Я подумал, что эти «яйца» ещё не созрели, и вытащил нож, чтобы проверить свою догадку. Клинок с треском вошёл в плотную кожистую оболочку коричневого бурдюка и с лёгкостью распорол её сверху донизу. Под ноги хлынула бурая жижа вперемешку с вытекающей из перерезанных сосудов слизью (стоило ей соприкоснуться с воздухом, она тут же начинала пузыриться), а потом выпал бесформенный комок с рудиментарными конечностями.
Из более крупного жёлтого мешка вытекло гораздо больше неприятного на вид содержимого, а зародыш уже смахивал на нюхача, только без пальцев на руках и ногах и с похожими на жабры выростами на шее. Этот эмбрион трепыхался в луже намного дольше предыдущего и даже издавал схожие с мышиным писком звуки. Наверное, он бы ещё корчился, разбрызгивая жижу, но я наступил «берцем» на его гладкую черепушку и с хрустом раздавил её, словно огромного таракана.
– Всё ясно. – Я вытер испачканный клинок о рукав, вогнал в ножны. Потом махнул рукой: догоняй, мол, – и двинулся к колонне, за которую сиганул нюхач.
– Что тебе ясно? – спросил Бульбаш. Он догнал меня и шёл теперь рядом.
Я кивнул на стену, сплошь увешанную гроздьями «яиц».
– Каждый такой кокон вроде внешней матки. Видишь эти сосуды на мешках? Внутри них циркулирует слизь, она играет роль крови, выполняя функции газообмена и доставки питательных веществ.
– Каких питательных веществ? – хмыкнул Бульбаш. – Откуда им вообще тут взяться?
– Думаю, зародышей снабжает питанием королева, матка, главная особь – называй ее, как хочешь, суть от этого не меняется. Видишь эти наросты на стенах? Они ещё выглядят так, будто под ними трубы проходят. На самом деле это не что иное, как артерии, по ним питательные вещества и поступают к эмбрионам. Готов спорить, здесь потолок в такой же хрени, потому и лишайники на нём не растут. Если я прав, а это так и есть, эти артерии идут прямиком от нюхачьей матери, а значит, она неподвижна.
Бульбаш крякнул и почесал в затылке:
– Ну ты и сказанул, однако. Близкое общение с яйцеголовыми пошло тебе на пользу, эвон какую теорию выдал.
Позади громко затрещало, раздался плеск и несколько мокрых шлепков. Какое-то время новые нюхачи барахтались в лужах: мы тварей не видели, зато прекрасно слышали, как они плямкали присосками, пытаясь встать на карачки. Потом мутанты зарычали. Ответный рёв долетел из глубин логовища. За спиной торопливо захлюпало: монстры спешили к своей королеве. Это был наш шанс найти Настю с Буратино, и я не хотел его терять понапрасну.
– С дороги! – Я оттолкнул Бульбаша в сторону и сам прижался к стене.
Мимо проскакали пятеро нюхачей: четверо хлюпиков с лягушачьими лапками, один крупнее и с нормальными пальцами. Они даже не посмотрели в нашу сторону – так сильно им хотелось побыстрее оказаться среди своих.
– Не отставай! – крикнул я и рванул за ними в погоню.
Мутанты передвигались большими прыжками, то и дело меняя направление. Поначалу я не понял, с чем это связано. Здесь не было аномалий – по крайней мере, я их не чувствовал, но решил не экспериментировать и в точности повторял маршрут тварей. Чуть позже я разгадал секрет этих странных маневров. Крупный нюхач вдруг быстро заскрёб руками и ногами, грохнулся набок и заскользил, будто по льду, поднимая веер брызг. Он заверещал так, словно попал в капкан, от его тела во все стороны повалил пар, а кожа полезла лохмотьями. Мутняк недолго бился в агонии. Уже через несколько секунд в исходящей пузырями луже лежало бездыханное тело, оплывая, словно кусок масла на разогретой сковороде.
Мутанты не просто метались из стороны в сторону, они огибали скопления слизи. Видимо, от долгого пребывания на воздухе она превратилась в концентрированную кислоту, и подобные мины замедленного действия здесь находились повсюду. Нам просто несказанно повезло, что нюхачи «вылупились» в тот момент, когда мы здесь оказались. В противном случае нам вряд ли удалось добраться до друзей и освободить их, ведь, как я уже говорил, резервуары с агрессивной жидкостью оставались для меня невидимыми. Если б они хотя бы светились, как лагуны с «ведьминым студнем», или определялись с помощью подручных маркеров, как те же деструктивы. Так нет ведь. И фонарики нельзя было включить: так мы сразу бы себя выдали.
Уцелевшие нюхачи подняли головы к потолку и зарычали. В ответ снова раздался трубный рёв. Теперь он звучал гораздо громче: мы приближались к цели. Мутанты кинулись на зов, и мы опять погнались за ними.
Во время короткой паузы я успел свериться с КПК. Он не дал мне информацию о нашем местоположении в привязке к местности (под землёй не было связи со спутниками), но меня это и не интересовало. Зелёные точки сигналов КПК Насти и Буратино по-прежнему светились. Пока эти искорки сияли, оставалась надежда, что ребята живы и мы успеем их спасти.
Не знаю, сколько по времени длился второй марш-бросок, но я изрядно выдохся и остановился передохнуть. Рядом пополам согнулся Бульбаш. Маска его противогаза была сдвинута на лоб, руки упирались в колени. Белорус дышал хрипло, с надрывами, время от времени негромко покашливая и сплёвывая под ноги. Я тоже сорвал с себя «намордник» и хватал ртом горячий влажный воздух. Здесь было жарко, как в бане. Немудрено, что мы вымокли до нитки. Мокрые волосы прилипли ко лбу, пот струился по щекам, путался в щетине, крупными каплями срывался с подбородка. Я провёл языком по солёным губам, сунул противогаз в подсумок и сверился с мини-компом: мы почти добрались до места. Кроме того, нас ждало ещё одно приятное открытие.
Я ткнул приятеля в бок:
– Слышь, Бульбаш, ты на КПК смотрел?
– А смысл? – прохрипел сталкер. – Я кокнул его ещё там, в тоннеле. – Он протянул руку. В бледном свете моего гаджета экран его палма сверкнул густой паутиной трещин.
– Тогда у меня для тебя две новости: одна хорошая, вторая ещё лучше. С какой начинать?
– С любой, – криво усмехнулся напарник. – Всё равно не прогадаешь.
– Тогда начну с хорошей: мы недалеко от выхода на поверхность.
– Да ну?! Ты это с его помощью узнал? – Бульбаш кивнул на пристёгнутый к моему запястью прибор.
– Нет, конечно, мы ж под землёй, я даже не знаю, как далеко от периметра мы находимся.
– Тогда с чего такая уверенность?
– А ты сам разве не чувствуешь?
– Чего? – удивился Бульбаш.
Теперь пришла моя очередь округлить глаза:
– Как чего? Дуновение ветерка, конечно же. – Я махнул рукой в сторону: – Вон оттуда прохладой тянет.
– Ну-ка, ну-ка. – Сталкер подошёл ближе, повернулся ко мне спиной и несколько секунд стоял неподвижно, затаив дыхание и закрыв глаза. Наконец он выдохнул: – И то верно, сквознячок чувствуется, лёгкий такой.
– А я что говорил?! Теперь вторая новость, очень хорошая. – Я сделал короткую паузу. Бульбаш нетерпеливо махнул рукой: дескать, не томи, вещай дальше, – но я помучил его ещё немного. А когда он открыл рот, чтобы возмутиться, я сказал: – Мы нашли их. – И сунул ему под нос мини-комп с отметками пропавших товарищей.
За то время, что мы приходили в себя и я делился с Бульбашем открытиями, нюхачи добрались до королевы. Нам было не видно, что там происходило, но по счастливым взвизгиваниям, басовитому рычанию и рокочущему гулу мы поняли, что семейство радовалось пополнению.
Я ещё раз сверился с прибором, прикинул, куда идти, и осторожным шагом двинулся к обросшей люминофорами колонне. От неё исходило достаточно бледного света, чтобы разглядеть лужи на полу и обойти их стороной. Левее толстого пилона рядами стояли высокие ящики. Судя по данным КПК, пленники находились где-то среди них.
Едва мы спрятались за необхватный столп, как мимо нас протопали две группы щуплых нюхачей. В каждой по пять мутантов. Голые, как младенцы, они чмокали присосками, передвигаясь неровными прыжками на трёх конечностях, и прижимали одной рукой к груди коричневые шары. Похоже, это были те самые «яйца» с зародышами новых тварей. А ещё у каждого на спине выступал неровный бугор, похожий на горб верблюда. Когда нюхачи прыгали, бурдюки плавно колебались и в них что-то негромко булькало. Немного поодаль следовали два крупных мутанта в обрывках одежды и с противогазами на безобразных мордах. «Старшие» сопровождали голозадых «нянек» и негромко порыкивали, если те отклонялись в сторону или замедляли шаг. По-видимому, в этой популяции мутанты делились на рабочих и солдат, как у тех же муравьев или бразильских пчёл.
Мы спрятались в тени ящиков и ждали там, пока процессия не скроется из виду. Конечно, два нюхача-воина не представляли для нас угрозы, но если б дело ограничивалось только ими. Снова встречаться с толпой агрессивных тварей у нас не было никакого желания.
Ещё дважды нам пришлось прятаться, пережидая проходящие мимо группы нюхачей. В один из таких моментов мне пришлось забиться в щель между ящиками. Я уткнулся спиной во что-то липкое и мягкое и ждал, когда минует опасность. Мне стало интересно, во что же я вляпался. Стараясь не производить лишнего шума, я повернулся, включил предусмотрительно снятый с маски противогаза фонарик.
Луч света выхватил из тьмы рыжий комбинезон учёного, покрытый толстой слизистой плёнкой, прочно прикрепленной к ящикам широкими шлейфами липкой дряни. Оболочка образовывала над головой научника что-то вроде круглого шлема, как у космонавтов на детских рисунках, – по-видимому, для создания запаса воздуха. Возможно, благодаря этому Буратино был ещё жив.
Я ударил кулаком по колпаку. Глаза ассистента приоткрылись, свет разума в них уже почти угас, губы бедолаги медленно зашевелились. Толстая пелликула не пропускала звук, и было непонятно: хотел научник что-то сказать или попросту задыхался и хватал ртом остатки кислорода.
Я вытащил нож, но пока пытался проделать отверстие в «аквариуме» (плёнка оказалось очень плотной, гораздо прочнее тех кожистых мешков с зародышами), Буратино умер от удушья. Возможно, мне удалось бы его спасти, но драгоценные минуты ушли на борьбу с крепкими путами. Тем не менее, я попробовал его реанимировать: делал искусственное дыхание, непрямой массаж сердца. Естественно, все мои потуги ни к чему не привели.