– Не трогай!
В глаза, сквозь подозрительный блеск, вернулась непримиримая ярость. Та самая, с которой началось их знакомство, та самая, огонь которой так больно обжигал первое время в Вэлее. Но сейчас он не мог найти слов, чтобы его погасить.
– Тереза, ты носишь ребенка с неуправляемой силой. Ребенка, который объединит наши самые страшные стороны.
– Чудовище, ты хотел сказать, – губы ее на миг искривились. – Но это чудовище такое же, как ты. Я люблю тебя, но его я люблю не меньше.
– Наш ребенок, – Анри шагнул к ней, но она отпрянула. – Объединяет наши силы. Твою и мою. Ему будет очень тяжело, гораздо сложнее, чем нам.
Вот теперь она растерялась. На миг в глазах мелькнуло изумление, которое тут же сменилось отчаянным упрямым гневом.
– Я сделаю все, чтобы он был счастлив!
– Ты! А что насчет остальных? Объединенная антимагия и магия смерти способны вылиться в могущество невиданной силы. Мааджари опасались даже во времена армалов, не говоря уже о мире с угасающей магией. То, что произошло с Софи – это не твоя сила, Тереза. Это сила ребенка. Поэтому она будет прорываться неосознанно, невзирая на любые защитные заклинания. А из-за крови хэандаме, из-за моей крови, ты будешь слабеть.
– Я не избавлюсь от малыша! – Тереза сжала кулаки.
– Я никогда тебя об этом не попрошу.
Собиравшаяся биться до последнего, она только широко распахнула глаза. Анри протянул ей руку, но она не спешила ее принимать.
– Ты же говорил про зелье, – сдавленно пробормотала она.
– Я наговорил много всего. Порой глупых, порой ужасных вещей. Тереза, я сделаю все, чтобы наш ребенок родился здоровым, и чтобы ты была счастлива.
«Пусть даже пока не представляю, как».
Правда, до встречи с Джинхэем он не представлял, как справиться с пробуждающейся золотой мглой, чуть было не убившей его в самом начале пути.
Странное чувство, при всех свалившихся в последнее время неприятностях эта новость напоминала раннюю весну в Лации. И подобно начинающему пригревать солнцу, она сейчас согревала сердце, вымывая из него остатки льда. Но как сделать так, чтобы недоверчивое выражение в родных глазах сменилось родным же теплом?
– Прости меня, – просто сказал он. – Я был не готов. К появлению ребенка, известие о котором сделает тебя мишенью и поставит твою жизнь под угрозу. Но я искренне рад, что после всего ты решила мне довериться. И я рад тому, что уже через полгода наша семья станет больше. На одно маленькое чудо.
На сей раз она не успела отодвинуться, и он положил руки ей на живот, глядя в глаза.
– Я люблю тебя, Тереза. И его я тоже люблю. Или ее.
– Даже если с ней или с ним придется сложно?
– С тобой тоже нелегко.
Анри даже не стал уворачиваться, когда в него запустили цветком. Просто подался ближе и притянул ее к себе.
– И со мной тоже. Но пока что об этом не стоит знать никому.
– Матушка уже знает. Догадалась, – Тереза вздохнула и уткнулась лбом ему в подбородок. – Я поговорю с ней, она умеет молчать.
– В леди Илэйн я не сомневаюсь.
Анри заключил ее лицо в ладони. В темноте ее глаза казались черными, как сама ночь или тьма, которая давно стала ему такой же родной. С площади снова донесся оглушительны рев толпы, крики и рукоплескания. Со стороны канала доносился легкий плеск, и лунные блики покачивались на чернилах, расцвечивая их серебром. Удивительно, но все в этом мире теперь напоминало ему о жене или о ее силе.
– Вернемся? – спросил он. – А то пропустим все самое интересное. К тому же, Софи и леди Лавиния уже наверняка задаются вопросом, куда мы подевались.
Тереза кивнула, и они вместе направились к улочке. Перед самым выходом из арки она удержала его за руку.
– Анри… Софи обязательно должна об этом узнать до того, как станет слишком заметно. Но я не представляю, как сказать ей, ведь именно из-за моей лжи мы тогда поссорились, и…
Он заглянул ей в глаза, мягко поцеловал в губы. И негромко произнес:
– Хочешь, я сам с ней поговорю?
Тереза покачала головой.
– Нет. Я хочу, чтобы мы поговорили с ней вместе.
41
День отъезда матушки и Лави наступил неожиданно. Я настолько привыкла садиться с ними за стол, бродить по улочкам Лации или вместе коротать вечера в нашей небольшой, но уютной гостиной, что теперь уже смутно представляла, что когда-то было иначе. Благодаря сестре наш небольшой домик расцвел, стал еще более светлым и уютным. Рядом с леди Илэйн я заново обрела любовь матери и все-таки решилась на признание мужу. Поэтому сейчас чувствовала себя самой счастливой женщиной на свете.
– Прощания мне всегда удавались неважно, – матушка обняла меня за плечи, а после царственно отстранилась. Глаза ее блестели.
Подозреваю, что и мои тоже: я даже не знала, когда мы увидимся снова.
Сейчас мы остались в гостиной одни – Анри увел Лави и Софи на улицу, где вещи уже грузили в лодки. Я настаивала на том, чтобы поехать вместе с ними, проводить их хотя бы до железнодорожной станции – плыть по морю матушка решительно отказалась, она же и воспротивилась столь долгим проводам. Сказала, что мне сейчас нужно больше отдыхать, а не кататься по воде, особенно когда я неожиданно зеленею посреди бела дня. После долгих споров, в которых предатель Анри неожиданно поддержал именно леди Илэйн, было решено, что мы с Софи останемся дома. Поэтому сейчас я на него все еще злилась. Поэтому в ответ на слова матери:
– У вас потрясающий муж, моя дорогая, – только буркнула нечто маловразумительное.
После того, как я рассказала ему о ребенке, с меня просто пылинки сдували. С такой осторожностью, словно я была статуэткой из лацианского стекла. Просыпалась я неизменно в коконе из мужа. Даже несмотря на то, что алаэрнит больше не прятала, Анри всегда старался быть рядом со мной и не отлучаться надолго.
Мы вместе поговорили с дочерью. Точнее, говорил преимущественно Анри, и слушая его, я даже представить себе не могла: это тот самый мужчина, который уверял меня, что не хочет детей? Он рассказал все, без утайки – и о том, что произошло между нами в Тритте, и о том, почему я молчала. Как и ожидалось, новость Софи восприняла настороженно, но после мягких доверительных слов мужа немного расслабилась. Хотя и не удержалась от обиженного:
– Вечно у вас взрослых какие-то глупые сложности.
– У нас, взрослых, тоже есть свои страхи.
Я как сейчас помнила его лицо в тот момент: серьезное, и в то же время удивительно светлое и счастливое.
– Правда? – удивилась Софи. – А чего боишься ты?
– Потерять вас. Тебя и Терезу. Не оправдать вашего доверия. Не суметь защитить.
– Защитить от кого?
Анри молчал долго. А потом коснулся щечки Софи пальцами.
– От любого, кто захочет причинить вам зло.
Вспоминая этот разговор, я была искренне ему благодарна. У меня так никогда не получалось – так искренне, так спокойно, и в то же время уверенно. Теперь мы ждали наше чудо втроем, и между нами больше не осталось никаких тайн. Мы даже «сходили к целителю», чтобы успокоить матушку. На деле просто два часа бродили по городу, и муж обещал, что в самое скорое время покажет меня человеку, которому доверяет как себе самому.
Но простить Анри того, что он лишил меня нескольких лишних часов с родными, я не могла.
По крайней мере, сейчас. Сразу.
– Вы на него в обиде? – матушка заглянула мне в глаза.
– Да, – честно призналась я. – Мы с вами теперь нескоро увидимся, а он…
– Граф все делает правильно. Незачем вам лишний раз трястись в лодке.
– Но я же не древность какая! – вспылила я. – Ничего мне не станется.
– Вам нужно поберечь силы, моя дорогая. Не только ради себя, но и ради того, кто скоро появится на свет. Вы же знаете, что вашему ребенку тоже понадобится много сил. В том числе и ваша.
Силы… да, нашему ребенку нелегко придется в первый год жизни. Обрушившееся на такого малыша могущество способно его погубить. Чтобы защитить наше крохотное чудо, нам с Анри придется приложить все силы, осторожно забирая магию ребенка – на время, и не позволяя золотой мгле обрушиться на него, пока он еще не окреп. Учитывая то, что я сама после родов могу стать очень слабым некромагом, или вовсе лишиться магии, себя поберечь действительно не помешает. Так что, наверное, во всем этом есть определенный резон.
– Тереза, он же готов ради вас на все, – матушка сжала мои руки. – Знаете, я ведь ехала сюда, чтобы забрать вас… и, возможно, вашу воспитанницу.
От неожиданности широко распахнула глаза. Но кажется, теперь начинала понимать: Винсент, который так настроен против Анри, с легкостью отпустил матушку и Лави в столь долгое и, будем честны, сомнительное путешествие. Не просто отпустил – отпустил быстро, без малейших проволочек. Возможно, даже сам их надоумил.
– Он вас отправил? – спросила глухо.
– Да.
Я попыталась отнять руки, но матушка не позволила. Голос ее звучал необычайно мягко.
– Я приехала в Лацию не из-за слов Винсента, а потому что скучала по вам. Волновалась за вас и вашу судьбу. Приехала с твердым намерением сделать все, чтобы забрать вас от мужа. И когда увидела этот дом, всю эту более чем странную обстановку, желание мое только окрепло. Но потом я узнала, что вы носите в себе дитя… и увидела, как вы любите друг друга. Никогда бы не думала, что скажу это, моя дорогая, но вся эта мишура, – она обвела взглядом гостиную. – Все это внешнее, наносное и настолько временное, что глупо было бы пытаться разлучить вас. Ваш муж… я еще не встречала такого мужчину, и как ни грустно мне это признавать, мой сын никогда таким не был. Винсент тоже о нас заботится, как умеет. Но он никогда не пойдет против собственных желаний и принципов. Все принципы Анри Феро сосредоточены на любви к вам. И знаете, сейчас я с уверенностью могу сказать, что величайшая сила мужчины – это любовь к своей женщине.
Матушка замолчала, мягко перебирая мои пальцы. Погладила спящий алаэрнит, обвела ободок кольца.