Традиции отбора сохранились? Или просто совпадение, что за неполные восемь часов все сопровождающие меня нижние чины ФСБ одинаковы ростом, манерой поведения и телосложением? А если не совпадение, то их отбирают при приеме на службу, специально выращивают или уже корректируют хирургически после отбора?
«Генетика. Евгеника», — вспомнил я слова Астерота. «Генетический паспорт», — как вживую прозвучал обрывок фразы Демидова из недавнего разговора, «…уже в шестидесятых годах двадцатого века уровень жизни этого измерения достиг…» — вновь Астерот.
Я попал в сословный мир, в котором не было слома колониальной системы. Это уже самостоятельный вывод, тут же продолженный логической цепочкой: при непрекращающихся локальных конфликтах по всей периферии первого мира здесь не было великих потрясений. И здесь невозможно перемещение по социальной лестнице так, как у нас — когда в двадцать ты скупаешь ваучеры у проходной завода, а в сорок уже решаешь, как будет жить страна. Вернее, возможно, но не на потоке.
Интересно, рост вес и внешние данные закладываются при зачатии?
В полудреме, как это часто бывает, лезли в голову казавшиеся гениальными мысли. Потом уже, с пробуждением, они могут показаться глупыми, но, глядя в иллюминатор, я упивался своей догадливостью. Ведь если, к примеру, задать всем членам какого-то сословия определенные рост и телосложение, можно экономить государственные деньги путем единообразия размеров формы и амуниции. Тем более что здесь корректировка генетического кода не запрещена, как в нашем мире.
Пока мы переходили по бетонке взлетно-посадочной полосы от одного бизнес-джета к другому, я даже головой помотал, пытаясь очистить ее от этих мыслей. И недоумевая, к каким безумным выводам пришел во время короткого полета.
Сказывалась прелесть новизны — любая мысль или незначительная деталь уводила меня в такие дебри рассуждений и предположений о незнакомом мире, что избавиться от них было далеко не просто.
Когда взлетали и под крылом мелькнул удаляющийся аэродром на фоне заалевшей полосы рассвета, я смог немного разгрузиться. Несмотря на темноту во время перелетов, я примерно ориентировался — запутывая следы, меня прокатили по всей европейской части России, перевозя из одного аэропорта в другой.
Предпоследним пунктом отправления стал железнодорожный вокзал Царицына, куда меня доставили под утро. И откуда на скоростном поезде я должен был отправиться в Елисаветград.
На вокзале, покинув микроавтобус с немногословными «комитетчиками», предварительно был нагружен краткими, но емкими инструкциями. И когда за спиной захлопнулась дверь, впервые оказался предоставлен сам себе. Наверняка за мной присматривали, конечно, но к взгляду Большого Брата я и в своем мире привык, так что даже не думал об этом.
Оставшись наедине с окружающим миром, испытал сразу три потрясения.
Первое — на вокзале не было некрасивых людей. Тихая российская провинция встретила меня так, словно на улицы Царицына выпустили калифорнийскую массовку сериала «Спасатели Малибу».
Оглядываясь вокруг, я понял — в этом мире мы стали не только красивее одеваться, но и просто стали красивее. Вернее, нет, не так. Женской красотой и в моей старой России никого не удивишь, а вот здесь просто не было некрасивых людей с внешними дефектами — слишком низкого или высокого роста, с непропорциональными фигурами и неправильными лицами.
Второе — вокруг был повсеместный бизнес-класс.
Я привык к цивилизации. Вернее, к ее благам. Последние пятнадцать лет у меня был неплохой доход, позволяющий в обмен на упорную работу обеспечивать себе комфортный уровень жизни. Здесь же… я почувствовал себя так, словно купил горящий пакетный тур за копейки на Черное море, а привезли меня в лакшери-отель на Карибах.
Оглядываясь по сторонам, я смотрел и удивлялся небольшим деталям, подчеркивающим плюсы от обладания подданством или гражданством Конфедерации. Дьявол кроется в деталях, а вокруг деталей было множество — непривычная ненавязчивость таксистов, повсеместная чистота и организованность навигации и общественных пространств, широкие улицы и удобные пешеходные зоны, следствие чего — кажущаяся немноголюдность. Да всеобщая вежливость, в конце концов — высокий уровень жизни просто не допускает в себя образ жизни низших социальных страт. Тем же, кто готов с этим поспорить, всегда были готовы ответить полицейские. Особого рода потрясение я испытал, увидев на лице стража закона приветливую улыбку, когда он терпеливо объяснял что-то испаноговорящему туристу. Непринужденно улыбающийся при исполнении патрульный полицейский — одно это вызвало у меня культурный шок.
Оглядываясь вокруг, гуляя по привокзальной площади и вокзалу в ожидании отправления, я вспоминал слова Астерота. Да, действительно, при внешнем сходстве уровень жизни меня откровенно поразил. Не только высокий уровень, но и воспоминание о ничтожно низком, существующем совсем недалеко отсюда, в «родном» протекторате, а также других похожих местах.
На контрасте воспоминаний Олега о жизни в Волынском протекторате разница была еще более заметна. Здесь, в этой России, уровень жизни был многократно выше. Понятие «эконом-класс» напрочь отсутствовало — да, кроме обычных в продаже были билеты первого класса, но то стандартное, что я получил за небольшую сумму, тянуло на самолетный бизнес-класс моего мира.
На потрясение от малозаметных, но в то же время столь значительных отличий между мирами наложилось еще одно происшествие в поезде, когда в вагоне-ресторане поезда я увидел нацистскую символику на мундирах. На несколько секунд даже застыл как столб, не веря глазам, но, быстро взяв себя в руки, прошел и присел за столик неподалеку, присматриваясь.
Рядом со мной расположилась компания армейских офицеров. И среди них двое в черной форме, с узнаваемыми значками дивизии СС «Мертвая голова» — адамова голова, оплывший череп на скрещенных костях. Причем ни у кого из присутствующих удивления господа в черных кителях не вызывали. Я словно оказался в московском метро конца девяностых, когда по нему свободно разгуливали молодчики со свастикой.
У подавшей мне чай официантки поинтересовался ненавязчиво, не знает ли она, к каким родам войск относятся господа офицеры — особливо те, что в черных мундирах. Шок у среднего возраста дамы вызвал вопросом не меньший, чем был мой после лицезрения эсэсовской эмблемы на черной форме. Но официантка лишь на мгновение выказала удивление, после чего разъяснила, что в интересующей меня компании офицер в зеленом берете принадлежит к пограничным отрядам, юные гости ресторана в светлом — юнкера Елисаветградского кавалерийского училища, а господа в черных с серебром мундирах — офицеры знаменитого 5-го Александрийского бронекавалерийского полка.
Получив ответ, дальше расспрашивать не стал. Чай допивал без удовольствия — черные мундиры напротив порушили все удовольствие от процесса. Расплатившись наличными деньгами, которые на территории Конфедерации были вполне в ходу, вернулся на свое место и зашел в Сеть через общий терминал. И удивился вновь. Как оказалось, череп и скрещенные кости на фоне мальтийского креста — давняя и широко известная эмблема русских гусар Александрийского полка, полученная еще в ходе Наполеоновских войн.
Из местного аналога Википедии узнал, что, вообще, гусары исстари отличались от других кавалерийских, а ныне бронекавалерийских частей армии отвагой и презрением к опасности. При этом Александрийский полк — официально еще в девятнадцатом веке прозванный «бессмертными гусарами», участвуя во всех войнах сначала империи, а после и Конфедерации, выделялся безбашенностью даже на фоне остальных разведывательных и штурмовых частей императорской армии.
Черные, они же «бессмертные гусары», своей выражавшей презрение к смерти эмблемой гордились, всячески ее подчеркивая в форме и экипировке, а ныне и раскраске боевых машин. Даже на здании офицерского собрания в Николаеве — куда из города Калише переехал штаб полка после потери Российской империей Царства Польского, по старой традиции, как и прежде, висел металлический череп с подсвеченными красным огнем глазницами.
По запросу на меня вывалились тысячи картинок — от вековой давности изображений статных воинов в черно-серебряных доломанах и отороченных красным ментиках до современных бойцов, отдаленно напоминавших сэсэошников российской армии в полном обвесе. Присутствовали в том числе фотографии с мест недавнего аравийского конфликта, из-за которого — опосредованно, в частности, и был убит Олег, а я оказался в его теле.
После ознакомления с исторической справкой стало понятно крайнее удивление официантки вопросу — в моем мире на меня могли бы посмотреть так же, если бы спросил о войсковой принадлежности господ в тельняшках и голубых беретах.
Как обычно бывает, серфинг в Сети завел меня совсем далеко от первоначального интереса. Всю дорогу я провел у голоэкрана, изучая информацию о новом мире. Поэтому вечером на перрон вокзала Елисаветграда вышел слегка осоловевшим и с шумящей головой — от потока необходимых к усвоению знаний. Обязательно необходимых — потому что, как выясняется, одинаковые на вид в двух мирах вещи могут иметь противоположный смысл и наполнение. От вызывающей неприятие эмблемы у меня дома до легендарного и уважаемого символа здесь — и так ведь во многом.
Голова буквально кипела — поэтому вечером, даже не почесавшись от показательного презрения и недовольства княгини, я долго не мог заснуть, ворочаясь на кровати. Периодически засыпал, но после ярких снов в полубреду, в которых по моргу миссии Красного Креста за моим бесплотным духом гонялись черные гусары, каркающе покрикивая на немецком, а по посольству «Нелидова А.» преследовала меня с большим шприцем, сверкая фиолетовыми глазами, просыпался и вновь размышлял о новом для себя мире и моем в нем месте.
По-настоящему заснул только под утро, и вот на тебе, сюрприз — поморщился я от очередного продолжительного «буэ» из ванной комнаты.
Спасибо тебе, добрый человек, за прекрасное пробуждение. Кстати, может, эту синявку мне специально княгиня подослала, чтобы пробуждение было изысканно-приятным? Да нет, почти сразу отогнал я мысль, не верю, что Анна Николаевна может быть настолько мелочна и неизобретательна. Предположу, что она совсем по-другому продемонстрирует мне свое отношение, более изощренно. В том, что это точно случится, я даже не сомневался.