Да и вообще в любом лесу Зоны всегда больше шансов нарваться на россыпь самых разных ловушек, лежбище мутантов или ещё на какой-нибудь не очень приятный сюрприз. Это ведь в нормальном мире обратная дорога быстрее пути вперёд. Здесь чаще всего это правило не работает и на возвращение порой уходит времени больше в два, а то и в три раза.
Мы уже ушли метров на триста от того места, где дирижёр попрощался со мной, как вдруг под землёй раздался приглушённый раскатистый гул. Спустя какое-то время бетонный бункер шумно выдохнул серые клубы пыли.
– Что это было? Вы заложили взрывчатку? – повернулся я к Гиви.
– Нет. – Он покачал головой. – Сам не понимаю.
– Вы всё обследовали? Каждое помещение? – спросил Бульбаш, переглянувшись со мной.
Гиви молчал, потупив взор, а Косарь делал вид, что разглядывает пробивающиеся сквозь густой слой рыжих хвоинок узкие стебли травы.
– Ну! – усилил я нажим. – Всё проверили?
– Только центральный коридор и основное помещение артиллерийского погреба, – наконец-то сказал Гиви. – Там было ещё несколько дверей. Я подёргал за ручки, они не поддавались. Ну я и оставил их в покое, подумал, что заперли специально, когда консервировали капонир. – Сталкер поднял голову. Я никогда ещё не видел его таким подавленным и растерянным: – Как думаешь, что мне за это будет?
– Ничего. Вы же разминировали ловушку. Верно, Бульбаш?
– А то! Вон и доказательства имеются, – он кивнул на вход в оборонительное сооружение, перед которым всё ещё плавало медленно тающее серое облако.
Гиви сразу повеселел, да и Косарь заметно приободрился, а то стоял с кислой миной, будто целый лимон недавно съел. Я его хорошо понимал, сам не раз на волосок от смерти ходил. Парням просто повезло, что Гиви формально отнёсся к заданию. Я б на его месте халявить не стал, обязательно попробовал бы эти двери открыть. Но тогда, выходило, на это и был расчёт: снарядные камеры в орудийном погребе заминировали специально, чтобы расправиться со мной и моей группой, зная мою дотошность. И сделали это незадолго до нашего появления здесь, ведь дирижёр не просто так полез в эти комнатушки, он там жил.
Я не очень расстраивался из-за смерти мутанта, но неприятный осадок всё-таки остался. Ведь он легко мог убить нас, а вместо этого предпочёл разойтись миром. Как и другие обитатели Зоны, впрочем.
В голове одна за другой стали всплывать детали сегодняшних стычек с мутантами: «Собаки, карлики, нюхачи – все они могли расправиться с нами на раз, но не сделали этого. Они словно подставлялись под пули, пытаясь остановить нас. Ну да, как я сразу этого не понял? Свора альфа-пса не атаковала с флангов и тыла, а оттесняла от входа в подземелье. Карлики перегородили дорогу, чтобы нам не удалось пройти дальше, а нюхачи вообще могли нас задавить числом, но вместо этого похитили Настю и Буратино и вынудили отряд разделиться. Если б мутанты не препятствовали нам, мы бы точно добрались до конечного пункта миссии, и там нашли бы свою смерть. Выходит, твари жертвовали собой, чтобы спасти нас от неминуемой гибели. Но зачем? Не потому ли, что я сам постепенно становлюсь одним из них? Похоже на бред, но в Зоне всё на грани абсурда. Многое из того, что здесь происходит, невозможно в нормальном мире и наоборот. Тогда возникает резонный вопрос: не по той ли самой причине кто-то хочет расправиться со мной? Кому выгодно убрать сталкера-полумутанта? Семакину? Вряд ли. Он учёный до мозга костей и только рад будет возможности изучать мою психологию и поведение. Конечно, может, ему захочется когда-нибудь вскрыть меня, но для этого нужно целое тело, а не разбросанные взрывом фрагменты. Военным? Они пока не знают, что со мной происходит. Мулу? Что-то наподобие засады в той деревне – вот его уровень, всё остальное для него слишком сложно и хлопотно».
За подобными размышлениями прошла большая часть пути. Я привычно фиксировал взглядом аномалии, время от времени кидал болты – больше для успокоения Косаря, нежели из соображений необходимости. Прижиматься к пахнущему мокрой листвой и грибами лесу уже не было необходимости. Небо прояснилось, сверху не капало, тогда как возле деревьев при каждом порыве ветра начиналась капель. Мы шли по заросшему тощими осинками и молодыми сосенками пологому склону холма, медленно приближаясь к «чёртовой деревне».
Натоптанная извилистая тропинка привела к узкому и длинному перешейку между аномальным селением и широким, будто перепаханным взрывами полем – ещё одной опасной территорией Зоны. На этом лугу концентрация всевозможных ловушек превышала все мыслимые пределы. Причём деструктивы меняли своё местоположение не от выброса к выбросу, а каждый божий день. Порой они даже наползали друг на друга, из-за чего тут регулярно гремели взрывы, а воздух гудел от треска электрических разрядов.
Первые выстрелы прогремели, когда мы дошли до середины «бутылочного горлышка». Длинная цепочка пулевых фонтанчиков взрыла тропку неподалеку от нас. Мой отряд сразу распластался на земле, а вот Косарь замешкался.
– Ложись! – крикнул я, но было уже поздно. Сухо, словно пастуший кнут, щёлкнул одиночный выстрел. Косарь со звёздчатой дыркой в забрале шлема упал навзничь. Бульбаш пополз было к кейсам, выпавшим из рук ассистента, но снова загрохотал чей-то автомат, пули защёлкали по тропе, и сталкер уткнулся лицом в землю.
Судя по ярким вспышкам дульного пламени, по нам стреляли с чердака стоящего на соседнем пригорке сарая. То ли стрелки оказались неопытными, то ли в руках у них был хлам, а не оружие, но их пули не долетали до нас. Хотя, возможно, дело было в том, что мы находились за пределами некоего «водораздела». Наш холм был выше соседнего, на котором стоял сарай, а мы залегли с обратной стороны вершины. Вот если б стрелки подождали, когда мы начнём спускаться, тогда нас всех положили бы, как в тире. А так они смогли убить только Косаря.
– Эх, «Винторез» бы сейчас, – сокрушённо прошептал Гиви. – Ну или хотя бы СВД.
– А ещё лучше РПГ, чтобы уж наверняка, – пробурчал Бульбаш. – Что делать-то будем, Колдун? Возвращаться?
– Куда? – повернул к нему голову Гиви. При этом он чуть приподнялся на локтях. На чердаке сразу отреагировали. Сверкнули вспышки, громыхнули выстрелы. Пули вгрызлись в землю, а один из свинцовых гостинцев с визгом срикошетил от лежащего с краю тропинки камня. Гиви прижался щекой к примятой траве: – Назад пути нет. Не салабон, должен знать. Дорога одна: прямо, – а без снайперки гадов не снять.
Бульбаш начал с ним о чём-то спорить. Я их не слушал, лихорадочно перебирая в уме возможные варианты спасения. Но как я ни пытался найти альтернативный выход из ситуации, другого варианта, кроме озвученного Гиви, в голову не приходило. Густая полоса кустарников шла от окраины «мёртвой деревни» почти до самого сарая. Не будь этой проклятой аномалии, я вполне мог бы добраться до него незамеченным, проникнуть внутрь и радикально решить проблему стрелков. Так же я мог бы пройти через поле деструктивов, используя как укрытие вывороченные с корнями деревья и бесформенные нагромождения земли – свидетельства невероятной силы бушующих здесь время от времени катаклизмов. Но от поля до холма было как минимум триста метров открытого пространства, где я стал бы для стрелков отличной мишенью.
Слева тихо щёлкнул «американец» Настёны, потом ещё раз и ещё. Парни сразу перестали спорить, а я скрипеть извилинами. Из окна сарая вывалилось тело в длиннополом кожаном плаще и шлёпнулось в растущие перед фундаментом кусты.
В ответ беспорядочно залаяли бандитские «калаши». Воздух наполнился свистом и жужжанием, треском расщепленной древесины, глухими ударами вонзающихся в землю пуль. Стреляли куда попало, больше для самоуспокоения, нежели с целью поразить противника.
– Молодец, Настюха! А теперь повтори то же самое, но вместе с ребятами, – громко прошептал я и пополз к лежащему на спине Косарю.
– Ты что задумал? – попытался ухватить меня за ногу Бульбаш.
– Увидишь. Прикройте меня, иначе до ночи тут лежать будем.
Гиви показал большой палец, что на языке жестов означает: «понял», хлопнул Бульбаша по плечу и вместе с Настей открыл огонь по сараю. Чуть позже затрещал бульбашевский «Абакан».
Я вскочил на ноги. Низко пригибаясь и держа «калаш» перед собой, рванул к полосе спасительного кустарника.
Моя команда стреляла не в пример лучше бандюков. Редкие пули выбивали кирпичную крошку из наружной стены и косяков. Большая часть свинцовых «маслин» влетала в тёмный проём окна, практически полностью подавив сопротивление. Мерзавцы, конечно, огрызались огнём, но поскольку они били из глубины помещения, наверняка лёжа на полу, то в основном палили в белый свет как в копеечку.
Автоматы моих защитников замолкли практически одновременно. Пока они перезаряжались, я преодолел последние пятьдесят метров, стреляя на ходу, и нырнул в кусты в тот момент, когда сзади снова загрохотали выстрелы. Прячась за зелёной стеной, я выдернул пустой магазин, перевернул и вставил полный в приёмную горловину. Коротко щёлкнул затвором, досылая патрон в патронник, сделал несколько глубоких вдохов, восстанавливая дыхание.
– Порядок! Я на месте! Иду к сараю, – прошептал я, осторожно двигаясь вдоль шелестящей листвой живой изгороди.
– Понял! Действуй без фанатизма, – прошипел в наушнике голос Бульбаша.
Чуть позже Настя добавила свои пять копеек:
– Будь осторожен. – И почти на грани слышимости шепнула: – Люблю!
«А вот это совсем другое дело, – приободрился я. – Да я ради Настюшки моей хоть к Саркофагу пойду. Хотя как раз там из-за неё я уже был пять лет назад. Лучше я для девочки моей возьму штурмом этот чёртов сарай».
Ребята по-прежнему прикрывали меня, но стреляли уже не так интенсивно, как раньше. Оно и понятно, патроны-то не волшебные, сами собой в подсумках не появляются.
Глядя во все глаза и внимательно вслушиваясь в шелест листвы и трескотню выстрелов, я дошёл до конца зелёной изгороди. Отсюда до сарая оставалось чуть больше десяти метров. Хозяйственная постройка стояла ко мне стеной без окон, без дверей. Поросшие мхом кирпичи выглядели уныло, равно как и потемневшая от времени шиферная крыша. Кое-где в волнистых листах кровли зияли огромные дыры.