Профессор, как обычно, ударился в пространные рассуждения. Он, похоже, тоже энергетический вампир. Только в отличие от меня вытаскивает из людей эмоции своей дотошностью и даже нудностью. А может, кстати, моя вредность — также признак предрасположенности к темным искусствам и тому, что я легко осваиваю способности даже без инициации?
— …поэтому я предлагаю незамедлительно поговорить с Анной Николаевной.
От того, как барон безапелляционно произнес последнюю фразу, меня бросило в холод — вместе с еще одной догадкой.
— Максимилиан Иванович, — ровным и спокойным голосом поинтересовался я, — скажите, а если я откажусь от разговора с Анной Николаевной и последующего риска, если…
— Когда, — поправил меня фон Колер.
— …когда она согласится. И если я откажусь, вы ведь не доставите меня в академию, верно?
— Алексей Петрович, за сто лет еще ни один одержимый не умер своей смертью, и, по всем прикидкам, наш дар позволяет жить столько, что впору говорить о грядущем техническом бессмертии. И вы можете считать общество одержимых закрытой кастой, к которой принадлежите по праву рождения. Если… если вы не согласитесь просить помощи у Анны Николаевны, я буду вынужден вас убить, здесь и сейчас. Несчастный случай; пытался вам помочь и не справился. Так бывает — люди часто умирают весьма неожиданно.
— Предельно честно, — покивал я, поджав в задумчивости губы.
— На том стоим, — в ответ пожал плечами барон.
После этой фразы разговор закончился. Я сидел и неспешно размышлял о жизни, наслаждаясь тишиной и покоем, фон Колер будто бы чего-то ждал. Как оказалось по прошествии четверти часа, ждал он Анну Николаевну. Не знаю, каким образом барон с ней связался — может, пока я душ принимал, но княгиня зашла без стука. Замок, кстати, ей совсем не помешал — видимо, в ее имении нет ничего такого, что может противиться воле хозяйки.
Зайдя в комнату, княгиня внимательно осмотрелась и, не здороваясь, присела за стол.
— Анна Николаевна, сложившаяся ситуация требует от нас…
Княгиня, видимо, знала только, что барон позвал ее по важному делу. Потому что начал он издалека, объясняя в своей манере долго и нудно.
— Максимилиан Иванович, — невежливо прервал я его на полуслове. — Анна Николаевна, — обернулся уже к княгине.
Анна Николаевна сохранила бесстрастное выражение лица. Но я прекрасно почувствовал, что она удовлетворена тем, как я бесцеремонно помешал фон Колеру углубиться в дебри рассуждений.
— Максимилиан Иванович, — обернулся я уже к профессору, — я благодарю вас за честность и прошу дать нам с Анной Николаевной возможность поговорить наедине. Мне необходимо обсудить с ней дела рода.
Княгиня хмыкнула, и на ее лице появилась полуулыбка. Барон в этот момент даже побледнел от вспышки ярости, которую он, впрочем, все же сумел сдержать в себе. Я напряженно наблюдал за ним — потому что, не скрою, опасался, что профессор попробует прикончить нас обоих здесь и сейчас. Вероятность мала, конечно, но все же, все же.
— Алексей Петрович. Анна Николаевна, — поднялся было фон Колер.
— Нет-нет, Максимилиан Иванович, не утруждайтесь. Это ведь ваши покои, а мы с Анной Николаевной, думаю, пройдем к ней в кабинет. Анна Николаевна?
Черт, я как обычно забыл, сколько мне лет… И если в прошлой жизни такая подача выглядела бы естественно, то от подростка, столь наглым образом помыкавшего своим мастером-наставником, да еще и указывающего княгине, что ей стоит сейчас делать, выглядело все это… неожиданно.
К счастью, стерпели оба. Фон Колер еще сильнее побледнел от сдерживаемой ярости, а Анна Николаевна еще отчетливее продемонстрировала улыбку. В этот раз явно специально для барона. Чувствую, все очень непросто в их отношениях. И, возможно, столь откровенная неприязнь появилась тогда, когда фон Колер уговорил или даже заставил княгиню извиниться передо мной, а может быть, и раньше.
Вместе с княгиней мы вышли из покоев барона и в молчании пошагали в ее рабочий кабинет. Хотя… свернули совсем не в ту сторону, куда я до этого ходил пару раз. Куда направлялись, я понял, когда пришли, — мы оказались в кабинете действительно рабочем, а не показательно-выставочном, в котором княгиня принимала нас с Анастасией.
— Здесь… — выразительно посмотрел я по сторонам.
— Здесь все сделано так, что происходящее в этих стенах недоступно для чужих ушей, — холодно произнесла Анна Николаевна.
— Даже если Максимилиан Иванович силой всей организации, в которой… состоит на императорской службе, захочет узнать, что здесь происходило? — все же поинтересовался я.
— Даже если этого захочет сам государь-император, — кивнула княгиня. — Я слушаю.
Возможно, так жестоко оставлять за бортом фон Колера не следовало, понял вдруг я. Потому что Анна Николаевна смотрела на меня без особой приязни, скорее даже наоборот. Это абсолютно чужой и не питающий ко мне никаких положительных чувств человек. Барон хотя бы… «Хотя бы что?» — переспросил сам себя и не нашел никаких положительных черт в позиции барона. Он заинтересован во мне как в объекте, плюс цеховая солидарность. Княгиня также заинтересована во мне, плюс «родственная» солидарность.
— Анна Николаевна, вам знакома некая Елена Владимировна?
Начал разговор совсем не так, как планировал, потому что холодный душ безучастного взгляда княгини меня освежил в достаточной мере. Я снова среди опасной трясины, и снова необходимо как можно скорее нащупать почву под ногами. И, глядя в глаза молчавшей собеседницы, я добавил:
— Елена Владимировна, сильная целительница, вращается в самом высшем обществе, к ней обращаются «ваша светлость». И еще она вела беседу со мной, цитирую: «по-родственному».
Княгиня после моих слов вдруг побледнела как полотно, и на фоне пергаментной белизны ее кожи еще ярче оттенились пламенные всполохи в глазах. «Оу-оу, похоже, я сейчас как в улей палкой ткнул. Как бы даже голову в пасть льву не засунул», — напрягся я, видя нескрываемое удивление княгини.
— О чем же вы разговаривали с Еленой Владимировной? — звенящим от напряжения голосом спросила Анна Николаевна.
— Дело в том, что наша встреча произошла в не очень благоприятной обстановке. Отряд, эвакуировавший меня с враждебной территории, был вынужден захватить принадлежащую клану Майер яхту, на которой отдыхала Елена Владимировна.
— Откуда вас эвакуировали, Алексе… Артур? — вовремя поправилась княгиня, прервав меня.
— Из Волынского протектората.
— Посольство Ганзы тоже… вы? — даже откинулась на спинку стула Анна Николаевна.
— Да там не только посольство, — пожал я плечами с вполне искренним расстройством. — Еще много всего набралось, и я, если честно, боюсь, что меня государь-император велит вздернуть за это.
— Вы гражданин, а не подданный. Поэтому вздернуть вас могут только по решению суда, — утешила княгиня.
— Ну, это совсем меняет дело, — с показательной благодарностью кивнул я, вызвав едва заметное шевеление уголка губ княгини.
— Так о чем же вы с ней разговаривали? — Голос вновь едва подрагивает.
— Елена Владимировна получила от меня уверение, что я буду сопровождать ее младшую дочь Ольгу на петербуржский бал дебютанток в феврале. И в связи с этим она собирается прислать мне учителя танцев. Сюда, на время новогодних каникул.
В этот раз княгиня сумела сохранить спокойствие, но я кожей чувствовал — она напряжена как струна.
— И это все?
— У нас было совсем немного времени, — кивнул я. Но мгновение раздумья, и все же решился открыть все карты: — Елена Владимировна задала еще один вопрос.
— Какой же? — словно рысь перед прыжком подобралась княгиня.
— Во избежание кривотолков, снова процитирую: «Аннет уже сосватала тебе свою Настеньку?»
«С-сука», — прочитал я по губам Анны свет Николаевны.
Несколько долгих минут сидели в молчании.
Спрашивать о том, кто такая Елена Владимировна и почему «Аннет» должна была, по ее мнению, сватать мне «свою Настеньку», не стал. Даже если получу ответ, то никак не буду уверен в том, что он близок к истине. Поэтому зачем лишний раз пробовать на прочность едва появившийся кредит отношений?
— Анна Николаевна, — прервал я слишком затянувшиеся раздумья княгини, — дело в том, что это не все, что я хотел вам сказать.
— Да? Продолжайте, — уже с нескрываемым интересом обернулась ко мне княгиня.
— Когда… я оказался в центре неблагоприятных обстоятельств, во время эвакуации из протектората, мне пришлось применить силу своего запретного дара. Это имело неприятные последствия, которые грозят мне физической смертью в самое ближайшее время.
Я сделал небольшую паузу, но по эмоциям и лицу княгини невозможно было ничего прочитать, поэтому продолжил:
— Как сказал Максимилиан Иванович, необходимо выжечь пятно тьмы из моего тела. Со слов профессора, сделать это, гарантируя сохранение произошедшего в тайне, можете только вы, потому что вы заинтересованы во мне как в активе рода. О том, что в процессе вы можете выжечь мой разум, он также предупредил. Но, опять же с его слов, выбора у меня нет, так как при любом другом раскладе возможно распространение ненужной информации об особенностях темных искусств.
Я перевел дыхание, глядя в глаза княгине, и закончил:
— Барон фон Колер недвусмысленно предупредил, что попытка изыскать любой иной вариант действий может закончиться для меня несчастным случаем. Выбора как такового у меня нет — лишь просить вас помочь справиться с тьмой у меня в теле. При этом надеяться на то, что вы предпочтете оставить меня в живых.
— А разговаривать при Максимилиане Ивановиче ты не стал, потому…
— …потому что несчастный случай, как понимаю, произойдет не только со мной, но в скором времени и с вами — вы ведь также уже в курсе необычности моих способностей.
Княгиня, внимательно глядя мне в глаза, задумалась. Меня же молнией пронзила догадка — Измайлов, докладывающий о моем ему ультиматуме. Получается, что информация уже вышла за пределы осведомленности нескольких лиц. Хотя что это я… Фон Колер же знает об участии Измайлова, а отряд спецов наверняка напрямую подчиняется организаторам моей эвакуации, курирующим именно темные искусства. Поэтому утечка информации вряд ли возможна — да и от Измайлова могут банально избавиться. Произошедшее останется в тайне, если не произойдет что-то невероятное — к примеру,