень в карман. – И бьюсь об заклад, сейчас я для этого подхожу больше.
Келл посмотрел на свои руки: черная магия отступала, и вены мало-помалу светлели.
– Как ты? – спросила Лайла.
Келл сглотнул и покачал головой. Камень – это яд, и от него нужно избавиться.
– Нормально.
Лайла подняла брови.
– Ну да, ты само воплощение здоровья.
Келл вздохнул и тяжело опустился на стул. Торжества в доках были в полном разгаре: грохот фейерверков, музыка, радостные вопли проникали сквозь толстые стены ломбарда.
– Какой он? – спросила Лайла, заглядывая в шкафчик. – Принц.
– Рай? – Келл поправил волосы. – Обаятельный и избалованный, щедрый и ветреный гедонист. Он готов флиртовать даже с красиво обитым стулом и никогда ничего не принимает всерьез.
– У него столько же неприятностей, как у тебя?
Келл выдавил улыбку.
– Гораздо больше. Хочешь – верь, хочешь – нет, но я за него в ответе.
– Вы же близки.
С лица Келла сошла улыбка, и он кивнул.
– Да, хотя король и королева мне не родители, Рай – мой брат. За него я бы умер. За него я бы убил. И я убил.
– Вот как? – хмыкнула Лайла, любуясь найденной широкополой шляпой. – Расскажи.
– Это неприятная история.
– Теперь мне еще больше захотелось ее услышать.
Келл посмотрел на девушку и вздохнул, опустив взгляд на руки.
– Когда Раю было тринадцать, его похитили. Мы играли в какую-то дурацкую игру во внутреннем дворе дворца, когда его увели. Я знаю Рая: он вполне мог пойти добровольно. В детстве он был слишком доверчив.
Лайла отложила шляпу.
– А потом что?
– Красный Лондон – хорошее место. – Келл чуть улыбнулся. – Королевские особы добры и справедливы, а большинство подданных счастливы. Но, побывав во всех трех Лондонах, я могу сказать: у каждого города есть свои недостатки.
Он задумался о богатстве, заманчивой роскоши и о том, как это выглядело со стороны. О том, как это воспринимались людьми, которые были лишены магии за преступления или которым этого просто не было дано от рождения. Келл мог лишь гадать, что сталось бы с Раем Марешем, не будь он королевской крови. Где бы он оказался? Хотя, конечно, Рай мог бы выжить благодаря своему обаянию и улыбке. Он бы выпутался из любой ситуации.
– Мой мир буквально соткан из магии, – продолжил Келл. – Одаренные люди получают все блага, и членам королевской семьи хочется верить, что остальные тоже хорошо себя чувствуют. Их щедрость и забота распространяются на всех граждан. – Он встретился взглядом с Лайлой. – Но я видел и темные стороны этого города. В твоем мире магия – редкость, а в моем точно так же странно ее отсутствие. Поэтому на людей, не обладающих магическими способностями, смотрят свысока, считают их недостойными и обходятся с ними соответственно. Люди верят, что магия сама выбирает их и судит об их качествах, и поэтому те, кто обладает магией, тоже могут судить. Это называется авен эссен – «божественное равновесие».