— Миледи не будет против, если для понимания сути ответа я расскажу пошлый анекдот?
— Твоя леди будет только «за».
Ну, раз леди только «за», потом пусть не расстраивается. И я рассказал кратко предысторию о полицейском, обращающемся к господину в смокинге и цилиндре, мочащемуся с моста в Темзу. И только сделав паузу — по взгляду удостоверившись, что этого анекдота смуглянка не слышала, привел финальный диалог:
— Sir, you mustn’t do that! — I fucked you! — Sir, but the law… — I fucked your law! — Sir, but our queen… — I fucked your queen! — Oh, my Lord!
Сразу после последней фразы все рассеянное внимание партнерши обратилось на меня, а во взгляде уже читалось некоторое уважение. На русском диалог прозвучал бы примерно так: «Сэр, вы не должны этого делать! — Имел я тебя! — Сэр, но законы… — Имел я законы! — Сэр, но наша королева… — Имел я твою королеву!»
Самый сок этого чисто английского анекдота в том, что последующее восклицание «Oh, my Lord» в данном случае можно трактовать двояко — и как эмоциональное «О господи!» и как обращение «О мой король!».
— И какие же твои преимущества раскрывает этот занимательный рассказ?
— Его главным героем может быть только мужчина, — улыбнулся я.
Симона де Бовуар свой «Второй пол» здесь точно не написала — видимо, в обществе, сохранившем и преумножившем традиционное преклонение мужчин перед женщинами, в феминизме не было нужды. Так что не готовая к столь коварному удару смуглянка даже с ритма сбилась, едва не наступив мне на ногу.
— Преклоняюсь перед твоей смелостью. Не могу только понять, отвага это или слабоумие.
— Несколько лет — небольшой срок. Поживем — увидим, — легко ответил я, подмигнув.
Музыка венского вальса понемногу стихала. Отпустив черноволосую красавицу из танцевальных объятий, я галантно поцеловал ей руку — сейчас особенно четко ощущая множество направленных на меня взглядов.
— Oh, my Lord! — с придыханием, явно дурачась, воскликнула смуглянка и тут же исполнила глубокий реверанс.
Я при этом кожей ощутил, как беззвучно ахнула толпа. Вот она, та самая закладка. «В нашем деле совпадений не бывает». Думаю, для того чтобы я оказался в зеленом коридоре аэропорта в то самое время, когда там проходила голубоглазая красавица с волосами цвета воронова крыла, у которой в телохранителях ходит непальский гуркх, работали десятки, если не сотни человек из секретных служб российского государства.
Дальнейший бал запомнился только ощущением витрины. Я был словно зверь в зоопарке, которого осматривали, приценивались и обсуждали. После бала нас с Зоряной на уже знакомом лимузине отвезли в отель. «Гранд Будапешт», лучший в городе.
Отвезли не из-за того, что хотели подарить комфорт люкс-класса, а потому что в заведении подобного уровня, как и в окрестностях, полностью отсутствовали камеры, обеспечивая гостям частную жизнь.
Когда восторги Зоряны при осмотре номера утихли, она собралась было в ванную, освобождаться от боевой, то есть бальной, раскраски. Но я жестом остановил девушку и подошел к проигрывателю.
Шостакович свой Второй вальс, известный во всем мире как Русский, в этом мире, к моей радости, написал. Когда зазвучала чарующая с первых нот музыка, Зорина застыла, не в силах поверить в происходящее.
— Зоря, все очень просто, — подошел я, заключая девушку в объятия. — В вальсе партнер и партнерша выполняют одинаковую последовательность движений, с разницей в один такт…
До пятнадцати лет — в своем мире, я занимался бальными танцами. Вообще любой мальчик в мире бальных танцев — предмет повышенного внимания: гендерный перекос значителен, поэтому к женскому интересу я привык значительно раньше сверстников. Результатов достиг, не без этого. В танцах конечно же: успешно ездил на соревнования по всему миру, на радость и себе, и родителям, обеспечившим мне подобную возможность.
Закончилась бальная сказка темным промозглым вечером, когда я очень смачно отхватил от гопников в колодцах петроградских дворов, по которым возвращался к метро, после того как проводил домой девушку с романтической прогулки. Причем меня не только избили, но и хорошо покуражились. Шок от произошедшего, а еще больше от собственного бессилия что-либо изменить в тот вечер был настолько велик, что танцы я забросил на много лет, а через три дня, когда смог нормально вставать с кровати, полез в интернет искать ближайшее место, где меня научат качественно бить других людей.
Зоряна, кстати, оказалась на диво способной ученицей — уже через четверть часа мы кружились с ней по гостиной, и я смотрел в блестящие от возбуждения и радости глаза.
Нельзя, наверное, так поступать — слишком больно ей будет возвращаться обратно в свой мир. Но сейчас я имел возможность подарить ей хотя бы несколько минут счастья и просто не мог этого не сделать.
В какой-то момент пространство вокруг вдруг растянулось, сливаясь взвесью смешанных красок, и я почувствовал, что падаю. В последние несколько секунд перед тем как заснуть, понял — газ или что-то другое, усыпившее меня как общий наркоз от анестезиолога.
— Открыли глаза, мальчишки и девчонки! — через мгновение вечности раздался громкий пронзительный крик, и меня вдруг хлестко ударило что-то по руке, прямо по костяшкам пальцев. Очень неприятно и больно, будто бильярдным кием приложили.
— Открываем глазки, протираем глазки, — продолжала кричать мерзкая тварь визгливым женским голосом. — Вставай, вставай, вставай, штанишки надевай…
Ненавижу, когда будят столь бесцеремонно. В последний раз такое со мной проделывали без риска для жизни лишь мои командиры или суточный наряд дурным криком: «Рота, подъем!»
С трудом подняв тяжелые веки, первое, что увидел, — широкий металлический браслет на левом запястье. Он него тянулась тонкая длинная цепь, собранная в кучку на столе. Другой конец цепи крепился к такому же браслету — на тонком запястье маленькой изящной руки, и, увидев алый маникюр даже сквозь муть остатков беспамятства, сразу понял, кто со мной рядом.
Я безвольно развалился на стуле, в тяжелом медикаментозном сне уронив лицо в обычную школьную парту. Подняв голову, смаргивая пелену перед взором, осмотрелся — ощущая удивление и даже шоковое состояние многих окружающих.
Всего участников должно было быть пятнадцать. Неожиданный сюрприз — в классе находилось пятнадцать скованных пар. Да, вечер (или утро уже) перестает быть томным, а грядущее мероприятие обещает стать гораздо более интересным, чем было туманно заявлено в начале.
ГЛАВА 17
Осматриваясь по сторонам, постепенно приходя в себя, начал ощущать непривычную тяжесть на плечах и спине. Словно плотный неопреновый жилет под рубашкой. Движений, правда, не стесняло, но непривычно.
Вместе с вернувшимися ощущениями тела исчез мутноватый туман перед глазами, я и осмотрелся снова, уже ясным взглядом. Большое светлое помещение школьного класса, три ряда парт. Мое место оказалось в самом дальнем углу класса, у стены. Вроде плюс — и осмотреться могу, и орущая мерзость, продолжавшая будить всех, уже далеко.
За партами пятнадцать пар в одинаковой школьной форме. Да, нас переодели: все парни — в темно-синих пиджаках, белых рубашках и светлых, песочного цвета штанах. Идентификация по оттенку галстука и волосам, в этом все по-прежнему. Девушкам сменили вечерние платья на белые блузки и темно-синие юбки. У всех также крашеные локоны самых разных расцветок — синие, зеленые, желтые, бирюзовые, белые — вся гамма. Поодаль, правда, сидели две пары с черными волосами. Одна из девушек — знакомая смуглянка, рядом с которой невозмутимый непальский горец. Багровые локоны в водопаде волос черноволосой красавицы терялись; в этом организаторы явно непродуманно поступили — все остальные участники гораздо лучше отличались друг от друга.
Хотя какая разница, здесь ведь все равно все против всех?
Почувствовав мой взгляд, смуглянка обернулась. И почти сразу — удивив до крайности, подмигнула, а после сверкнула веселыми глазами и подарила ослепительную улыбку. Уделив мне всего несколько мгновений, почти сразу девушка опять обернулась к доске, где стояла разбудившая нас визгливая мразь.
Это была высокая женщина в простых очках, длинном пиджаке и обтягивающей короткой черной юбке. Даже слишком, как мне кажется, обтягивающей. Простая прическа — туго стянутые назад в хвост волосы, на ногах белоснежные кроссовки с розовыми котиками. В руке учительница держала длинный кавалерийский стек, равномерно похлопывая им по передней парте.
Участницы, между тем одна за другой приходя в себя, начинали волноваться. Слышались сдержанные восклицания, сдавленные стоны и даже редкие рыдания, когда эскортницы понимали, в роли кого здесь оказались. Зоряна, очнувшись, рывком подняла голову и собралась было встать, но я перехватил ее запястье, заставив остаться на месте. При касании наших рук стукнули браслеты оков, заставив вздрогнуть — взгляд замолчавшей учительницы остановился на нас.
Небольшой наклон головы, брезгливая гримаса, и она отвела глаза. Пронесло.
Волноваться от ее пристального внимания были причины: у нашей «учительницы» сразу два весомых аргумента убеждения. Два вооруженных корпората по сторонам от доски. Оба в легкой броне, стандартной для ЧВК, работающих в Африке и «песочнице» — странах Персидского залива. В руках бойцы держали направленные на нас АК-68.
— Здравствуйте ребята, — поприветствовала всех учительница. — Меня зовут Клаудия, и я рада видеть всех вас сегодня на нашем открытом уроке выживания. Давайте поприветствуем друг друга!
«Или она хорошая актриса, или действительно у нее кукушка немного не в гнезде», — оценивающе посмотрел я на визгливую мразь, после проведенной бесцеремонной побудки переобувшуюся в благожелательную «учительницу». Сейчас она, глядя из-под очков, с показным расстройством осматривала собравшихся.
— Знаете, ребята, сколько у меня было классов, но такой недружный — в первый раз, — покачала Клаудия головой. — Что, никто не хочет