– Правда, – негромко ответил Анри и поднес мою руку к губам. – Тереза не любит толпы, поэтому на карнавал мы вряд ли попадем.
Франческа передернула плечами, скользнувшее в ее глазах разочарование тут же прикрыла заслонка беззаботности. Она промокнула губы салфеткой, и как ни в чем не бывало продолжила:
– Что скажете, дядюшка Энцо? Тетушка Ло?
– Мы подумаем, дорогая, – Лорена мягко накрыла ее руку своей.
– Вот и прекрасно.
– Прошу меня извинить, – понимая, что еще чуть-чуть – и старания Энцо с Лореной по украшению дома к празднику пойдут прахом… и даже не в переносном смысле, а еще нам некуда будет складывать подарки, поднялась и вышла.
Кьяра возлежала на кухонном окне, и я пристроилась рядом с ней, разглядывая как служанка вытряхивает потрепанный половик прямо в канал. Вот почему я не кошка? Ей можно обшипеть Кошмара и загнать его под шкаф, а мне Франческу нельзя.
– Она ждала его десять лет, – негромкий голос Лорены заставил обернуться. – Дай ей время, она привыкнет… просто…
– Я все понимаю.
Не понимаю, и понимать не хочу.
Женщина покачала головой.
– Ты чудесная девочка, Тереза. И Анри без ума от тебя.
Только мне в этом чудится одно маленькое «но»?
– Наши семьи очень тесно дружили, их с Франческой действительно многое связывает. Все это очень и очень непросто, только вот… выбрал он тебя. Помни об этом, если вдруг твоего vaharte коснутся сомнения.
Из сомнений у меня сейчас только одно: ронять на нее елку или нет.
– Иди ко мне, – Лорена раскрыла объятия, и я вдруг – сама не зная почему, действительно шагнула к ней.
Чтобы обнять синьору Фьоренчелли, пришлось согнуться в три погибели. От нее пахло сдобой и яблоками, а еще… домом. Крохотная женщина с очень большим vaharte. Таким же, как и ее муж. В этот миг она стала для меня гораздо более надежной опорой, чем самая сильная магия в мире.
Поскольку первое знакомство с Лацией пришлось совместить с поиском подарков, мы достаточно быстро свернули с площади, где располагался самый знаменитый Дворец Маэлонии. Пока Софи, раскрыв рот, слушала рассказы Анри, я мысленно витала поблизости. Вряд ли мне сейчас что-то могло показаться красивым, но справедливости ради, отметила изящные арочные вырезки. Впрочем, в этом здании все было арочным: и вход, скрывавшийся в тени под протянувшимся во всю стену балконом, и сам балкон, над которым возвышалась верхняя часть фасада из кремового камня, и даже окна. Здесь располагалась резиденция лацианских правителей и залы совета, где проходили заседания и проводились суды. В переводе на энгерийский это место сочетало в себе королевский дворец, парламент и центральный судный двор. Неудивительно, потому что на таком крохотном участке суши, изрезанном венами каналов, сложно уместить сразу все.
– А мы сможем побывать внутри? – запрокинув голову, Софи любовалась узорчатыми окнами и красивым оформлением крыши.
– Пока что Дворец закрыт для посетителей. Но в конце весны, перед летним карнавалом, он открывается на несколько дней для всех желающих. Так что мы вполне можем туда попасть. Если постоим в очереди часов шесть.
Дочь хихикнула, я же только сложила руки на груди.
– Что, вот так просто открывается для всех?
– Это своеобразный реверанс жителям и гостям Лации от правителей. Они хотят показать, что не ставят аристократов выше простых людей.
Интересно, кто ставленник Эльгера в Лации? Мысль пришла неожиданно и отпечаталась на задворках сознания раскаленным клеймом. Кажется, я обещала себе больше не лезть в это дело, и я не собираюсь в него лезть. Эльгеры остались в прошлом, а в настоящем… гм, появилась Франческа. Вот от мыслей про нее я не могла избавиться, как ни старалась. И чем больше думала, тем больше злилась. На себя – потому что позволила ей это, на Анри – за то, что не предупредил о невероятно прекрасной возможности встречи с невероятно прекрасной Франческой. От которой даже Софи осталась в полном восторге.
Мы как раз обогнули Дворец и вышли на улицу, ведущую к Центральному каналу, когда Анри наклонился ко мне и негромко произнес:
– Тереза, все в прошлом.
Вот… хватит читать мои мысли! Почему-то от этого разозлилась еще больше.
– Да неужели? А у меня такое чувство, что у вас каждый камень в Лации напоен общими воспоминаниями.
Надеюсь, получилось не слишком издевательски. Впрочем, почему бы и нет.
– Даже если так, это ничего не меняет.
– Для кого?
На нас оглянулась Софи, и мы одновременно улыбнулись. Как близнецы, честное слово.
– Здесь поблизости есть большой детский магазин, – произнес Анри. – Думаю, кое-кто заслужил самую красивую куклу.
– Правда? – Дочь задохнулась от восхищения и даже перестала сворачивать голову на украшенные сосновыми ветками и мишурой носы лодок, снующих по каналу.
Удивительно, но в Лации Праздник зимы был повсюду – здесь традиция отмечать этот день укрепилась достаточно давно, хотя маэлоснкую зиму довольно-таки сложно назвать зимой. Солнце здесь припекало, заставляло то и дело ослаблять тесемки накидки. Лацианцы меня вряд ли бы поняли – судя по тому, как мужчины и женщины кутались в верхние одежды при малейшем порыве ветра, для них это действительно холодно.
– С этого канала начался город, – продолжил муж, когда мы вышли на центральную улицу, – изначально Лация строилась вдоль него. Первое время здесь не было ни одного моста, но потом…
Я снова мысленно нырнула в завершение нашего обеда. Франческа бросила помогать Лорене раньше, чем я успела подняться, на сотню слов ее болтовни девяносто девять были посвящены их с Анри воспоминаниям. Очень познавательным, надо отдать им должное: например, на Цветочном мосту над Центральным каналом они любили встречать рассвет, а в рыночный район детьми наведывались за фруктами и зеленью по просьбам родителей. Как-то она потеряла деньги, мой муж купил для нее продуктов на те, что дали ему, а сам вернулся с пустыми руками.
После всех этих откровений мне резко расхотелось устраивать праздник на крыше.
Мы перешли еще несколько мостиков и сменили несколько улочек прежде, чем добрались до магазинных рядов. Здесь все лавки были сосредоточены в одном месте: мелкие жались друг к другу, крупные выступали и возвышались над остальными – в некоторых магазинах было по два-три этажа. В одном из таких и располагался обещанный мужем магазин игрушек, волшебство в котором начиналось еще с витрин. Украшенный блестками и шарами за стеклом стоял огромный кукольный дом, рядом с ним пристроилась елка и две куклы в роскошных бальных платьях почти с Софи ростом.
– А я… Я что, и такую могу попросить? – спросила она, обернувшись.
– Выбирай любую, какая тебе нравится, – улыбнулся муж.
Стоило шагнуть внутрь, как звякнул колокольчик. Народу в магазине было много, но к нам тут же подбежала девушка в воздушном розовом наряде с белым фартучком. Длинные красиво уложенные локоны и диадема намекали на то, что она сказочная принцесса. Софи даже не заметила, она осматривалась по сторонам, открыв рот. Взгляд дочери метался между большущими домиками, пряниками, елками и шарами, прыгал с кукол на железные дороги и мягкие игрушки.
– Устроите синьорине экскурсию? – обратился Анри к «принцессе» вкрадчивым баритоном. – Пусть выберет все, что захочет.
– Разумеется, – та слегка покраснела. – А вы…
– А мы с женой осмотримся. Где у вас готовые маскарадные костюмы?
– На третьем этаже.
– Ой, – это Софи вернулась в реальность и заметила «принцессу».
Она переводила взгляд с девушки на нас, и обратно, словно не верила, что такое бывает. Но стоило «принцессе» предложить ей посмотреть кукольный отдел, мигом забыла и о смущении, и о растерянности. Мы же направились к лестнице, время от времени уворачиваясь от снующих между полками и игрушками детей.
Чтобы попасть на третий этаж, пришлось пройти через весь второй. Который был заставлен крохотными кроватками с балдахинами. Крохотные одеяльца и висящие над ними погремушки оказались как удар под дых. Особенно когда я увидела стоявшую возле дальней стены пару. Темноволосые, смуглые и невысокие, как большинство лацианцев. Молодая женщина была в положении – под свободным платьем просматривался заметно округлившийся живот. У нас в Энгерии ее бы из дома не выпустили, но в Маэлонии все по-другому.
Паре показывали кроватки, и девушка вся сияла. Сияла так, словно внутри нее поселилось солнце. Круглое лицо то и дело украшала невероятно светлая улыбка. В этот миг я отчетливо осознала, что у меня такой улыбки не будет. Никогда. Первой улыбки своей дочери или сына я тоже никогда не увижу. Не услышу первого крика. Мне никогда не держать на руках нашего малыша, а вот у Франчески с Анри вполне могли бы быть дети. Осознание этого накатило ледяной яростью и отчаянием: такими, что даже я сама испугалась. Тьма заворочалась внутри, холодом скользнула по позвоночнику и потекла к пальцам.
Я сжала кулаки, запирая в себе эти чувства, а тьму – за гранью.
– Я не представлял, что все случится именно так.
Мы, наконец, поднялись на третий этаж и пошли между вывешенных рядами карнавальных платьиц и костюмов, удивительной красоты масок – маленьких и побольше. Маленькие копии нарядов принцев и шутов, намийских шейхов или пиратов, принцесс и что-то похожее на одежды лесного народа элленари из легенд Энгерии. К счастью, здесь было поменьше людей, только вдалеке у примерочных царило оживление. Малыши капризничали и шумели, но родители их даже не одергивали, потому что сами говорили достаточно громко. Из-за этого гомона можно было не бояться, что нас услышат.
– А как ты себе это представлял? – вышло неожиданно зло.
– По-другому, – Анри остановился и сжал мои руки. – Тереза, Франческа – мое прошлое.
– Непохоже, что для нее это прошлое, – руки я отняла и даже отвела их за спину. – Судя по тому, как хорошо она помнит все, что между вами было. А что между вами было, кстати? Женщина, которая ждала тебя десять лет, вряд ли довольствовалась воздушными намеками.