Весь окружающий антураж по уровню на порядок превосходил виденный Зоряной в Республиканском дворце бал. Второй раз в жизни за столь краткий промежуток времени девушка оказалась в иной реальности, которая из протектората была ей недоступна так же, как другие измерения миров. И чтобы заглянуть за изнанку своего ареала обитания, девушке ведь пришлось заплатить жизнью.
Наверняка у Зоряны сейчас были сотни вопросов, но я хранил молчание. Она, молодец, дисциплинированно ничего не спрашивала — поговорить с ней я собирался позже. Без лишних ушей.
Распахнулась стеклянная дверь, и внутрь зашла распоряжающаяся на яхте ее светлость. Она уже сменила бикини и парео на другой костюм. Который, надо сказать, впечатлял не менее, чем купальник. Функциональное облачение сродни моему футуристическому комбинезону, только при всей современности напоминало смесь жокейского наряда и мужских камзолов восемнадцатого века — черные сапоги с высокими голенищами, белоснежные обтягивающие штаны, темно-зеленый китель с воротником-стойкой и золотым шитьем. Роскошные волосы забраны в хвост, выражение лица сосредоточенное и деловое. Едва «ее сиятельство» присело к нам за стол, перед ней сразу появился бокал с напитком. Поставивший его предупредительный стюард исчез моментально, как не было.
Некоторое время посидели в молчании, во время которого «ее светлость» внимательно меня разглядывала. В один из моментов я почувствовал на коже головы словно щупальца, даже, наверное, аккуратные мягкие лапки. Правда, стоило лишь вопросительно глянуть на сидящую напротив женщину, как она даже в извиняющемся жесте пожала плечами.
— Вот ты, значит, каков, Алексей Петрович… — протянула наконец целительница.
— Ваша светлость, прошу простить, но… с кем имею честь?
— Наедине можешь называть меня… Еленой Владимировной. По-родственному, — улыбнулась женщина. Родственного, кстати, в улыбке ничего не было — деловая приветливость, не более.
Мне не то чтобы не понравилась ее улыбка… Просто пришло осознание, что, не меняя выражения, она может как помочь мне возвыситься, так и подтолкнуть к пропасти. Даже, наверное, закинуть туда. Обернувшись, я взглянул на Зоряну, но девушка догадалась и до этого — она уже поднималась.
Когда в помещении мы остались наедине — три стюарда (откуда только взялись) также покинули помещение, «ее светлость» снова улыбнулась.
— Ты мне нравишься, — чуть приподняла бокал целительница.
— Вы мне тоже, — отсалютовал я своим безалкогольным напитком в ответ. Слово «пока» благоразумно не добавил.
Ее светлость хмыкнула и быстро проговорила что-то по-французски. Я уловил только интонацию смысла — мол, молодой да ранний, но палец в рот уже не клади.
— Это может быть ошибочным впечатлением, — пожал я плечами. — Я сейчас как…
Хотел сказать, «как крот на свету», но споткнулся. Слово неблагозвучное, да и сама вырисовывающаяся картинка потерянного крота несуразна. Себя уважать надо… Летучая мышь? Хм, как-то тоже не очень. Но паузу долго не держал, нашелся быстро:
— …как ночной обитатель, которого из глубокой тьмы вытащили на яркий свет солнечного дня. Мне сейчас несколько сложно ориентироваться, и в связи с этим я могу произвести неверное первое впечатление.
— Из тьмы на свет, — вновь повторила свою первую улыбку целительница. — У тебя есть чувство слова. Ценю.
— Елена Владимировна, пользуясь случаем. По-родственному, — осторожно произнес я.
— Да-а… — с нескрываемым интересом протянула ее светлость.
— Все произошедшее, захват яхты связано с тем, что штабс-капитан Измайлов выполнял задачу по моей эвакуации. И именно из-за моих действий, вернее — только из-за моих действий, его отряд оказался в сложной ситуации, из которой капитан смог блестящим образом найти выход. Прошу…
Я хотел было попросить о том, чтобы весь негатив от действий Измайлова перенаправить на меня как на основного виновника событий, но был прерван прыснувшей, а после и вовсе звонко рассмеявшейся целительницей.
— Не обращай внимания… — безуспешно сдерживая веселье, покачала головой собеседница. Но все же добавила через несколько мгновений: — Вот представь, я вернусь в Петербург, и меня… да хоть у графини Клейнмихель на приеме спросят с участием: «Ах, Элен, душенька, мы уже слышали эту дикую ужасную историю! Как это произошло?»
Елена, называвшая свое имя как Helen, на французский манер, снова не выдержала и засмеялась. Но все же смогла взять себя в руки.
— …меня спросят, а я отвечу со всей серьезностью: «Как это произошло?.. Блес-стяще!»
После слов ее светлости я сам, несмотря на напряжение момента, не смог сдержать улыбку. Целительница отпила из бокала, справляясь с накатившей смешинкой, и чуть погодя посмотрела на меня уже серьезным взглядом.
— Тебе четырнадцать?
— Да.
— Выпускной класс, в этом году инициация?
— Да.
— Аннет уже сосватала тебе свою Настеньку?
«Чего-чего, простите?..» — примерно так, не справившись с эмоциями, мимикой и взглядом спросил я. Причем, несмотря на свое крайнее удивление, успел заметить в голосе целительницы явно пренебрежительное отношение к «Настеньке».
— Еще нет? — удивилась собеседница. И на несколько секунд задумалась, явно уйдя в себя.
— Раз уж ты так просишь за этого… господина Измайлова, столь бесцеремонным образом нарушившего мой покой, можешь ему помочь. Выполнишь одну мою просьбу… по-родственному.
Отвечать я не стал, просто коротко склонил голову, подтверждая, что готов выслушать «просьбу».
— В феврале в Петербурге состоится бал дебютанток. Составишь пару Ольге, моей младшенькой. Да, имей в виду — когда ты предложишь Ольге роль кавалера, мне это демонстративно не понравится, и сей моветон послужит поводом для нешуточного скандала.
С каждым словом «родственницы» я все явственнее чувствовал опутавшие себя нити чужих интересов. Словно холодные плети связывали меня по рукам и ногам, при этом я абсолютно четко понимал — в ближайшее время я просто не смогу не только порвать спеленавшую паутину, но даже и сколь-нибудь отклониться от направления, в котором меня тянут. Причем тянут совсем разные люди и в разных направлениях. Как бы не порвали при этом внатряпки.
В то же время после слов целительницы меня отпустила хватка чудовищного напряжения — ее светлость так спокойно рассуждает обо мне и февральском балу, что маячившая все это время на горизонте виселица начинает понемногу подергиваться дымкой, исчезая.
— Как только представится возможность, сразу дерзну предложить мадемуазель Ольге свою кандидатуру как кавалера на бал дебютанток… — снова кивнул я.
Целительница хотела что-то ответить, но я договорил:
— …если доживу, — обозначив все же свое беспокойство.
Ее светлость взметнула брови и после еще раз продемонстрировала нормальную, живую улыбку.
— Всенепременно доживешь, я в этом уверена, — ответила чуть погодя женщина.
У меня было еще много вопросов — как, например, найти младшую дочь целительницы, но, видимо, она решила, что я справлюсь и без ее подсказок.
— Я уже позвонила Катерине, нажаловалась на этого несносного капитана. Пойду исправлять, пока государь не приказал его расстрелять, — поднимаясь из-за стола, женщина в третий раз улыбнулась настоящей — живой, а не деловой улыбкой.
До меня не сразу дошло, что «позвонила Катерине» означает «позвонила императрице». Хм, ну да, мы вообще сегодня со всех сторон удачно приземлились — что в посольстве Ганзы на британской машине, что в аэропорту к аравийцам, что здесь с этой яхтой.
Ее светлость между тем, едва отойдя от стола, обернулась.
— Я видела, как ты танцуешь. Неплохо, но… это не уровень для Ольги. Ты способный мальчик, но, надеюсь, не будешь против, если я пришлю тебе учителя танцев?
«Категорически против», — мысленно ответил я. И так под боком фон Колер, Мустафа и принужденная домовладелица Анна свет Николаевна. Добавить к этому еще и «учителя танцев» от дамы, которая может позвонить напрямую императрице с претензией на действия офицеров императорской армии? Спасибо, но нет.
Вот только… как бы я ни был категорически против, отказаться мне никак нельзя. При этом соглашаться тоже нельзя. Загвоздка не в тесноте работающего в чужих интересах моего окружения, а в плане сохранения самостоятельности. И сейчас надо отказаться, согласившись. Только как это сделать?
— Учитель прибудет в конце декабря и останется только на новогодние каникулы, — неожиданно уступила мне ее светлость, прерывая повисшую паузу.
Не просто неожиданно уступила, а очень неожиданно. Решила не начинать «родственное» общение, сразу попытавшись грубо меня нагнуть?
— Уроки танцев, данные настоящим профессионалом, мне точно не помешают, поэтому буду весьма признателен, ваша светлость, — даже поднялся я из-за стола, поблагодарив целительницу.
— Настоящим профессионалом, значит… — задумчиво протянула собеседница, очень внимательно меня осматривая. — Предупреди Аннет, чтобы не стало для нее сюрпризом, — явно одернув себя мысленно, вдруг улыбнулась собеседница. — До встречи, Алексей Петрович.
— До свидания, Елена Владимировна, — по-родственному попрощался я.
С вернувшейся вскоре Зоряной все оставшееся время — до того, как яхта пришвартовалась в Тартусе, так и просидели за столом в молчании. После замелькала уже привычная мне карусель перелетов и пересадок, круговорот сопровождающих лиц — и вновь чистые улочки Царицына и уже знакомая вокзальная площадь.
Сопровождающие нас покинули, наделив суммой на карманные расходы и указанием встретиться в зале ожидания с Маратом Садыковым. Судя по всему, тот самый Садыков, что был ответственен за эвакуацию датчанина Гекдениза, который уже стал Денисом.
Несмотря на разговор с целительницей и ее далеко идущие планы, я по-прежнему нервничал. Периодически даже вздрагивал от резких звуков, находясь в сильнейшем напряжении. Ежесекундно я ожидал нарушения алгоритма доставки, и, наверное, даже темного подвала. Ведь все то, ч