– Мы обязательно должны пойти, – заметила негромко. – Очень хочу посмотреть, что такого придумали лацианские правители.
Анри наигранно-тяжко вздохнул.
– Ну что ж с вами делать… значит, пойдем. Но правило про хорошо себя вести никто не отменял.
– Ур-ра! – дочь подскочила и захлопала в ладоши.
А мы тем временем незаметно прошли еще несколько свободных лодок. Из-за тени сдвигающихся домов вода здесь была темнее по краям, зато с лентой солнца посередине. И лента эта сияла так, что глаза слепило. В отражении застыли фасады и прижавшиеся к камням лодки, в одной из таких дремал мужчина: укрывшись пледом, положив на лицо шляпу с широкими краями.
Мы бодрым шагом прошагали еще несколько кварталов. Анри рассказывал историю, как в один год на улицах Лации появился огненный великан в маске, здорово перепугавший нескольких впечатлительных горожанок. Зато дети за ним бегали гурьбой, да и влюбленные парочки тоже. Кто-то пустил слух, что дотронуться до его башмака и не обжечься – значит, быть счастливыми в любви всю жизнь. А ближе к ночи он вышел прямо на воду и взмыл в небо, рассыпавшись тысячами огненных искр.
Говорил муж и про звездный дождь, и про то, как над каждым домом распускались цветы, символ наступающей весны. Софи слушала его, раскрыв рот. Замолчал, только когда мы вышли к центральному каналу.
– Ну что, дальше тоже пешком?
Если честно, сейчас я хотела только одного: где-нибудь сесть. Находилась так, что мало не покажется. По моему лицу Анри все понял правильно, поэтому повернулся к дочери:
– Софи?
Она смущенно уставилась себе под ноги.
– Я немного устала.
– Ты и устала? Не верю.
– Ну… совсем чуть-чуть, – дочь покосилась на коробки в его руках. – И пирожных хочется.
– Значит, домой?
Софи кивнула. А потом вскинула руку и крикнула:
– Лодка! Вон там!
На центральном канале сесть было в разы сложнее, но кажется, нам повезло.
– Спасибо, – негромко прошептала я, когда дочь убежала вперед. – Осторожно!
Наклонившись ко мне, муж чуть не зажал между нами коробку со вкусностями. Проследил мой взгляд, рассмеялся, но все-таки поцеловал меня в щеку.
34
Задачка с призраком сдвинулась с мертвой точки. По крайней мере, теперь я видела, где допустила просчет, и создание заклинания пошло быстрее. За несколько дней я почти разложила плетение до конца, теперь оставалось только подумать над завершающей частью, то есть привязкой к себе. Вспоминая о том, чем чревата неправильная привязка куклы, этой части я решила уделить побольше времени и подумать над ней на свежую голову. Спустя несколько дней, чтобы если что, углядеть все ошибки.
Тьма вела себя неплохо: каждую минуту я напоминала себе о том, что во мне ребенок Анри, и это срабатывало. Стоило немного закружиться голове или похолодеть пальцам, я тут же ставила блок. Доработала найденные в Фонде заклинания под себя и спать ложилась, не опасаясь, что проснусь от прорывающейся тьмы. На ночь алаэрнит прятала под матрац, а утром, когда оставалась одна, быстренько надевала под платье. Пока что не возвращался и жар, который так напугал мужа перед отъездом, из чего я сделала вывод, что все не так уж и страшно. Разве что в холодный пот бросало, да сердце иногда принималось частить. А еще во мне проснулся просто волчий аппетит.
Чтобы не возбуждать подозрений, ела я мало. Ну, или старалась. Когда Селеста уходила за покупками, бежала на кухню и жевала все, что находилось на полках, пока никто не видит. Особенно меня тянуло на сладкое – на сахарную глазурь или пирожки.
Письмо матушке я написала сразу, и в свободное время занималась отчетами по Равьенн. А времени стало много: несмотря на краткую оттепель в тот вечер, Софи продолжала меня сторониться. Она готовилась к занятиям вдвое усерднее прежнего, даже перестала отвлекаться на то, что творится за окном. Но в остальном словно отдалялась, с каждым днем все больше. Нет, дочь не дерзила и не заявляла, что не хочет со мной разговаривать, но вела себя подчеркнуто вежливо.
Как с чужой.
Если раньше она дождаться не могла, чтобы выйти со мной на прогулку, теперь вообще не рвалась из дома. На улице расцветала природа: заморозки отступили, и теперь кратковременные дождики сменяло уже начинающее пригревать солнце, но Софи охотнее просиживала над книгами по маэлонскому. Даже над учебниками по ненавистной арифметике. Или у себя в комнате, рядом с кукольным домом, который ей подарила Франческа. На мое предложение поиграть вместе она всегда отвечала согласием, но наши игры затухали довольно быстро. То ли я была не сильна в куклах, то ли обида дочери пустила корни слишком глубоко в ее сердце. Конечно, прошло не так уж много времени – около недели, но с каждым днем это беспокоило меня все больше. Потому что в свое время я точно так же вела себя с отцом.
Последней каплей стал миг, когда я слишком резко потянулась, чтобы закрыть чернильницу, а дочь вздрогнула и отпрянула. Бросила на меня быстрый взгляд и снова уткнулась в тетрадь для чистописания, принялась старательно выводить слова – почерк у нее становился все лучше и лучше.
– Софи, – негромко позвала я.
Но дочь старательно скрипела пером.
– Софи!
– Да, Тереза, – не прекращая писать.
– Прервись, пожалуйста. – Все-таки поймала ее руку и накрыла ладонью. – Я хочу с тобой поговорить.
– Да, конечно. – Она подчеркнуто аккуратно, как я ее учила, промокнула перо и отложила на специальную подставку.
– Ты боишься меня?
– Вовсе нет.
Сказала уверенно, но опустила глаза.
– Мне кажется, я попросила прощения за то, что случилось. Это была случайность. Я не хотела портить твои карты, и тем более не хотела обидеть тебя.
– Хорошо.
Хорошо?
Я вздохнула.
– Софи, пожалуйста, давай поговорим нормально.
– Но мы же сейчас говорим, разве нет?
– Нет! – Невольно повысила голос, но тут же взяла себя в руки. – Ты все еще злишься на меня?
– Нет.
– Тогда в чем дело?
Софи пожала плечами.
– Тебе не нравится, как я себя веду, Тереза?
– Ты ведешь себя замечательно, Софи. Но временами мне кажется, что тебе со мной… неприятно.
– Тебе кажется.
Еще мне кажется, что наш разговор зашел в тупик.
Понимая, что от дочери ничего не добьюсь, решила вернуться к урокам. Вечером поговорю с мужем – возможно, он что-нибудь посоветует. Ну, или мне самой в голову придет что-нибудь умное, потому что Анри последние несколько дней не вылезал из кабинета. Видимо, дел в Лавуа накопилось множество. Ни про Комитет, ни про Эльгера он со мной не заговаривал. А значит, пока все в порядке.
– Отпустишь меня завтра на рынок с Селестой? – как бы невзначай спросила Софи, когда мы закончили.
Завтра выходной, поэтому смысла возражать я не видела.
Разве что с большей радостью сама сходила бы с дочерью в парк. Весна пришла раньше календарной и понемногу вступала в свои права, на деревьях уже набухали почки, которые вот-вот раскроются. Интересно будет посмотреть на раннее цветение в Лации, все-таки я привыкла совсем к другому.
– Может быть, сходим с парк?
– Я бы с радостью, но… Обещала Селесте помочь кое-что выбрать.
– Что именно?
Софи сложила руки на груди, закрываясь.
– Это значит нет?
Ну вот, снова. Меньше всего мне хотелось, чтобы дочь снова замкнулась или стать для нее тюремщицей, вроде мадам Горинье.
– Разумеется, если ты обещала помочь, сходите вместе.
– Здорово!
Софи оживленно разложила учебники и тетради по стопкам, закрыла пенал и вскочила.
– Идем обедать?
Анри обложился бумагами со всех сторон, не подступишься. Вечером нам так и не удалось поговорить, он работал допоздна, даже уходил срочно отправить почту. Сегодня же я дождалась, пока Софи с Селестой уйдут, и сразу направилась к нему. Сосредоточенный и серьезный, он оторвался от документов, стоило мне войти. Поднялся и шагнул ко мне.
– Найдется минутка поговорить?
– Вообще-то я надеялся успеть все до обеда, а выходные посвятить своим девочкам.
– У тебя есть выходные?
Анри улыбнулся.
– Так о чем ты хотела поговорить?
– О нас с Софи. Мне кажется, что она начинает от меня отдаляться, а я ничего не могу с этим поделать.
Муж нахмурился.
– Она снова дерзила?
– В том-то и дело, что нет. Но уж лучше бы она дерзила, потому что сейчас я чувствую, что рядом со мной она становится какой-то другой. Такое ощущение, что она… терпит меня ради праздника.
Анри развернул мои руки ладонями вверх и поцеловал.
– Тебе не кажется, что ты преувеличиваешь? Чувствуешь себя виноватой, поэтому и придумываешь всякое?
Покачала головой.
– Не кажется. Анри, я помню, как она вела себя раньше. Сейчас мы будто чужие, и когда я пытаюсь с ней об этом поговорить, она делает вид, что все в порядке. Но только еще больше закрывается. Поэтому я пришла к тебе. Как мне ее вернуть? Как снова стать для нее родной?
– Ты и так для нее родная, – муж устроился на стуле и усадил меня к себе на колени. – Карты для нее были связью с миром, в котором она родилась. Сейчас, когда эта связь прервалась, она чувствует себя обиженной. Злится на тебя за то, что это случилось, злится на себя за то, что позволила этому случиться. Отсюда и такое поведение.
– Думаешь, ей просто нужно время?
– Разумеется, – муж перебирал мои волосы. – Нам просто нужно больше времени проводить вместе. Как ты смотришь на то, чтобы завтра снова побродить в парке?
– С удовольствием.
– Можно захватить мяч и поиграть.
Я улыбнулась.
– Надеюсь, Софи согласится.
– Не будет же она сидеть дома. Особенно в такую погоду.
Дни и впрямь стояли чудесные. Но было кое-что еще, что не давало мне покоя. Завтра воскресенье, а это значит, что мы идем к синьорам Фьоренчелли. Точнее, мы должны были идти к ним, как всегда, на обед. Но я не уверена, что готова пока видеть Лорену и спокойно сносить ее настроение, если та снова вспомнит про рожденье Софи.