Раздраженно махнув рукой, уже не скрывая злости обуревающих эмоций, мужчина активировал голоэкран. Но его жест заставил Саманту вздрогнуть — за последние лет пять она никогда не видела брата столь открыто выражающим свои чувства.
— Смотри, — показал ей на экран собеседник.
Запись и последующее воспроизведение ивентов смертельных матчей было строжайше запрещено уставом «Хантер-клуба». Но принц из британской королевской семьи, второй в очереди наследования трона — не тот человек, для которого существуют запреты и уставы.
Саманта, еще раз бросив взгляд на кузена, всмотрелась в экран. Не отрывая взгляда, она дисциплинированно смотрела почти целую минуту на то, как в помещении класса Артур Волков и Зоряна Смит ожидали своей очереди на выход. И когда второй корпорат вылетел в окно, а Клаудия получила пистолетом в голову, даже улыбнулась. И чуть нахмурилась, после того как Волков выпустил в голову ведущей две пули.
— Наконец кто-то пришиб эту тварь, — когда изображение остановилось, пожала плечами Саманта, обращаясь к брату. — Надеюсь, что по этому поводу шайка престарелых поганцев…
— Саманта!
— …надеюсь, никто сильно не расстроился? Нет? Вот и отлично.
— Ты ничего не поняла? — холодным голосом поинтересовался мужчина.
— Резкий мальчишка, мне он понравился, и…
— Смотри, — вновь прервал собеседницу британец и перемотал видео до того момента, где Клаудия убирала пистолет корпората, не застегнув кобуру. — Это что такое?
— Излишняя самоуверенность, — фыркнула Саманта.
— Вот именно, — согласно кивнул принц. — Вот именно, — еще раз внятно повторил он.
— Послушай: то, что одна сумасшедшая дура наконец-то пораскинула мозгами по своей глупости, не повод к тому… чтобы…
Саманта замолчала на полуслове, глядя на экран с новым изображением. Увеличенным, где припертый ею к стене Волков держал руку в кармане пиджака. Сам пиджак — окровавленный, с оторванными рукавами, мгновением позже появился на столе. Британец показал девушке взглядом на карман и, медленно развернув ткань, достал оттуда плоский клинок.
— Ты даже не заметила, как он ускорился и взял нож! — закричал мужчина, громко ударив рукой по столу. — Захоти мальчишка — и оставил бы тебя там нашинкованную, как говядина в венгерском гуляше. — Британец нарочно не сглаживал ситуацию.
— Он… я не…
— Ему четырнадцать лет, и у него неинициированный источник, ты хотела сказать? Но он, находясь в статике, вошел в скольжение, а ты этого даже не заметила! А если бы… если бы он был под контролем одного из высших одержимых? Ты умерла бы навсегда, насовсем, сестренка! Пуф, и все — тебя нет, и никакой слепок души не помог бы! Как ты там недавно сказала — одна сумасшедшая дура по своей глупости пораскинула мозгами?
Бронзовая кожа Саманты посерела — девушка, к удовлетворению брата, наконец осознала, что именно в действительности могло произойти совсем недавно. Дрожащей рукой взяв нож, она даже в смятении поднялась с места.
— Мне кажется, недавняя свадьба Эдварда удалась. В особенности фата невесты со смыслом получилась… А ты как думаешь, сестренка? — прежним, абсолютно спокойным голосом без тени лишних эмоций поинтересовался собеседник.
Девушка не ответила. Поджав губы, она сильнее сжала в руке клинок.
— Что ты сказала ему перед тем, как мальчишка сдался?
— О том, что я ему сказала, в ближайшие лет десять, а может быть, даже двадцать или тридцать, будут знать только двое. Он и я, — ровным голосом ответила Саманта.
Британец только усмехнулся. Девушка, не прощаясь, развернулась на каблуках и собралась было снять пелену полога.
— Сэмми, — окликнул ее кузен.
Его единственная по-настоящему любимая сестра, Элизабет Саманта Мари-София, герцогиня Родезийская, самый настоящий анфан терибль — несносный ребенок — британской королевской семьи; или, как ее называли в последние годы — Черная принцесса, застыла на несколько секунд, словно раздумывая, оборачиваться или нет.
— Спасибо, что выполнила мою просьбу, — произнес мужчина ей в спину.
Девушка даже не обернулась. Сняв пелену полога, она порывисто зашагала к двери. Мужчина даже взглядом ее не проводил — знал, что против решения семьи, а тем более против него Саманта не пойдет.
Соответствуя собственной репутации, выходя из кабинета и двигаясь навстречу грядущему добровольному заточению в шотландских горах, Саманта позволила себе с чувством хлопнуть дверью. Так, что вздрогнули стены отеля и опасно для окружающих напрягся весь полуэскадрон охраняющих принца гвардейцев.
С чувством закрытая Самантой дверь едва не вылетела из коробки, приоткрывшись от инерции удара. Один из гвардейцев заглянул в кабинет и, увидев, как принц успокаивающе махнул рукой, аккуратно прикрыл створку.
Сам оставшийся за столом мужчина на грохот даже не обратил внимания — его мысли уже практически всецело занимала истинная цель визита в этот забытый богом протекторат. От таких приглашений, которое он получил еще полгода назад, не отказываются. И сейчас принц думал о том, каким образом будет обеспечивать свое инкогнито в предстоящей встрече русский цесаревич.
«И что такое она все же сказала мальчишке?» — в последний раз подумал британец перед тем, как забыл об этом. Одно сложное дело, во время которого неожиданно удалось еще и привести в чувство Саманту, сделано, пора было переходить к следующему.
ГЛАВА 20
Полностью черные глаза, без радужки и белка. Блестящие, словно глянец камня, — взгляд, от которого душа уходит в пятки. Глаза совсем рядом, горячее дыхание на лице, прижавшееся гибкое тело. И слова… слова…
Что она мне сказала?
Попытка вспомнить вызвала почти физическую боль. Прорываться сквозь пелену беспамятства было невероятно тяжело. Взор застилала размытая муть — я все никак не мог сконцентрировать взгляд и понять, где нахожусь. Попытался приподняться, но от легкого движения по телу прострелило болью, навалилась тяжесть мышечной усталости.
Господи, как мне это все дорого-то, а?! Когда я смогу нормально выспаться без пробуждений с того света, непрошеных высокородных пьяных гостей, необходимости едва пробудившись вставать и бежать куда-то, чтобы убить или постараться не быть убитым? Гоняют меня, как мальчика, по углам все кому не лень!
«Да-да, уже не мальчик, тебе ведь почти пятнадцать», — подсказал внутренний голос.
С ответом я не церемонился — прямо, коротко и экспрессивно сказав, куда стоит ему идти.
— Что? — появилась передо мною темная тень, заслоняя светлую муть.
«Я это вслух сказал?»
После вопроса с той стороны окружающего мира и вспышки удивления я немного пришел в себя. Сморгнув несколько раз, попытался сесть. Мне почти сразу помогли, аккуратно подхватив за плечи и приподнимая.
— Видишь меня? — поинтересовался ровный голос. Наконец-то сфокусировав взгляд, я увидел уже знакомые зеленые армейские импланты. Интересно, спецы-конфедераты второй раз прибыли в протекторат или после первого моего освобождения здесь и дожидались?
Звук распахнутой двери, буханье шагов, поскрипывание амуниции.
— Вашбродь, карета в пути, подлетное время пять минут, — произнес кто-то сбоку.
— Вернулся? — поинтересовался офицер, глядя мне в глаза.
Не отвечая, я осмотрелся. Лежу, вернее — уже сижу, на кушетке в светлом помещении, похожем на больничную палату. На тюремную больничную палату. В стенах художественные дырки от пуль, на полу инсталляция из двух тел в доспехах. Присмотрелся — современная легкая броня, используемая в большинстве наемниками ЧВК Европейского союза. Еще чьи-то ноги в такой же броне видны на полу коридора через распахнутую дверь.
Напротив — офицер конфедератов, держит снятый шлем в руке, внимательно на меня смотрит. Поодаль еще один боец, совсем рядом второй — только вошедший, сообщивший про карету. Все в легкой броне красно-черной расцветки, стандартной для британской колониальной армии. Похоже, парни-конфедераты тоже в троллинг умеют.
— Вроде очнулся, — прислушиваясь к своему голосу, ответил я офицеру.
Тот протянул руки, приобнимая меня за плечи, и вдруг резко дернул. Мой истошный крик заметался среди звуконепроницаемых стен. Когда воздух закончился, я только захлопал открытым ртом — не в силах вдохнуть от непереносимой боли.
Офицер потеснился, а рядом оказался стоящий до этого поодаль боец. На левой стороне его груди я заметил небольшую эмблему — пронзивший череп кинжал, обвитый змеей, голова которой вылезала из глазницы. Эмблема означала, что передо мной полевой фельдшер — и в паузах между убийствами людей он может кому-нибудь наклеить пластырь на ранку или дать таблетку аспирина.
— Терпи, казак, атаманом станешь, — вполголоса подбодрил меня оттесненный в сторону медиком офицер-конфедерат.
Несколько секунд, пара резких движений — и боль ушла: фельдшер очень быстро вколол мне анестетик, а открывшиеся раны в шее и под лопатками залил голубым раствором тут же спаявшего края биогеля. Офицер, единственный без шлема здесь, пристально наблюдал за мной. В руках конфедерат держал рывком снятый с меня жилет «Холодного сердца» со свисающими окровавленными шлангами, которые еще совсем недавно были вживлены в мое тело.
«Интересно, а нельзя было сначала обезболить, а потом выдирать „подснежник“ с мясом?» — с раздражением подумал я.
— Зато в себя быстро пришел, — вновь произнес офицер, обращаясь ко мне. Мысли он точно не читал, просто вопрос в моем взгляде был ясен.
Но не поспоришь — в себя пришел действительно очень быстро.
Передо мною лег уже знакомый функциональный костюм, похожий на футуристическую повседневную одежду, которую я видел в компьютерных играх. Пока одевался, до конца пришел в себя, уже осознавая окружающую действительность довольно четко и без тяжелой мути, мешающей мыслить.
«Мы с тобой одной крови. Ты и я», — зазвучали словно вживую слова Саманты, которые она произнесла, глядя на меня самым настоящим демоническим взглядом.