Негромко хлопнула дверь, но я не обернулась. Зато щетку приложила о туалетный столик так, что он чудом не треснул.
– Кошмар!
Кот напоследок деранул ковер и метнулся в сторону, с оглушительным мявом уворачиваясь от запущенного в него сюртука. Предполагалось, что он накроет его на месте преступления, но Кошмар оказался проворнее. Влетел серой молнией под кровать и забился поглубже, на всякий случай.
– Ха-ха! – победно воскликнула я, когда увидела, что Анри промазал. Но по-прежнему не обернулась.
– Тереза.
Муж прошел в комнату и нарисовался за моей спиной в зеркале, и я повернулась боком. Делая вид, что рассматриваю виньетки на шелковистых обоях.
– Тереза!
Он зашел с другой стороны, и я снова крутанулась на стуле.
– Прости меня.
– Вот с этого, – я резко развернулась и указала на него щеткой, в которую снова вцепилась, как в бревно на горной реке, – и стоило начинать.
– Я был на взводе. Но это меня совершенно не оправдывает.
– Вот именно!
Совесть цапнула меня за сердце: выглядел Анри уставшим и осунувшимся. И так хотелось подойти и обнять… что я и сделала, и только потом поняла это. Когда уже стояла, прижимаясь к мужу. Согревая, оплетая руками, пряча лицо у него на груди. Что-то я в последнее время стала подозрительной мягкой, как покойник на вторые сутки.
– О чем ты сейчас думаешь? – негромко спросил муж.
Я сказала, и он со вздохом покачал головой.
– Почему ты не могла подумать, как шапочка крема на бисквите?
– Я что, похожа на крем на бисквите?
– На покойника ты похожа еще меньше, что меня несказанно радует.
– Меня тоже.
Мы помолчали. Долго. Потом Анри со вздохом признался:
– Я есть хочу.
– Я тоже, – ответила я.
Словно в подтверждение моих слов, в животе громко заурчало.
– Может, совершим набег на еду? – предложил муж.
– Я в халате.
– Ну мы же не в королевский дворец собрались, а всего лишь на нашу кухню.
Я только рукой махнула.
Оставив Кошмара мучиться совестью – если, конечно, она у него есть – в одиночестве, мы спустились вниз. Анри отправился в погреб за ветчиной и сырами, а я устроилась за массивным столом для раскатки теста и принялась нарезать хлеб. Остатки сегодняшней роскоши пахли так одуряюще, что у меня рот слюной наполнился. Еле удержалась, чтобы не вцепиться зубами прямо в корку и не сгрызть ее. В шкафчиках обнаружилась посуда, куда и сгрузила нарезанное. Вот Анита завтра удивится, кто тут похозяйничал в ее отсутствие… Все-таки это ненормально, будучи женой графа и сестрой герцога по ночам совершать вылазки на кухню полураздетой. Ненормально, но как же увлекательно!
Анри вернулся, сгрузил на стол свертки, и мы принялись кромсать куски потолще, пока никто не видит. После чего устроились поудобнее и с наслаждением уплетали сэндвичи, по толщине не уступающие недавно упомянутым бисквитам вместе с кремом. Ничего вкуснее в жизни не ела!
– Завтра мы с Гийомом едем в Ольвиж, – сказал муж, когда в нас больше уже не лезло. – Проконсультируюсь с лучшими адвокатами, нужно понимать, что мы все-таки можем сделать в этой ситуации. Как себя защитить.
Я кивнула.
– А вам с Софи лучше ехать в Энгерию. Прямо сейчас.
– То есть как это – прямо сейчас?
– Переждете бурю в Мортенхэйме, там вас никто не потревожит. А когда все закончится, я приеду к вам.
– Ты уверен в том, что все закончится быстро?
Сложила руки на груди и откинулась на спинку стула. Деревянного, жесткого, который мигом пересчитал все позвонки.
Анри покачал головой.
– И что, все это время прятаться?
– Тереза, мне спокойнее, если вы в безопасности.
– А мне нет, – отрезала я. – Мы семья, или просто вместе собрались?
Он удивленно посмотрел на меня.
– Софи не привыкать к сложностям, защитить ее мы сумеем. А я не собираюсь бежать и прятаться всякий раз, когда какой-то шавке вздумается рычать в нашу сторону.
– Тереза, на этот раз все серьезнее, – муж наклонился ко мне, опираясь о спинку стула. Когда он хмурился так, как сейчас, разом становился старше на несколько лет. И за каждую морщинку на его лице мне хотелось повозить Аркура по мостовым Ольвижа на «мертвой удавке». – Люди взбудоражены, для них твоя магия и сила хэандаме – нечто вроде страшилища или пожирателя плоти.
– Ты сейчас про кучку идиотов у посольства?
– Это только начало.
Меня передернуло, но я сложила руки на груди и спокойно встретила встревоженный взгляд мужа.
– Может быть.
– Ты не понимаешь? Скоро эта новость доберется и до Лавуа.
Страшнее будет, когда новость доберется до Энгерии.
Но ничего, первый всплеск мы пережили, переживем и второй. Я никому не позволю разрушить мою семью.
– Нет, это ты не понимаешь, – я заключила его лицо в ладони, почти касаясь губами губ. – Мы с тобой одно целое. Софи наша дочь. И либо мы едем все вместе, либо остаемся здесь. Третьего не дано.
Я оголила запястье, позволяя браслету сиять ярче, чем настенные светильники.
– Если его убрать, ничего не изменится. Мы все равно связаны, пусть даже эта нить никому не видна. Я люблю тебя. И я никогда от тебя не откажусь. Даже если весь мир будет против.
– Надеюсь, что до этого не дойдет, – муж взял меня за руки и поцеловал пальцы.
– Я тоже надеюсь.
Вместо ответа он привлек меня к себе, обнимая крепко-крепко, словно после долгой разлуки.
– И кстати, – сказала я. – Если ты еще раз напомнишь мне про Шато ле Туаре, я тебя выпорю. Но тебе это ни капельки не понравится.
Анри отстранился и посмотрел укоризненно.
– Я думал, что попросил прощения. И мы забыли.
– А я думала, что все тебе объяснила. И мы забыли.
– Всевидящий… Какая же злопамятная мне досталась жена, – пробормотал негромко. Наигранно-тяжело вздохнул, и вдруг резко поднялся, увлекая меня за собой. – И как же я этому рад.
Он смотрел на меня так, что я чувствовала себя пьяной. Не сделав ни глотка вина, ни чего покрепче. От чувств, от захлестывающей нас нежности, от тепла, вливающегося через брачный браслет. Сильная рука легла мне на талию, решительно уводя за собой – и вот мы уже снова кружились в беззвучном вальсе. Таком похожем на тот, что случился в мой первый вечер в нашем доме в Лигенбурге. И в то же время совсем другом. Вместе с нами кружились тени, подол моей сорочки взлетал в такт привычным движениям. Но в этом танце было больше слов и музыки, чем в самой пронзительной песне.
18
После отъезда Анри с Гийомом в Ольвиж я все свободное время посвящала сборам. Времени оставалось всего ничего, поэтому нужно было составить списки, подготовить сундуки и наряды, упаковать подарки и ничего не забыть. В частности, теплую одежду, потому что предсказать, как себя поведет погода в Энгерии, невозможно. Пару лет назад во время зимнего бала повалил снег, а на следующее утро растаял. Прислуга тогда с ног сбилась, расчищая дорожки и газоны парка, чтобы не позволить им превратиться в хлюпающие болотца. А в какой-то год мороз ударил так, что на фейерверк отправились только самые храбрые и стойкие.
Словом, скучать не приходилось. Оно и к счастью: мне нужно было чем-то занять каждую минуту, чтобы не думать о случившемся. Каждый день без Анри тянулся долго и муторно, я по несколько раз смотрела на часы, но стрелки словно увязали в сдобном тесте и еле-еле двигались. Похожие чувства испытывала Софи – правда, немного по другому поводу. Чем ближе становился день путешествия, тем больше на нее жаловалась мадемуазель Маран. В конце концов пришлось пригрозить, что если кое-кто во время занятий будет считать ворон, останется в Лавуа. Сработало. Правда, гувернантке пришлось оплатить новые туфли, потому что кое-кто залил в них тщательно стухшее яйцо. А потом кое-кому пришлось извиняться перед Сесиль в моем присутствии и обещать, что такого больше не повторится.
После этого в доме воцарился мир и покой. Относительно.
Я упорно не замечала косых взглядов Жерома, которыми он меня награждал щедро и без устали. Мириться с ним первой не было никакого желания, а еще я дико скучала по мужу. Понимала, что такие дела быстро не делаются, поэтому когда получила весточку, что он скоро возвращается, прыгала до потолка. Буквально. Просто в тот момент, когда ко мне с этой новостью заглянула Мэри, я была одна в спальне и уже переоделась ко сну. Камеристка пожелала доброй ночи и удалилась, а леди от души попрыгала на матраце, после чего рухнула на него, раскинув руки и счастливо улыбаясь. Хотелось верить, что Анри возвращается с хорошими новостями, но главное – он возвращается!
На следующий день я развила бурную деятельность: вместе с Анитой составила меню, достойное званого обеда, отправила слуг в город за продуктами, а ближе к ночи вообще не могла заснуть. Вертелась и думала, какой наряд мне выбрать и какую прическу сделать, как если бы собиралась на свое первое свидание.
Приехать он должен был как раз к обеду. Тайком дожидаясь его на чердаке – оттуда дорогу было видно лучше всего, я завернулась в шаль и подумывала о том, не купить ли кресло-качалку. Неплохое место для раздумий, да и виды чудесные. Жаль, что оконца маленькие, а вот если чердак убрать – все равно им никто не пользуется, и сделать мансарду, м-м-м…
Экипаж долго не показывался, я устала стоять и решила еще раз заглянуть в одинокий сундук. Вещи мужа, в которых он впервые покинул Вэлею: крохотный камзол маленького графа, темно-синий, с золотой окантовкой, жилет и рубашка, брючки. Башмачки. Я смотрела на них и думала о том, каким мог бы быть наш сын. Возможно, золотоволосым с темными глазами – так похожими на мои, или же наоборот, темноволосым и светлоглазым, с невероятно притягательной улыбкой отца.
Очнулась на опасной мысли о том, какой цвет подошел бы наследнику графа де Ларне и племяннику герцога. Одернула себя, аккуратно сложила одежду назад в сундук и погладила шероховатую, пожелтевшую от времени, бумагу конверта кончиками пальцев.