но не сыскать. Рассеянно перекатывала сгустки тьмы с ладони на ладонь, плела удавки и распускала. Создавала ловушки и разрушала их.
Биение сердца Анри – внизу, Софи – в комнате справа, Кошмар снова сбежал на прогулку, а крохотное сердечко Лилит стучало, как игрушечные карманные часики. На грани смерти жизнь ощущалась настолько остро и отчетливо, что я слышала даже проходящих мимо людей, только вместо каблуков по мостовой, стучало в груди. Собственное сердце билось тихо и медленно, отзываясь тонкой пульсацией во всем теле. В середине ладоней. На кончиках пальцев. Внутри, у солнечного сплетения, и ниже. Странно… раньше я такого не чувствовала. С другой стороны, так глубоко – до просвечивающих сквозь серую кожу темных сосудов, до рождающегося внутри глухого голоса самой смерти, я не забиралась уже давно. Поэтому сейчас медленно потянула струящуюся с кончиков пальцев тьму назад.
А ведь я могу больше. Несоизмеримо больше.
Перед глазами стояло лицо Джолин – полуистлевшее, с раззявленным в немом крике ртом и сползающей лоскутами кожей. Она говорила со мной. Женщина, умершая два месяца назад, вернулась, больше того, мне удалось коснуться ее рассудка, заставить двигаться и отвечать на вопросы. Путанно, но большего бы не сделал никто, никто из ныне живущих. Мой предок освободил мою страну. Целую страну, подняв захоронение магов! Куда катится этот мир, если такие как я, должны прятаться от толпы, от обезумевших от страха людей, которые не способны даже с собственной жизнью совладать, не говоря уже о смерти?
«Очаровательные мысли, Тереза. Симон Эльгер был бы доволен».
Вздрогнула, и плеть, сорвавшись с рук, хлестнула защиту, от которой посыпались серебряные искры. Которых становилось все больше и больше. Грудь обожгло сначала холодом, потом нестерпимым жаром. Серебряное сияние потекло по паутине, как движется по сосудам кровь, защита рухнула, и тлен охватил стены. Безобразные пятна, как отметины урской болезни, расцветали одно за другим – на полу, стенах и потолке. Кое-где тлен добрался до перекрытий, и сейчас деревянная труха сыпалась вниз тоненькими струйками.
Всевидящий, нет!
Я рывком втянула тьму назад и рухнула на колени, пытаясь перевести дух. Посмотрела вниз и едва удержалась от крика: на подоле зияли дыры размером с мою голову. Нижние юбки под ними превратились в лохмотья – все, до чего успела добраться тьма, обратилось в тлен.
Но такого просто не может быть!
Я училась держать защиту буквально с пеленок, это то, с чем я просто не могла ошибиться! Заклинание, укрепленное моей магией – чтобы наверняка, плетение которое могу спросонья создать, даже не открывая глаз.
Вот только сейчас мои глаза говорили о другом.
Защита не выстояла. Но если с заклинанием все было в порядке, значит, дело в магии. Увлеклась боевыми практиками и погружением, бросила все силы на них, а паутина надорвалась? Но нет, надорвись она, я бы почувствовала слабину и успела восстановить до того, как комната осталась без защиты. Самое страшное заключалось в том, что рухнула она в один миг, подставляя меня и близких под удар тьмы.
Всевидящий, как такое могло произойти? Как?
Заперла комнату на ключ и быстро бросилась к себе – переодеваться. Не хватало еще, чтобы меня в таком виде застали Софи или Анри. От платья и белья пришлось избавиться окончательно: горстку тлена я аккуратно смела в кулек – потом развею в парке. К счастью, кринолин не пострадал.
Глянула в зеркало на самое себя – с побелевшими губами и глазами на пол-лица, после чего принялась старательно застегивать пуговицы на лифе.
Снова и снова прокручивала в голове случившееся, но не могла обнаружить слабое место. Просто потому, что его не было! Я ведь по десять раз проверяю защиту перед тем, как приступить к практике. С того самого дня, как допустила оплошность во время практических занятий с отцом, больше такой ошибки не повторяла. Но тогда я была совсем молоденькой, просто невнимательно выстроила заклинание. Этот урок научил меня все проверять и перепроверять.
Думай, Тереза. Что ты сделала не так?
Сама не пойму – никто не подскажет.
Я долго сидела в комнате, скрупулезно восстанавливая плетение и последовательность вливания сил. Но добилась только того, что у меня заболела голова. Настроение испортилось окончательно – впрочем, в последнее время оно у меня скакало как кролик по лужайке, из солнышка в тень. Вероятно, причиной всему был очередной идиотский сбой из тех, что случались у меня во время сильных волнений или кучи навалившихся проблем, вот как сейчас. Первый раз такое произошло через год после физических проявлений моей… гм, женственности.
Безумно переволновалась перед сдачей экзаменов отцу, и кончилось это тем, что все слуги обходили меня за несколько миль. А позже я долго валялась с грелкой на животе, потому что за два с половиной месяца отсутствия женский недуг решил отыграться на мне по полной. Потом такое повторилось после пунша и леди Энн, а в третий раз – когда я осознала, что влюблена в Альберта. И вот теперь снова.
Надеюсь, скоро все это закончится.
То есть начнется.
Отдубасив ни в чем не повинную подушку, я поднялась, расправила платье. Надо зайти к Софи и спросить, как у нее дела с уроками. Пока что дочь искренне радовалась, что мы обходимся без гувернантки, а мне в радость с ней заниматься. Да и что мне вообще было делать в Маэлонии? В Лавуа я хотя бы вела Равьенн, сюда же до сих пор не прислали ни единого отчета на проверку. Надо бы им о себе напомнить и поторопить.
Едва открыла дверь, услышала веселый голосок Софи, доносящийся снизу.
– Синьорина Розатти, очень рада вас видеть!
А следом – голос Франчески:
– Мое черноглазое солнышко! Ты так чудесно говоришь по-маэлонски.
Мое?! Черноглазое?! Солнышко?!
Я вцепилась в перила до побелевших пальцев и буквально слетела по лестнице.
– Спасибо, Франческа! Марко тоже меня хвалит, и…
– Софи, ты что тут делаешь?!
От моего более чем резкого окрика дочь вздрогнула и виновато обернулась. Раньше я никогда не позволяла себе повышать на нее голос, сейчас же только сложила руки на груди и холодно посмотрела на Франческу. По-хорошему, этот вопрос был адресован ей. Ух, как же она меня бесит!
– Тереза, простите, что заглянула без предупреждения. Я проходила мимо, а Софи открыла мне дверь, потому что оказалась поблизости.
Мимо она проходила, как же! Интересно, кто сообщил этой девице наш адрес? Если Селеста, то я совсем не уверена, что так уж хочу видеть ее в нашем доме. И тем более каждый день. Может, логичнее нанять агента Комитета, и то вреда меньше будет.
– Софи, ступай наверх. Я поднимусь и проверим уроки.
Девочка опустила голову, сделала реверанс и побрела к лестнице. Улыбка погасла, за одно это мне хотелось самой себе наступить на ногу. Вот только сейчас я напоминала комочек концентрированного зла, и ничего не могла с этим поделать.
Франческа же закусила губу и с сожалением посмотрела ей вслед.
– Вы несправедливы. Она просто спустилась за водой, и…
– Я сама решу, как мне воспитывать дочь, синьорина Розатти. Что вы хотели?
Ноздри Франчески дрогнули, она вскинула голову. Но все-таки ответила:
– Я пришла к вам, Тереза. Потому что хотела извиниться.
Я молча расправила плечи, с трудом удержав вертевшуюся на языке колкость.
– Понимаете, мои чувства к Анри… они…
Она сейчас что, серьезно?
– Я действительно его люблю, я ждала его много лет, и справиться с тем, что он любит вас оказалось не так-то просто, – Франческа приложила ладони к груди и шагнула ко мне. – Поверьте, я искренне раскаиваюсь. Я не хотела вас обидеть, просто не сумела совладать с чувствами. Мне было очень тяжело, но теперь все в прошлом.
Она замерла, глядя мне в глаза. Кроткая, как святая Миланея.
– Простите, Тереза. Вы сможете меня простить?
Она потянулась к моим рукам, но я отвела их за спину.
– Я с детства знакома с синьорой и синьором Фьоренчелли, наши семьи дружат.
Вот только увольте меня от очередного пересказа вашего детства в двух томах.
– Хотела, чтобы вы поняли, почему я так себя вела. Что для меня действительно важно, чтобы их добрая семья была искренне счастлива – они если еще и не полюбили вас всей душой, то вот-вот полюбят. И я подумала, что мы с вами тоже могли бы подружиться.
Искренне, говорите? Да вы сегодня просто в ударе. Случись им познакомиться с Луизой, та бы удавилась шнурком от корсета. От сознания собственной неполноценности в актерском мастерстве рядом с этой кладезью таланта.
– Теперь, когда нас больше не разделяет эта неловкость…
– Нет, – коротко сказала я.
Матушку удар бы хватил, потому что я не только не пригласила нашу гостью на светскую беседу, но еще и недвусмысленно потеснила ее к двери, шагнув вперед. Франческе оставалось либо столкнуться со мной, либо отступить, что она и сделала. Наткнулась местом пониже спины на дверную ручку, ойкнула.
– У нас с вами не получится дружбы, синьорина Розатти.
– Вы всегда отталкиваете людей, которые приходят к вам с открытым сердцем?
– Только когда из раскрытых сердец тянет сквозняком.
Глаза Франчески гневно сверкнули. Вот это уже больше похоже на правду.
– Что ж, дело ваше! – задрав свой узкий подбородок, заявила она. – Надеюсь, в вашем сердце хватит любви к людям, вырастившим Анри, чтобы не показывать своей неприязни в их присутствии. Я это смогу пережить, а вот им будет неприятно, потому что для них я как дочь.
О, я ошибалась: она мало напоминала Евгению. Та изначально вела себя так, словно я недостойна целовать землю у ее ног, а синьорина Розатти предпочитала изображать добродетель. В данном случае – оскорбленную до глубины прозрачной, как родниковые воды, души. Хотя при этом на удивление тонко умудрялась вплетать в сладкие речи ядовитые ниточки.
Впрочем, я давно уже считала наш милый разговор исчерпанным.
– Благодарю, что заглянули, синьорина Розатти. А теперь будьте так любезны. Мне нужно заниматься с дочерью.