в поединке.
Понемногу узнавая подробности темных искусств от фон Колера, я понял, почему именно в России достигли таких успехов в их освоении. Постоянный внутренний конфликт, сама парадигма «придумать себе неприятности, чтобы их преодолеть» идеально вписывались как база для освоения темной стороны магии…
— Можешь лучше, — повторил между тем Мустафа. — Но результат радует, завтра попробуем без ускорителей.
Скрывая облегчение, я кивнул. И, взглядом попросив разрешения, доковылял до скамейки и грузно опустился на нее, с удовлетворением вытянув ноги.
Последнюю неделю я плотно — даже активнее, чем американские летчики, бодрящиеся амфетамином, сидел на препаратах, ускоряющих метаболизм и восприятие мира. Плюс к этому, в дозе большей, чем американские гимнастки, принимал аналог, как понимаю, метилфинидада — препарата для контроля поведения и достижения концентрации.
Забыл сказать. Да, конечно же у меня был выбор. Целых три варианта.
Можно было просидеть несколько месяцев в четырех стенах, дожидаясь пятнадцатилетия. Избегая при этом эмоциональных всплесков и переживаний — не давая возможности вырваться на свободу одержимости. Вариант не подходил, потому что это остановка развития. Контроль одержимости — как спорт высших достижений. Если ты устал, в любой момент можешь сесть и отдохнуть. Но есть нюанс — в этом случае ты никогда больше не станешь первым.
Следующий вариант — плотно присесть на психоактивные препараты. Несколько месяцев на веществах, выжигающих эмоции и радость жизни, взамен — концентрация внимания и безопасность перед одержимостью. В возрасте, когда окончательно формируется базовая личность, смерти подобно. Вернее, нет, не так. Это путь в сон разума — есть очень большой шанс встретить первое совершеннолетие лишенным человеческих эмоций и эмпатии биороботом.
И последний вариант — загрузить организм на полную. Мустафа с фон Колером составили карту приема препаратов — жесткую, многократно более сильную, чем во втором варианте. Но гораздо короче: первый курс девятидневный, а вот дальше по состоянию и результатам.
Этот вариант предполагал дать мне костыль. Даже не костыль, а альпинистский ледоруб — вместе с предложением отправляться карабкаться по склону самому, а не добраться до вершины по канатной дороге.
Многоступенчатая система приема препаратов и тренировок, призванная помочь мне справляться с организмом в критических ситуациях, управляя концентрацией внимания и своим телом. Часто действуя при этом на запредельной, нечеловеческой скорости и вследствие чего — в условиях постоянного дефицита времени на принятие решений.
Тренировки в зале начинались с утра, после чего плавно перерастали в теоретические занятия с фон Колером. Начало занятий с бароном, кстати, не всегда означало, что Мустафа прекращал меня бить.
Последнюю неделю я был загружен двадцать часов в сутки — отупением изматывающей работы необходимо было заглушить активировавшиеся способности. И, похоже, это получилось — я только сейчас понял, что вышел из боевого транса сам, без помощи своего Планшета.
Минувшая неделя промелькнула ярким калейдоскопом: вроде недавно вышел из кабинета княгини, моргнул — и вот я уже здесь, сижу и пытаюсь понять, сломаны ли у меня ребра.
— Мустафа, — негромко позвал я, оглядываясь. Спарринг неожиданно закончился еще до того, как появился фон Колер, и я не мог не воспользоваться возможностью задать несколько вопросов.
Конечно, об этом можно было спрашивать и в присутствии барона, но я всегда старался минимизировать чужие знания о себе. Или хотя бы разделять их.
— Слушаю, — подошел ближе Планшет.
— Ускорители — это вообще законно?
— Это совсем незаконно, — открыто улыбнулся сириец, внимательно меня осматривая.
Понятно, почему незаконно. Смертельный для неподготовленного человека стимулятор, ускоряющий реакцию и увеличивающий выносливость. При этом позволяющий полностью контролировать эмоции, искусственно отправляя в состояние так называемого холодного разума и контроля времени, позволяя ненадолго становиться способным противостоять одаренным. При наличии хорошей экипировки конечно же.
— Вот меня и интересует, до какой именно степени незаконно, — уточнил я, удобнее устраиваясь на скамейке.
— Зависит от обстоятельств, — обозначил легкую улыбку Мустафа.
На некоторое время повисла пауза.
«Ну же», — взглядом попросил я у сирийца продолжение.
— Что позволено Юпитеру, не позволено быку. Аристократу за использование ускорителей не грозит даже общественное порицание, — заговорил Мустафа.
— А тебе? — задал я провокационный вопрос.
— Как специальному агенту мне ничего не грозит.
— Если ты не будешь специальным агентом? Гипотетически.
— Случайные люди распространением ускорителей не занимаются. А каждому герою, решившему рискнуть заиметь большие и легкие деньги, всегда находится применение.
— Применение?
— Этот вопрос — прерогатива господина барона. Он сам тебе все объяснит в ближайшее время. Если же говорить об ускорителях — я никому бы не советовал с ними связываться.
— Даже так… — протянул я, думая о «применении».
Всегда найдутся те, кто из-за желания выпить шампанского пойдет на риск. Ни в одной из стран первого мира не была отменена смертная казнь, но серьезность наказания за нарушения многих законов не останавливала тех, кто желал получать от жизни все и сразу. Поэтому кандидаты на «применение» были всегда, даже в благополучных странах. Это не говоря уже о втором и третьем мире, где человеческая жизнь ценилась гораздо меньше.
Факт того, что человеческая жизнь в этом мире, вернее — человеческая смерть, используется как инструмент, я уже знал: слишком много высвобождается в процессе энергии. И даже в ходе бесед с бароном понял — не было большим секретом для общества то, что Корпус Смерти — как называли в Конфедерации некромантов, всегда испытывает нужду в человеческом материале. И некромантия, кстати, не была запрещена ни в одной из стран первого мира.
За прошедшую неделю я жадно поглощал информацию, практически не задавая вопросов. Ведь очень часто тот, кто задает вопрос, рассказывает о себе непозволительно много — а занятия с фон Колером не давали мне повода к информационному голоду. Поэтому очень важный вопрос, почему в отличие от той же некромантии, демонология и дар проклятия запрещены в первом мире, и даже более того — караются смертной казнью, пока оставался без ответа.
Барон появился в этот раз не как обычно. Даже если не обращать внимания на то, что он значительно припозднился. Несмотря на то что внешне он сохранял невозмутимость и его эмоции по-прежнему были мне не доступны, я заметил — фон Колер сильно напряжен.
Обычно после его прихода занятия продолжались, но сегодня фон Колер жестом отозвал Мустафу в сторону, и они коротко обменялись парой фраз. За это время дежурный целитель Юсуповых-Штейнберг, опять же вопреки обыкновению, занялся мной еще до первичной лекции барона, которую я обычно слушал в любом состоянии.
Сириец же после короткого разговора с бароном кивнул мне и — удивительное дело — направился в раздевалку. Я, как только целитель закончил приводить меня в порядок, по жесту фон Колера двинулся следом. Через пару минут — приняв душ и переодевшись, вместе с бароном уже шагал по аллеям парка к одному из корпусов усадьбы.
Фон Колер молчал, я ничего не спрашивал. Зачем, если сейчас и так все узнаю. И, вероятно, узнаю немало интересного.
Насчет интересного не ошибся — понял, когда фон Колер открыл дверь, пропуская меня вперед. В комнате, похожей на зал для совещаний, за круглым столом расположился ротмистр Андрей Сергеевич Демидов. Специальный агент кивком поприветствовал меня и указал на стул. Фон Колер уселся на равном удалении от нас, так что просто трехсторонние переговоры получаются.
— Артур, наша встреча санкционирована его сиятельством графом Александром Александровичем, и Максимилиан Иванович присутствует здесь как гарант осведомленности Собственной Его Императорского Величества канцелярии, — без предисловий начал ротмистр.
Неплохо так начал.
— За последние восемь дней ты показал просто ошеломительный результат, прими мои поздравления, — неожиданно зашел с другой стороны Демидов.
«Да, вот такой я молодец», — кивком согласился я со специальным агентом. Ни следа эмоций от него. Или сознательно постоянно закрыт от других, или Мустафа доложил. Хотя и то и другое вероятно.
— Ты подтверждаешь свою уникальность, — продолжал между тем ротмистр. — Даже более того, удивляешь.
Ничего не говоря, я с интересом посмотрел на ротмистра.
— Нет оснований не верить Анне Николаевне и Максимилиану Ивановичу, поставивших нас в известность о том, что ты использовал поле подавления уровня доступного лишь одержимым, достигшим третьего золотого ранга.
«„Нет оснований не верить?“ Это он так пошутил сейчас?» — бросил я взгляд на фон Колера. Барон мой взгляд не заметил, что странно, потому что ротмистр сейчас…
— Артур, не удивляйся, я еще не закончил. — Демидов, в отличие от фон Колера, на мой взгляд отреагировал. — Дело в том, что за минувшие дни у тебя не произошло ни одной попытки срыва или самопроизвольной активации способностей. Такого просто не бывает. При неинициированном источнике для четырнадцатилетнего подростка это из разряда невозможного. Как и предположение о том, что слова Максимилиана Ивановича и Анны Николаевны не соответствуют действительности. Наша работа заключается в том, чтобы не отвергать возможность невозможного, поэтому нашу организацию так и не любят в… обществе, — все же позволил себе предназначенную барону шпильку Демидов. Вернее, предназначенную тому, кому фон Колер будет докладывать о содержании беседы.
— Теперь понимаешь, что мои слова про твою уникальность не были дежурным реверансом? — поинтересовался ротмистр.
«Невозможно для четырнадцатилетнего подростка». Ну конечно, все просто потому, что психика моя совсем не соответствует четырнадцати годам. Поэтому