— Это мне было? — с показательным удивлением поинтересовался я, наблюдая, как взлетают брови княгини в гримасе сиятельного недовольства.
Развернуться и уйти? Это значит утереться и расписаться в статусе.
Попытаться как-то возразить? Все идущие на ум слова, кажущиеся правильными для меня старого, из уст подростка прозвучат глупо, и цели не достигну. Только смешным покажусь.
— Пошел. Вон. — Глаза княгини опасно сузились, когда она повторила сказанное, уже глядя мне прямо в глаза.
— Благодарю за урок. Я хорошо запомню ваше гостеприимство, — изобразив полупоклон, медленно проговорил я, разворачиваясь к выходу.
По общественному восприятию мне всего четырнадцать. В другом статусе и другом возрасте подобное поведение не прокатило бы, но сейчас — в цейтноте — вариант действий и ответа я, наверное, выбрал самый лучший.
Но несмотря на решение попытаться тихо уйти и сохранить лицо, сдерживаемая ярость окутала взор темными сполохами. Неожиданно появилось четкое представление — открыть дверь я сейчас могу даже не прикасаясь к ней. Причем так, что ее просто снесет с петель. И больших усилий мне стоило сдержаться от разрушений.
Медленно я повернул ручку, перешагнул через порог и уже на выходе обернулся.
— Честь имею, — произнес я всплывшую из глубин памяти фразу и еще раз поклонился княгине. Даже улыбнулся, хотя кривоватая гримаса больше напоминала звериный оскал.
Показательно аккуратно закрыв за собой дверь, пошагал прочь. Покинуть усадьбу Юсуповых-Штейнберг я собирался как можно скорее и в ближайшее время — минимум год, сюда не возвращаться.
ГЛАВА 9
Истерично суетиться и показательно убегать прочь из имения не стал. Мальчик, что ли? Четырнадцатилетний, хм…
Не спеша вернулся в выделенные Максимилиану Ивановичу покои, поинтересовался насчет завтрака. Пока накрывали стол, перекинулся с Мустафой парой ничего не значащих фраз. И только после трапезы, уже за кружкой чая, перешел к серьезному обсуждению:
— Господа. Прошу вас отыскать гостиницу или апартаменты в пределах города, желательно не очень далеко от гимназии. Согласуйте в ведомствах бюджет как можно скорее. Если оперативно это сделать не получится, оплату за первый месяц произведите из собственных средств, наверняка у вас есть предусмотренная статья на непредвиденные расходы. Переехать нам необходимо… максимум через три дня. Но желательно сегодня-завтра.
Фон Колер, пока я говорил, внимательно на меня смотрел. Его эмоций я, кстати, не ощущал. Хм, а ведь и у Мустафы эмоциональную ауру я также больше не чувствовал.
Да, оба моих спутника далеко не просты — я и так об этом догадывался, сейчас же еще больше утвердился во мнении.
— Позвольте поинтересоваться: в чем нужда подобного поиска? — сделав маленький глоток кофе, поинтересовался Максимилиан Иванович.
— Княгиня отказала мне в гостеприимстве. Можно, конечно, рассмотреть вариант с тем, что вы, Максимилиан Иванович, останетесь жить в имении, а я буду являться сюда на занятия. На ваше усмотрение.
Барон недовольно поморщился. Показательно. Как я заметил, владел он собой отменно — сохранить невозмутимость у него не получилось лишь в случае, когда вынужден был самостоятельно рассказать о своих шашнях со студенткой. Хотя, может, там не интрижка, а настоящая любовь и от этого столь серьезное смущение? Впрочем, мне это не важно.
Между тем фон Колер коротко переглянулся с Мустафой. И, невиданное дело, оба вперились в меня одинаково осуждающими взглядами.
— Алексей Петрович, — произнес барон.
— Олег, — одновременно сказал Мустафа.
Мои спутники вновь переглянулись, и сириец чуть отстранился, всем видом показывая, что говорить стоит фон Колеру.
— Алексей Петрович, вариант с убытием из имения Юсуповых-Штейнберг рассматривать мы не можем.
— Почему же? — спокойно поинтересовался я.
— Я надеюсь, вы не забыли причину столь сильного к вам интереса?
— Нет, не забыл. Но пока не думал об этом: мэа кульпа, — добавил я извинение ради приличия.
— Елисаветград — город небольшой. И найти здесь место с подобной материальной базой, тем более такое, где мы сможем без боязни огласки изучать и совершенствовать ваши способности, — нетривиальная задача.
«С материальной базой», «без боязни огласки». Внушает, конечно. Но менять решение покинуть усадьбу не собираюсь, поэтому двоим товарищам напротив меня придется напрячься. Только я набрал в грудь воздуха, подбирая нужные слова, как фон Колер заговорил, опережая:
— Алексей Петрович, давайте так. Вы нам сейчас детально расскажете, что произошло между княжной Анастасией и вами, а мы вместе подумаем и решим, как загладить вину перед княгиней.
Оу. Ну да, спутникам-наставникам я же ничего и не объяснял. И формируют картину произошедшего они из того, чему стали свидетелями.
— Вопрос отказа в гостеприимстве решен. С княжной Анастасией, — пресек я попытку возразить, — у нас не произошло ничего из того, что вы себе надумали. Моей вины перед княжной и княгиней нет, отказать нам в гостеприимстве — личное решение Анны Николаевны. Останемся здесь, в усадьбе, мы только в случае ее извинений, чего не предвидится.
— В случае извинений? — приподнял бровь фон Колер.
— Вы все правильно поняли, господин барон. Поэтому прошу сосредоточиться на необходимости нашего переезда в самое ближайшее время.
— Позвольте мне попробовать самому переговорить с Анной Николаевной? — внимательно посмотрел на меня профессор.
— Как я могу вам это запретить? — пожал я плечами. И почти сразу ответил на его молчаливый вопрос: — Еще раз. С княжной Анастасией нас связывает знакомство в несколько минут, а все увиденное — истолковано превратно.
Фон Колер, оставив на столе чашку с недопитым кофе, вышел.
— Да. Олега, дела… — протянул Мустафа.
— Ты в каком звании? — не принимая предложенный тон, поинтересовался я.
— Специальный агент, — посерьезнев, ответил Мустафа.
— Звание в смысле — капитан, майор, лейтенант?
— ФСБ — гражданская организация, у нас нет воинских званий. Обычная разрядная сетка.
— Как так? Демидов же ротмистр?
— Воинские звания сохраняют те, кто пришел из армии и флота — если не уволены со службы, конечно. Ротмистр может работать в ФСБ, но ротмистром ФСБ от этого он не становится.
— Ясно. Мустафа… Мустафа же?
— Ну а как? — усмехнулся сириец. — Это ты у нас тысячеликий Олег-Алексей-Артур, а я просто Мустафа.
— О’кей, — кивнул я, собираясь продолжать. Но осекся на полуслове.
«О’кей?» — вопросительно смотрел на меня собеседник.
Оба-на, вот это я накосорезил. Здесь не англоцентричный мир, и привычное мне «ОК» здесь — по крайней мере, на территории Конфедерации — не распространено повсеместно. Французский-немецкий-русский в приоритете по линии Лиссабон-Петербург-Токио, а английский в ходу в британских колониях.
Да, осторожнее надо быть, шпионы палятся на мелочах.
— Тренируюсь, по легенде, — беззаботно пожал я плечами, вспомнив об архивной истории посещения школ в Гонконге и британской Калифорнии.
— Ясно, — покладисто кивнул сириец.
Интересно, считывает Мустафа эмоции так же, как и я? Если да, то это очень плохо. Не критично, конечно, но пристальное внимание навязанного постоянного спутника — единственного, знающего предыдущего Олега, мне совершенно не нужно. В этом случае придется кооперироваться с фон Колером и сливать Мустафу, чтобы прислали другого фээсбэтмена. Но это на совсем крайний случай — с бароном слишком близко дружить желания большого нет.
— Мустафа, как мне получить личный терминал?
— Он перед тобой. Я теперь твой личный терминал.
Денщик же, да. Выполняющий личные поручения. Ординарец, стюард — можно по-разному назвать.
— Другие варианты есть? — посмотрел на свою левую руку.
— Подождать до шестнадцати лет. Но это неточно.
— Подробнее.
— При успехах или, наоборот, провалах в обучении срок получения личного терминала может быть увеличен.
— А если серьезно?
— Я вполне серьезно, рисковать не стоит.
— Рисковать?
— Тебе доступна Сеть со стационарных терминалов. Все, что требуется оперативно и нельзя доверить общественной Сети, помогу сделать и узнать я. Ученикам элитных учебных заведений Конфедерации запрещено иметь личные терминалы с прямым доступом в Сеть до момента окончания обучения. Я, конечно, могу организовать тебе левый терминал, но импланты нейрошунтов просто так не спрячешь, а рисковать практически неминуемым отчислением ради бесконтрольного входа с Сеть… стоит оно того?
Обдумав услышанное, я подумал, что смысл в отсутствии у обучающихся личных терминалов есть. По сути, это те же смартфоны, только с гораздо большим функционалом. Без них не отвлекаются от учебы, нет лишних соблазнов и самое главное — ненужной огласки. Как говорил на российском ток-шоу один популярный голливудский актер: «Я был очень туп в свои четырнадцать, но у меня не было ни фейсбука, ни твиттера, поэтому об этом мало кто знал».
Даже в моем мире многим деятелям, в том числе государственным, социальные сети испортили карьеру или подмочили репутацию — в том числе не только своей собственной деятельностью, но и активностью детей. Здесь же, в сословном мире, репутация имеет гораздо более серьезное значение, а за оскорбления часто приходится отвечать кровью. Да, дуэльный кодекс никто не отменял — он лишь совершенствовался с годами.
В общий доступ легальной Сети, продолжал я «вспоминать», лишняя информация об аристократах попасть практически не могла, тем более информация о несовершеннолетней молодежи. Изнутри это контролировалось нормами поведения — отсутствием активности в социальном пространстве Сети, а также присмотром родственников. Снаружи — законами. Обсуждение, а тем более вторжение в частную жизнь одаренных новой аристократии этого мира было под строжайшим запретом.
Закон «О защите от вторжения в частную жизнь» работал, и работал очень хорошо. Даже если «княжна Анастасия» в пьяном виде шла домой по главной городской улице, распевая в чаде кутежа и угара матерные частушки, все увиденное свидетелями вместе со свидетелями и остается. Максимум щупальца слухов расползутся на пару кварталов среди соседей, родственников и знакомых. Но и то — с оглядкой. Связываться с Девятым отделением Собственной Е. И. В. канцелярии, занимающимся контролем информации, дураков не было. А ведь кроме государственного ока были еще и юристы вы