— Вот и убирайся в свое «цивилизованное общество»! — сверкнул взглядом Джей Ди. — Будь уверена, ты мне здесь и даром не нужна! Возвращайся в Калифорнию. Убирайся, черт возьми, из моей жизни!
Мэри, разинув рот от изумления, смотрела на Рафферти, отошедшего от нее, чтобы поднять шляпу, упавшую в пылу разыгравшейся сцены.
— Я?.. Ты?.. О-о, это бесподобно! Значит, это я попросила тебя подойти и познакомиться поближе? Да знаешь, кто ты, черт побери, после этого, ты…
— Джей Ди Рафферти, — проворчал Джей Ди, натянув шляпу на голову и прикоснувшись пальцами к полям в насмешливом салюте. — Дел Рафферти — мой дядя. Он не любит чужаков, не любит блондинок и бьет белку в глаз с расстояния в двести ярдов. Держись подальше и от него.
— Да, похоже, он такой же очаровашка, как и ты, — саркастически крикнула Мэри вслед удалявшемуся Рафферти, за которым уже увязался и пес.
Джей Ди не удосужился доставить Мэри удовольствие и оглянуться. Вскочив в кабину пикапа, он завел двигатель и уехал. Зип стоял у заднего края кузова и смотрел на Мэри, пока машина не исчезла за углом, свернув на главную улицу. А Мэри так и осталась стоять на месте, в лунном свете, зажав руками рот.
Он притаился среди деревьев, ожидая. Лунный светлился на луг. Тихо и уныло выли невидимые койоты, их голодные крики уплывали вниз, в долины. Серебряный покров смерти плотным туманом стелился над землей. Он видел этот покров, прячась среди деревьев на склоне холма, и ждал. Из тумана материализуются тела: блондинка, собаки, тигры. Они обретут очертания и закружатся в своем отвратительном танце, полуосвещенные луной, мучая, соблазняя его.
Он устроился среди сосен и пихт; руки вспотели, сжимая приклад ружья… И он ждал.
Глава 6
— Я расскажу тебе, как солнце восходит… — пробормотала Мэри слова песни, почти бессознательно сорвавшиеся с ее губ.
Она сидела на том же камне, который облюбовала вчера вечером, чтобы видеть, как луна поднимается из-за гор. Сейчас за теми же вершинами рассвет окрашивал небо в пастельные тона, которые были одновременно и мягкими, как туман, и достаточно яркими, чтобы от этого зрелища перехватывало дыхание. Картина была в новинку, но все же Мэри испытывала странное чувство, что все это она уже видела сотни раз, в каком-то другом своем бытии. Ей казалось, что она целую вечность дожидалась времени, когда сможет снова увидеть разворачивающееся перед ней великолепие. Красота этой картины освежала Мэри лучше, чем шесть часов беспокойного сна.
— Я расскажу тебе, как солнце восходит… — снова пробормотала Мэри.
— И туман рассеивается, — закончил Дрю строчку из Эмили Дикинсон. Голос его, тихий и мягкий, нисколько не нарушил очарование момента.
Обернувшись, Мэри обнаружила Дрю, стоящего рядом с ее камнем. Он был одет для тренировки — в потрепанные черные велосипедные шорты и свитер с эмблемой оксфордского гольф-клуба. Правым бедром он поддерживал горный велосипед.
— Раньше я любил поспать подольше, — сказал Дрю. — Потом увидел этот восход солнца. И дал себе обет не пропускать больше ни одного.
Дрожа от утренней прохлады, Мэри плотнее закуталась в жакет и, повернувшись, посмотрела на Дрю:
— Вы когда-нибудь тоскуете по Англии?
— Сейчас и всегда, — признался Дрю с искренней улыбкой. — Но я довольно часто там бываю. Англия всегда со мной, когда звучат ее песни. Мой дом теперь здесь. И я люблю эти места.
— Меня всегда интересовало, что же нашла здесь Люси. — Окидывая взором покрытый росой луг, Мэри убрала выбившийся локон за ухо. — Ведь она всегда любила быть в центре бурных событий. Ей вечно нужно было влезать в самые горячие дела и первой узнавать последние слухи. Не могу представить себе ее живущей в пустынной местности и выращивающей овощи… встречающей восход солнца. Во время нашего знакомства Люси если и видела солнечный восход, то только потому, что еще не ложилась спать.
— Здесь она тоже не сильно изменилась. — Дрю откинул поддерживающую стойку велосипеда, установил его, а сам прислонился плечом к валуну в полуметре от свисавших с камня ног Мэри. — У Нового Эдема есть свои тайны и конфликты. Люси всегда живо ими интересовалась и во все вмешивалась.
— В компании друзей Эвана Брайса?
— Гм-м… Я бы осмелился сказать, что ее компании менялись так же быстро и легко, как и те, что были у Люси в Сакраменто. Эван Брайс — влиятельный человек. У влиятельных людей — влиятельные друзья. Вокруг Брайса всегда кружится толпа тех или иных знаменитостей. Актеры, продюсеры, топ-модели, политики, юристы. Многие из них тоже имеют здесь дома.
— Насколько я понимаю, вы хотите сказать, что Люси так и не рассталась с прежней жизнью? Она и здесь продолжала свои игры?
— Монтана — место, к тому располагающее. К величайшему ужасу местных фермеров. Следует лишь посочувствовать их бедственному положению. Рост цен на землю, взлетающие до небес налоги. — Дрю вздохнул, и плечи его опустились, словно под тяжким бременем моральной дилеммы. — Но в этом случае и мы с Кевином являемся частью проблемы, ведь так? Мы можем сожалеть о судьбе несчастных фермеров, но мы не собираемся уходить отсюда.
— А на чьей стороне была Люси?
— На своей. — Во взгляде Дрю читалось понимание и открытость. — Но вы, дорогая, кажется, не очень-то на нее похожи, — ласково произнес Дрю.
Печально улыбнувшись, Мэри соскользнула с камня на землю:
— Да. У нас было не так уж много общего… если не считать того, что мы были подругами. Впрочем, это обстоятельство мало что меняет, не так ли?
Дрю по-братски обнял Мэри за плечи и дружески сжал их:
— Должен сказать, что я считал Люси человеком благородной натуры, и потому, собственно, она всегда мне нравилась. У нее было редкое чувство юмора, и если Люси находила вас достойным своей дружбы, она отдавала вам всю себя, без остатка.
— Просто она была… Ну ладно: она была просто Люси. И теперь ее не стало.
Несколько минут они стояли молча, прислонившись друг к другу плечами, словно давние друзья.
Мэри наблюдала за парящим в небе орлом, наполняясь умиротворенностью окружающей природы и изгоняя из души все лишнее. Она глубоко вдохнула свежий, чистый воздух, пахнущий сосной, кедром, ароматом полевых цветов, и успокоилась, вновь повторив про себя стихотворную строку: Я расскажу тебе, как солнце восходит и туман рассеивается…
Миллер Даггерпонт свалился на голову Мэри во время завтрака. Она увидела, как он пробирается между столиками в столовой и с чувством фатальной неизбежности поняла, что он направляется именно к ней. У всех посетителей, мимо столиков которых проходил Даггерпонт, вилки и ложки застывали в воздухе, а выражение лиц колебалось в диапазоне от ужаса до смешанной с изумлением радости.
Даггерпонт был настолько же широк, насколько высок — настоящий шкаф, — с лицом бульдога и редким ежиком седых волос. Поверх белоснежной рубашки его полный торс плотно облегал золотой с черным парчовый жилет; узел черного тонкого галстука скрывался в складках двойного подбородка. Серебряная пряжка огромного ремня, усеянная бирюзой, выпирала на животе, точно витиеватый орнамент на капоте тягача «Мак». Туфли из змеиной кожи на облаченных в черные брюки ногах выглядели до смешного маленькими под такой чудовищной тушей.
— Мисс Мэрили Дженнингс, если не ошибаюсь? — Голос Даггерпонта громом прокатился по всему залу.
Первым желанием Мэри было ответить «нет», в надежде на то, что эта громадина уйдет и напугает кого-нибудь другого из посетителей, но голова ее предательски кивнула, подтверждая правильность предположения Даггерпонта.
Он протянул ей руку, похожую на надутую резиновую перчатку, и ухватил руку Мэри прежде, чем та успела вытереть дынный сок.
— Миллер Даггерпонт, эсквайр, — представился гигант голосом достаточно громким, чтобы разбудить призрак мадам Бель. — Адвокат и человек эпохи Возрождения. У меня для вас сюрприз, маленькая леди.
— Я не очень уверена, что мое сердце будет способно его выдержать, — откликнулась Мэри, шутя лишь наполовину.
— Пойдемте, — приказал Даггерпонт, вытаскивая Мэри из-за стола. — Это важно. Поесть вы успеете в любое другое время.
Похоже, по части данного предмета Даггерпонт был несомненным знатоком. Желудок Мэри протестующе заворчал, но ей пришлось, спотыкаясь, следовать за адвокатом, размышляя о том, что самого мистера Даггерпонта из-за трапезы не смог бы вытащить даже дикий слон. Миллер, точно локомотив товарного поезда, протащил Мэри через вестибюль на улицу. Промчавшись по Мэйн-стрит, он, игнорируя правила уличного движения, пересек Первую авеню и продолжил свое стремительное движение, совершенно не обращая внимания на любопытствующие взгляды встречных прохожих.
Они свернули к кирпичному дому с витриной в резной деревянной окантовке. Сверху, полукругом, красовалась надпись золотыми буквами в веселеньком стиле девяностых: «ПРОБИРНАЯ ПАЛАТА ЭДЕМСКОЙ ДОЛИНЫ», а бронзовая табличка на самой двери гласила: «МИЛЛЕР ДАГГЕРПОНТ, ЭСКВАЙР. АДВОКАТ».
— Вот здесь я и храню свою коллекцию, — перебирая огромную связку ключей, сообщил Миллер. — Я собираю все. Песни, игрушки, сельскохозяйственное оборудование, как вы это называете. Я сорвал неплохой куш на индейских древностях, когда сюда стали прибывать все эти типы из Голливуда. Они думают, что станут аборигенами, как только повесят на стену старую лошадиную попону. Проклятые дураки, я вам доложу, но не из-за коллекции. С коллекцией все в порядке. Просто они проклятые дураки вообще.
Даггерпонт распахнул дверь и вошел в дом, таща за собой и Мэри, точно непослушного ребенка. Стены дома от пола до потолка были уставлены полками. От двери до противоположной стены по центру комнаты протянулся ряд низеньких витрин. С потолка, подвешенные на проволоке, свисали старьте рекламные плакаты и автомобильные номера. Пол был завален всяким хламом. У дальней стены стояли два высоких ящика, доверху набитых игрушками, стеклянной посудой, жестяными канистрами, деревянными коробочками и еще бог весть чем.