– Цветочная лавка Розарио лучшая в Лации, – махнул рукой Энцо.
Интересно, они все тут друг друга знают?
– Ох, он же выкупил весь второй этаж… жильцы сейчас съезжают, а после ремонта там будет магазин живых цветов.
– Что насчет брата синьорины Адрианы? – невинно поинтересовалась я. – Он, наверное, частенько наведывается в лавку, чтобы… помочь семейному делу.
Франческа наградила меня злым взглядом, я ответила милой улыбкой.
Ну не только же ей играть нечестно.
– Анри, ты будешь в этом году отмечать рожденье? – синьорина Розатти дотянулась до творожного рогалика и как бы невзначай облизнула губы. – Так давно мы в последний раз собирались все вместе…
При этом она наклонила голову так, что один из локонов скользнул ей аккурат в декольте.
Ах, так?
– У нас разница в несколько дней, – я опередила мужа, ласково погладила его по плечу. – Будем отмечать вместе. Дома. С семьей.
На последнем слове я сделала ударение.
– А мне на рожденье Франческа подарила настоящий кукольный дом! Только его надо забрать из магазина. И торт испекла! Во-от такой!
Звенящий радостью голос Софи заставили меня вздрогнуть и замереть. Я смотрела на разведенные руки, изображающие величину торта и даже не моргала. Муж медленно повернулся ко мне. Под его взглядом захотелось провалиться на месте. Точно так же, как под недоумевающими взглядами супругов Фьоренчелли. Хотя дело было вовсе не в них, по коже пробежал озноб.
– Солнышко, мы же договаривались, что это будет наша маленькая тайна, – негромко прошептала Франческа. – Пока я не переговорю с твоим отцом.
– Ой.
Дочь покраснела, Франческа же выглядела смущенной. Хотя в глазах ее мелькнуло злое удовлетворение.
А я вдруг с ужасом поняла, что вчера у Софи и правда был день рождения. О котором мы с Анри просто забыли.
31
Пока мы плыли и шли домой, меня мучила только одна мысль – почему я сразу не выкинула Франческу через окно прямо в воду, или хотя бы не спустила с лестницы, как того журналиста. Пожалуй, это серьезно осложнило бы отношения с супругами Фьоренчелли, но оно того стоило. Стоило, чтобы раз и навсегда вышвырнуть эту дрянь из нашей жизни. Сейчас же я могла только швырнуть брошь через всю спальню, что и сделала.
В доме царила страшная тишина. И так хотелось на миг представить, что ничего не было. Ни этого ужасного скандала, когда Лорена высказала нам, что мы завели ребенка, а не собаку. Ни смазливой физиономии Франчески и ее причитаний: ах, я так сожалею!
Но оно было, и оно кипело во мне. Бурлило все это время, что выслушивала претензии Лорены, нытье этой дряни и ловила сочувственные взгляды Энцо и напуганные – притихшей Софи. До сих пор в ушах звучал жесткий голос Анри, который говорил, что со своей семьей способен разобраться сам и возмущенное: «Как можно про рожденье дочери забыть?» Даже синьору Фьоренчелли не удалось утихомирить жену, продолжалось это до той минуты, пока Софи не выбежала в центр комнаты и не закричала: «Хватит!» Лицо ее было залито слезами, и я, до этой минуты хранившая ледяное молчание, подхватила дочь под руку и увела. На этом мы распрощались. Причем я с явным намерением больше никогда в их дом не возвращаться.
Хлопнула дверь. Анри поднял брошь и шагнул ко мне – он как раз вернулся из ванной.
– Я не хочу больше видеть эту дрянь, – прошипела я. – Никогда. Никогда больше рядом с нашей дочерью. Если увижу ее еще раз рядом с Софи – мало ей не покажется. Так ей и передай.
Всю дорогу Софи молчала, а едва мы переступили порог, убежала к себе. Когда мы попытались войти и поговорить, накрылась одеялом с головой и закричала, чтобы ее оставили в покое.
– Тереза, хватит.
– Хватит? – Я рванула ворот платья так, что одна пуговичка отлетела. – Неужели ты не видишь, что она делает? Вместо того, чтобы сразу сказать Лорене и Энцо, она потащила ее к себе домой. Устроила праздник со своими родителями так, чтобы никто не узнал. А потом спровоцировала этот скандал. Думаешь, про твое рожденье она просто так заговорила?
– Неужели? – холодно спросил муж. – Как по мне, так она как раз пыталась этого скандала избежать. Зная, как Лорена относится к детям.
– Неужели? – в тон ему передразнила я, продолжая расстегивать платье. – Тогда почему она не поговорила с ней и не объяснила все помягче, а устроила этот спектакль?
– Она хотела поговорить со мной. С глазу на глаз.
– О, не сомневаюсь!
Франческа и впрямь уверяла, что хотела поговорить с Анри наедине, но я не верила ни малейшему ее слову. Кроме, пожалуй, желания остаться с ним вдвоем. Она же прет как зомби, у которого подстрелили создателя. Я выпуталась из платья, только чудом не споткнувшись, перекинула его через спинку стула.
– Опомнись! Это мы забыли про день рождения Софи.
Анри мягко обнял меня за плечи, но я вырвалась и отступила.
– С меня хватит. Хватит, Анри! Это ты тешил свою девицу надеждами на долгую счастливую жизнь. Так объясни ей уже, что ей ничего не светит. Или это сделать мне?
– Тереза, при чем здесь вообще Франческа? Это мы забыли про свою дочь.
Он был прав. Он был прав настолько, что и представить страшно. Именно это заставляло меня злиться. И чем больше я об этом думала, тем больше злилась – на себя, на него, на весь мир. Пусть даже для Софи это не значило ровным счетом ничего: в семьях бродячих нонаэрян, где по целому выводку детей, не принято справлять рожденье. Не говоря уже о Равьенн, где даже Праздник зимы обходили стороной. Но для меня это было важно, так важно, что чувство вины душило изнутри ледяными руками. Ведь я хотела сделать ее жизнь другой! Наполнить теплом, любовью и вниманием. От осознания собственного бессилия хотелось переколотить всю посуду в доме, хотя ее было не так уж много. Но я ничего, ровным счетом ничего не могла с этим поделать! Не могла ничего изменить.
Конечно, в последнее время голова у меня была забита совсем другим, но это не оправдание.
Осознание захлестнуло, как ураган во время грозы. Теперь, когда я разрешила себе об этом думать. Опустившись на край кровати, обхватила себя руками и уставилась в зеркало. Оттуда на меня смотрела женщина с диковатым взглядом потемневших глаз, тьма потекла к ладоням, и я сжала кулаки.
– Знаю.
Это все, на что меня хватило.
Анри подошел и сел рядом, мягко привлек к себе, но тело казалось деревянным. Я никак не могла расслабиться даже в его руках.
– Тереза, все поправимо.
– Нет, – сказала я. – Ты не понимаешь.
– Ну разумеется.
– Разумеется! И перестань разговаривать со мной, как будто я слабоумная. Я… я так хочу быть хорошей матерью, но забываю о дне рождения ребенка.
– Нас немного отвлекло известие про Эльгера, не находишь?
– Это не оправдание.
Я так и не положила голову ему на плечо, застыла в руках мужа подобно статуе.
– Тебе стоит научиться прощать, Тереза. В первую очередь себя. То, что случилось – наша ошибка. Наша общая, но это не конец света.
– Она не сказала нам.
– Что?
– Она не сказала нам, хотя знала, насколько мы уезжаем. Даже не напомнила, – глухо произнесла я.
– Потому что для нее это не так важно, как для нас с тобой. Она выросла совсем в другом мире.
– Но она сказала Франческе.
Анри вздохнул.
– Тереза, Франческа для нее как подружка, которой можно доверить все тайны. Неужели ты не понимаешь? Она привыкла быть среди детей…
– У Софи не было друзей в Равьенн.
– Вот именно! Но то, что у нее не было друзей, не значит, что ей этого не хотелось. Вспомни, как вы познакомились. Вспомни себя, в конце концов! Ты хотела объездить весь мир, но заперла себя в Мортенхэйме. Мы выдернули ее из привычного окружения и увезли демоны знает куда. Как только у нее появилась гувернантка, нам снова пришлось переезжать. А она только-только успела подружиться с Мэри и Жеромом, с Мариссой.
Я все-таки высвободилась из его рук, и Анри принялся расшнуровывать корсет.
– Я понимаю, как тебе тяжело, – негромко произнес муж. – Этот переезд… и все остальное.
О да. Если бы Винсент увидел, в каких условиях я живу – без камеристки, сама хожу на рынок за продуктами, он от стыда бы сгорел. И честно говоря, не уверена, что стала бы его за это винить. А я сама в кого превратилась? Сестра герцога, которая живет непонятно где, меняет дома как бродяжка и вынуждена выслушивать всякое непонятно от кого! Да будь они хоть трижды родителями Анри, я им этого прощать не намерена.
– Но давай не будем срываться на людях, которые не имеют никакого отношения к нашим проблемам.
Не имеют? Это он сейчас о Франческе, что ли?
Рванулась с такой силой, что шнур от корсета вжикнул и наполовину выскользнул из петель.
– Не желаю больше ничего слышать о ней! – процедила я. – Она взрослая женщина, и не могла не понимать, что делает. Сунется к нам в дом – вылетит из него в одних панталонах.
Поскольку корсет меня больше не держал, вывернулась из него через голову, отбросила на кровать. Стянула нижние юбки, швырнула на стул. Накинула халат и вышла из комнаты. Внутри все переворачивалось от ярости, руки леденели, и тьма трепетала на кончиках пальцев. Только этого мне еще не хватало – утратить контроль и оставить от дома один остов. Хорошо, если остов останется. Куда потом переезжать будем? На Лагуанские острова?
То, что мне удалось вычитать в Тритте, в той самой книге, которую я все-таки дождалась, внушало мало надежды – под воздействием маленького хэандаме магия могла прорываться, когда я не выспалась, волнуюсь или переутомляюсь. Женщина, повелевающая огнем, сожгла свой дом, потому что магия вырвалась из нее во сне. Муж успел спасти ее и себя только чудом. Мне же совершенно не хотелось в один прекрасный день спровоцировать золотую мглу Анри, оказавшись рядом с ним и плеснув через себя тьмой.
Так что пусть Франческа держится подальше.
От меня, мужа, от нашей дочери и нашего дома. Целее будет.
Потому что, Всевидящий знает, я уже готова наглядно объяснить, насколько ей здесь не рады.